Голубя тебе на грудь
Шрифт:
– Слушай, - решил договориться Айрел.
– Ты не представляешь, как мне сложно не думать о том, что в меня запихали мертвого человека. Непросто постоянно гнать эту мысль и убеждать себя, что окимма - это что-то совершенно нормальное, просто оружие, типа меча или какой-нибудь там сабли! Поэтому, пожалуйста...
– Не мертвого.
Бард замолчал на полуслове. Медленно побледнел. Облокотившись о колено, уткнулся лбом в ладонь - голова вдруг потяжелела, стало немного дурно.
– Хочешь сказать...
– пробормотал он.
– Что она сейчас всё чувствует и понимает?..
– Я хочу сказать, что она не умирала.
– Так чувствует?!
– рыкнул Айрел, зажмуриваясь.
– Этого никто не знает, - Кеане поймал попытавшегося сбежать
– Еще никому не удавалось войти в контакт с окиммой. Принято считать, что они не разумны. Так что можешь с чистой совестью и дальше убеждать себя, что имеешь дело с обычным мечом или сабелькой.
Бард немного об этом подумал. Решил, что для сохранения душевного спокойствия, стоило воспользоваться советом. Сменил тему разговора.
– А король не боится, что кто-нибудь из вас позарится на него? Вот уж добыча, так добыча была бы.
– Не боится, - Кеане с нескрываемым неодобрением наблюдал за тем, как собеседник, немного посомневавшись, достал из сумки яблоко и принялся вяло его грызть.
– Его нельзя трогать. Вечный иммунитет. Он распространяется на весь королевский род, все дворянские семьи, имеющие титул графа и выше, а также служащих "Мирлы". Так что здесь особо не поохотишься. Разве что король лишит кого неприкосновенности за недостойное поведение или из личной неприязни. Таких людей принято забирать на ближайшей же охоте.
– А если сырье из них никудышное?
– А это уже никого не волнует, - салум тоже взял яблоко и захрустел им с куда большим энтузиазмом, чем страдающий душевными муками бард.
– По договору мы обязаны это делать. Так же, как и забирать кого-нибудь из семей, у которых истек срок временного иммунитета. Чтоб оставшиеся видели, какое было счастье им владеть, и стремились снова его получить.
– Что за временный иммунитет?
– Король может его даровать любому своему подданному либо за какие-то заслуги, либо просто так. Срок его действия тоже определяет он. Временный иммунитет может распространяться, как на одно лицо, так и на всю его семью. Опять же, по выбору монарха. Еще он может приказать забрать какого-нибудь неугодного ему человека из числа обычного сырья. Часто добыча хорошая, однако далеко не всегда кто-то из нас готов к охоте именно в этот момент: либо уже растратил резерв, либо его копит и не радуется необходимости использовать его раньше времени.
– А не проще ли просто казнить или подослать обычных убийц?
– Айрел окончательно успокоился и потянулся за вторым яблоком: время завтрака давно прошло, а голодать он не привык.
– Проще, - согласился Кеане, скармливая хомяку огрызок.
– Но менее устрашающе. В год мы забираем человек пять-шесть, больше от падающих на головы цветочных горшков гибнет. Однако быть забранным нами пугает куда больше, чем получить стрелу в глаз или топором по шее.
– Пять человек в год?!
– бард был удивлен.
– Сколько ж вас самих тогда?
– Около пятидесяти.
Айрел некоторое время задумчиво рылся в сумке, отстраненно проглядывая остальные приобретения союзника, среди которых таки оказалось и несколько полезных вещей.
– А как долго восстанавливается резерв?
– спросил он.
– Минимальный срок - один год. Вообще, чем дольше ждешь, тем мощнее в итоге получается окимма. Поэтому самыми сильными обычно выходят первые: резерв на них копится в течение пятнадцати лет, с момента посвящения и до тех пор, пока салум не закончит обучение. Редко кому хватает терпения тратить столько же времени в последующем. Обычно ждут менее десяти. Один лишь Гайр Ларис ежегодно шлепает по окимме. Слабые и практически идентичные, они у него почти лишены индивидуальных особенностей. Только и могут, что наносить раны, которые никогда не заживают.
Кеане замолчал.
– Не очень-то помогает в реальном бою, - предположил Айрел.
