Голубой Лабиринт
Шрифт:
Он почувствовал увеличивающуюся усталость.
Юноша поднял взгляд от своей работы. На мгновение, на его лице было выражение непонимания. Затем он расплылся в улыбке: «Отец!» - Воскликнул он, вскочив со стула, - «Какой сюрприз!»
Пендергаст позволил себе обнять сына в ответ. За этим последовало неловкое молчание.
– Когда я смогу выбраться из этого места? – спросил, наконец, Тристрам.
– Я ненавижу его!
– Он говорил на странном, формальном, академическом английском, с немецким акцентом, смягченным оттенком португальского.
– Боюсь, пока нет, Тристрам.
Юноша нахмурился и поиграл с кольцом на среднем пальце левой руки — золотым кольцом с красивым сапфиром.
– С тобой хорошо обращаются здесь?
– Достаточно хорошо. Еда отличная. Я гуляю каждый день. Но они все время наблюдают за мной. У меня нет друзей и мне тут скучно. Мне больше нравилось в школе Мер-Эглиз. Я смогу вернуться туда, отец?
– В ближайшее время.
– Пендергаст помолчал, - После того, как я позабочусь кое о чем.
– О чем?
– Тебе не нужно беспокоиться об этом. Послушай, Тристрам, мне нужно спросить тебя. С тобой не случалось ничего необычного с нашей последней встречи?
– Необычного? – эхом отозвался Тристрам.
– Того, чего обычно не случается. Может, ты получал письма? Или звонки? Или неожиданные визиты?
Взгляд Тристрама стал пустым. Он мгновение колебался, затем, молча, качнул головой: «Нет.»
Пендергаст внимательно посмотрел на него.
– Ты лжешь!
Тристрам не ответил, уставившись в пол.
Пендергаст сделал глубокий вдох.
– Я не знаю, как сказать тебе это. Твой брат умер.
Тристрам вздрогнул: «Альбан? Малыш?»
Пендергаст кивнул.
– Как?
– Его убили.
В комнате наступила тишина. Тристрам был шокирован, опять уставился в пол. Слезинка скатилась по его щеке.
– Тебе грустно? – спросил Пендергаст. – После того, как он относился к тебе?
Тристрам покачал головой: «Он был моим братом».
Это сильно подействовало на Пендергаста. Он был и моим сыном. Он задавался вопросом, почему он не сильно печалился из-за смерти Альбана, почему у него не было жалости.
Тристрам смотрел на него темно-серыми глазами: «Кто это сделал?»
– Я не знаю. Я пытаюсь выяснить.
– Это должно было быть сложно… убить его.
Пендергаст не ответил. Он чувствовал себя неловко из-за пристального взгляда Тристрама. Он не знал, как быть отцом этого мальчика.
– Ты болен, отец?
– Всего лишь оправляюсь от приступа малярии, подхваченной в одной недавней поездке, не более того. – ответил он поспешно.
Опять наступила тишина. Тристрам, который крутился вокруг своего отца во время этой беседы, вернулся за свой стол. Казалось, что в нем идет внутренняя борьба. Наконец, его взгляд вернулся к Пендергасту:
– Да. Я соврал. Я должен кое-что сказать тебе. Я обещал ему, но раз он умер… думаю, тебе надо знать.
Пендергаст молчал.
– Альбан приходил ко мне, отец.
– Когда?
– Несколько недель назад. Я был в Мер-Эглиз. Гулял в предгорьях. Он был там, впереди, на тропе. Он сказал, что ждал меня.
– Продолжай. – сказал Пендергаст.
– Он выглядел по-другому.
– В каком смысле?
– Он стал старше. Худее. Выглядел грустным. И то, как он говорил со мной, было по-другому. Не было,… не было… - он развел руками, не зная, какое слово использовать, - «vetachtung».
– Презрения, - сказал Пендергаст.
– Точно. В его голосе не было презрения.
– О чем вы говорили?
– Он говорил, что собирается в США.
– Он сказал, зачем?
– Да. Он сказал, что собирался... вернуть все. Исправить какое-то страшное действие, которое сам и запустил.
– Он так и сказал?
– Да. Я не понимаю. Вернуть все? Кому? Я спросил, что он имел в виду, но он отказался объяснить.
– Что еще он сказал?
– Он попросил пообещать не рассказывать тебе о его визите.
– И все?
Тристрам помолчал.
– Было еще кое-что.
– Что?
– Он сказал, что пришел просить у меня прощения.
– Прощения? – повторил Пендергаст, чрезвычайно удивившись.
– Да.
– И что ты ответил?
– Я простил его.
Пендергаст поднялся на ноги. С нарастающим отчаянием, он понял, что спутанность сознания и боль возвращаются.
– Как он просил прощения? – спросил он резко.
– Он плакал. Он чуть с ума не сошел от горя.
Пендергаст покачал головой. Было ли это настоящее раскаяние, или какая-то жестокая игра, в которую Альбан решил поиграть со своим братом-близнецом?
– «Тристрам», - сказал он. – «Я отправил тебя сюда для твоей же безопасности, после того, как твоего брата убили. Я пытаюсь найти убийцу. Ты должен остаться здесь, пока я не решу это дело и не… позабочусь кое о чем. Когда это произойдет, я надеюсь, что ты не захочешь вернуться в Мер-Эглиз. Я надеюсь, что ты захочешь вернуться в Нью-Йорк и жить с…», - он замялся, - «С семьей».
Глаза молодого человека расширились, но он молчал.
– Со мной по-прежнему можно будет связаться либо напрямую, либо через Констанс. Если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, напиши и дай мне знать. – Он подошел к Тристраму, легонько поцеловал его в лоб и затем повернулся, чтобы уйти.
– Отец?
– сказал Тристрам.
Пендергаст оглянулся.
– Я знаю достаточно о малярии. Там, в Бразилии, многие Schwдchlinge умерли от нее. У тебя не малярия.
– Что у меня, это только мое дело, – ответил он резко.
– А разве это и не мое дело тоже, раз я твой сын?
Пендергаст помедлил.
– Извини. Я не хотел так говорить. Я делаю, что могу, со своей… болезнью. Прощай, Тристрам. Надеюсь, скоро увидимся.
С этими словами он поспешно вышел из комнаты. Медсестры, ожидавшие снаружи, снова заперли дверь и проводили его обратно по коридору.
Глава 44
Тэрри Гэблер занял свое место на открытой террасе кафе Ремуар и со вздохом раскрыл газету «Ле Курье». Потребовалось меньше минуты, чтобы официантка принесла его обычный заказ – бокал «Pflumli», тарелочку холодного вяленого мяса и несколько ломтиков черного хлеба.