Голубой велосипед
Шрифт:
– А вот я считаться с этим не буду. Я не из тех старцев, о которых вы говорите.
– Вы, может быть, и нет. Но где те бравые молодые люди, которые должны были бы вас защитить? Я видел, как они расталкивали перепуганных штатских, бросая винтовки, чтобы легче было спастись. Расплывшиеся, с животиками, преждевременно облысевшие, они думали только об оплачиваемых отпусках, о страховке и пенсии.
– Замолчите. А что сделали вы сами? Где ваш мундир? Ваша винтовка?
– О, я, дорогая, как и все личности вроде меня, испытываю отвращение к оружию, – промурлыкал Рафаэль. – Мы, гомосексуалисты,
– Вы отвратительны!
– Ну, нет, самое большее, я реалист. Поскольку цвет французской молодежи либо находится в плену, либо истреблен, мне приходится приспосабливаться к немцам. Мой дорогой друг, поверьте мне, вам бы следовало поступать подобным же образом. Иначе окажетесь старухой еще до конца войны. "Живи, лови мгновенья, и розы бытия спеши срывать весной…"*
– Оставьте Ронсара в покое. Лучше расскажите о вашей работе.
– Как она любопытна! Вижу, вам хотелось бы больше услышать о том доминиканце. Это тайна, моя дорогая красавица, и она не для ваших миленьких ушек. Посмотрите-ка на эту клубничную шарлотку! Неужели у вас не текут слюнки? А эти профитроли? Право, мне станет от них плохо. Смотрите-ка! Привет, дорогой друг.
– Привет, Маль. Вы в очаровательном обществе. Послушайте, представьте меня.
– Где моя голова? Простите! Леа, представляю вам своего друга Ришара Шапона, главного редактора и директора "Маленькой Жиронды". Ришар, мадемуазель Дельмас.
– Здравствуйте, мадемуазель. Очарован встречей с вами, даже в такой скверной компании, – подмигнул он. – Не стесняйтесь, если я вам понадоблюсь, заглянуть ко мне. Был бы счастлив вам услужить.
– Спасибо, месье.
– До скорого, Маль.
– До скорого.
Молча закончили они обед. Постепенно зал опустел. Леа не привыкла так много пить, и у нее слегка кружилась голова.
– Давайте немного пройдемся.
На них обрушился тяжкий зной.
– Леа, когда я вас снова увижу?
– Не знаю. Вы в Париже, я здесь. Вы выглядите довольным, счастливым, я – нет.
– К чему мне вас обманывать, моя малышка? У меня бывают радости, но полного счастья я не знаю.
Строка из сонета Пьера де Ронсара (1524 – 1585) "Когда, старушкою, ты будешь прясть одна” (Перевод В. Левика).
Меня никогда не оставляет смутная и глубокая острая боль. В двадцать лет мне хотелось написать великолепную книгу; теперь я бы удовлетворился просто хорошей. Ибо эту книгу, Леа, я ношу в душе. Единственный труд, который я люблю, это труд писательский. И именно им мне никак не удается заняться. Меня все отвлекает и привлекает; я разбрасываюсь. Во мне жива жажда будущей славы, но нет "повседневного" честолюбия. Мне все быстро надоедает. Я люблю всех и никого, дождь и хорошую погоду, город и деревню. В глубине души меня гложет тоска по добру, чести и законам, о которых я никогда не заботился. Хотя меня бесит моя скверная репутация, я ей тешу свое тщеславие. Если мне что-то и вредит, так это то, что я не абсолютно порочен, а бываю великодушен до безобразия, впрочем, чаще из трусости, что я никогда не притворяюсь
Последняя фраза рассмешила Леа.
– Убеждена, вы станете великим писателем.
– Что за важность! Посмотрим, может, меня и будут читать после моей смерти… Но я говорю только о себе, а мне интересны вы. Приезжайте в Париж, не оставайтесь здесь.
– Отец нуждается во мне.
– Как это здорово! – насмешливо проговорил он. – И какая вы замечательная дочь! Прекрасен этот дух семьи. Кстати о семье, вам бы надо сказать своему дядюшке-доминиканцу, что ему следует быть осторожнее. В своей статье я не буду излагать того, что обнаружил. Но другие вполне способны это сделать.
Они шли под руку. Леа остановилась и подняла на него сверкающие глаза.
– Спасибо, Рафаэль.
– Да за что? Я вам ничего не говорил. Вот там мы расстанемся, – произнес он, показывая на церковь Сент-Элали. – Если вы верующая, поставьте за меня свечу. До свидания, моя прекрасная подруга, не забывайте меня. А понадобится меня найти, пишите на книжный магазин Галлимара на бульваре Распай. Мне передадут.
Он поцеловал Леа с волнением, которого не пытался скрыть.
– Улица Сен-Женес совсем рядом.
В последний раз махнув рукой, Рафаэль удалился.
Леа зашла в церковь. После уличного зноя прохлада заставила ее зябко передернуть плечами. Бросив несколько монет в кружку для пожертвований, она машинально взяла свечу и зажгла ее. Со свечой в руке она направилась к статуе Святой Терезы от Младенца Иисуса, которую ее мать особенно почитала. Мама… она села перед алтарем и дала волю слезам… "Улица Сен-Женес совсем рядом"… Почему он это сказал? Что было особенного в названии этой улицы? Это название что-то ей напоминало, но что именно? Досадно, но она не в силах припомнить. По проходу прошли священник и монах. Дядя Адриан!… Улица Сен-Женес… ведь это адрес дяди Адриана, а точнее, монастыря Ордена доминиканцев. Теперь она понимала, почему Рафаэль проводил ее сюда. Требовалось предупредить дядю. И срочно.
В такую жару улица Сен-Женес была безлюдна. Дверь монастыря открылась сразу же.
– Чем могу быть вам полезен, мое дитя? – спросил очень старый монах.
– Я хотела бы поговорить со своим дядей, отцом Адрианом Дельмасом. Меня зовут Леа Дельмас.
– Отца Адриана нет уже несколько дней.
– Что случилось, брат Жорж? – спросил, входя в приемную, рослый монах с суровым лицом, выражение которого чуть смягчали пышные седые волосы.
– Мадемуазель Дельмас просит о встрече с отцом Адрианом.
– Здравствуйте, мое дитя. Вы, конечно, одна из дочерей Пьера Дельмаса? Я хорошо был знаком с вашей матушкой. Замечательная женщина. Господь даст вам силы перенести ваше горе!
– Спасибо, мой отец.
– Вашего дяди сейчас здесь нет, – сухо продолжал он. – Вы хотели сообщить ему что-то важное?
– Он должен…
Сама не зная почему, Леа остановилась.
– Он должен… что?
Почему не осмелилась Леа сообщить ему о цели своего прихода? Ее охватило необъяснимое недоверие.