– Зато можно умирать со спокойной совестью, зная, что врагу, тебя зарубившему, тоже осталось недолго коптить белый свет. Хотя для этого до него тоже нужно дотянуться.
Салум никак не отреагировал. Бард обратил внимание, что тот выглядел даже унылее обычного.
– Я вот чего не понимаю, - сказал он, немного подумав.
– Какой вам толк от договора с королем? Он диктует вам условия, ограничивает, связывает каким-то списком и иммунитетами, а сам использует вас в качестве рычага влияния на дворян. Что получаете вы?
– Деньги, - нехотя отозвался Кеане, помолчав еще немного.
– Окиммы стоят очень дорого. Даже одногодички Гайра Лариса. Вся сумма отходит нам, король не претендует ни на медяк. К тому же, мы получаем возможность заниматься своими делами, не опасаясь преследований и гонений.
"Преследования и гонения" вернули Айрела к реальности. Поболтать на отвлеченные темы можно и в пути - сейчас же есть дела поважнее.
Через полчаса они шли по людным улицам в сторону конных рядов - музыкант настоял на том, что им необходим транспорт. Бард затолкал себе под рубашку купленную спутником подушку, имитируя упитанное пузо, перевязал один глаз тряпицей, на голову нацепил отобранную у Кеане шапку, ссутулился, изменил походку и теперь очень надеялся на то, что в таком виде его никто не узнает. Салум, порядком уставший от того, что его головной убор постоянно заимствуют все, кому не лень, брел рядом.
Конные ряды в Табиде богатые. Здесь можно найти лошадку любого цвета и стоимости, от дорогущих благородных скакунов, ведущих родословные со времен основания Кендрии, до простецких крестьянских коняг. Пахло навозом, сеном и конским потом. Равнодушно топтались каурые тяжеловозы из Кирша, трогательно хлопало ушами белое кудлатое недоразумение на кривых ножках - низкорослые степные коники, несмотря на внешнюю несуразность, пользовались популярностью за свою выносливость. Лошадки фыркали и задумчиво жевали сено, вяло обмахиваясь хвостами, неспешно рысили кругами по загону, скучали, нервничали, клянчили у потенциальных покупателей угощение или раздраженно ржали. Сердито бил копытом вороной гаржиец, изящный, тонконогий и норовистый. Лошадки из далекой солнечной Гаржи высоко ценились знатоками. Увидь его один из них, он бы тут же разразился страстной речью о горделивой стати скакуна, его идеальных пропорциях и общей безупречности. Айрел с Кеане же, таковыми не являвшиеся, искренне не понимали, за что здесь продавец просит столь астрономическую сумму - да, конь красивый, но ведь он не может стоить, как небольшой дом в центре столицы!
Салум, посмотрев на цены, успел пожалеть о своем решении не посягать на телегу Кады. Девушку он не видел уже несколько дней и искать не собирался. Ее имущество осталось в гостинице, где они втроем остановились по приезде в Табид. Мужчина очень надеялся, что лошадку Веснушку там исправно кормят хотя бы из расчета оставить ее себе, если хозяйка так и не явится.
Бард, не забывая старательно сутулиться, неторопливо брел вдоль ряда. Нельзя сказать, что желающих приобрести себе коняжку было очень много. Несколько солидных, богато одетых мужчин, возможно купцов, со степенным видом приценивались к животным. Некоторых из них сопровождали помощники, молодые, деловые, энергичные. Хозяин гаржийца подобострастно обхаживал юного высокомерного дворянчика, презрительно кривящего губы унижающемуся торговцу, однако поглядывающего на прекрасного коня с нескрываемым интересом. Здесь были ремесленники, крестьяне, солдаты. Служитель Фалкиона - второго помощника Давианы, покровителя сухопутных и водных путей, торговли и странствий, крепкий суровый мужчина в непременной темно-зеленой тунике с вышитой стрелкой компаса на груди вел под уздцы купленную им лошадку. Со стороны раздавалось восторженное девичье щебетание - дочка одного из купцов увидела жеребенка. Большинство присутствовавших не походило на типичных поклонников музыканта, вряд ли бывало хоть на одном его выступлении и, скорее всего, совершенно не интересовалось его судьбой, однако тот всё равно очень нервничал и боялся в любой момент быть кем-то опознанным.