Голубые молнии
Шрифт:
— И не боялись первый раз? — Таня напряженно ждала ответа.
После недолгого молчания Ручьев сказал:
— Нет, не боялся, — и сразу заторопился словами: — А чего бояться? Столько тренировались, пробовали, прикидывали, с вышки прыгали. Ничего особенного, подошел к двери и бух! Только глаза закрыл. Приземлился нормально…
— А… — сказала Таня. Она незаметно высвободила руку, будто поправить волосы.
— Скажите. — Ручьев поспешил переменить тему разговора. — а
— Привыкла, — Таня говорила сухо, но он по-прежнему ничего не замечал.
— А первый прыжок? Боялись?
Таня усмехнулась.
— Я-то действительно ничего не боюсь. — она посмотрела в глаза Ручьеву, — кроме мышей. — добавила она. — Вы не боитесь мышей?
— Мышей? — удивился Ручьев. — Почему их нужно бояться?
— Ну не знаю, — Таня пожала плечами, — Мне, например, непонятно, как можно бояться прыгать с парашютом, а вам непонятно, как можно бояться мышей. У каждого свое…
Ручьев насторожился. Но мысль, что Таня знает его позорную тайну, не приходила ему в голову.
— Да, конечно. Вам поправился фильм?
— Вы считаете, он может кому-нибудь поправиться?
Ручьев улыбнулся:
— А почему нет?
— Как почему? — возмутилась Таня. — Он же глупый! По-моему, простительно рассказать глупую историю — ее услышат пять-шесть человек, но ведь фильм-то увидят миллионы. Ну что за следователь? Его же ребенок обведет вокруг пальца…
Некоторое время оживленно обсуждался фильм.
Потом разговор, пройдя по кругу, вернулся к прежней теме.
— По-моему, — говорила Таня, — к каждой военной профессии, как и гражданской, надо иметь призвание. Один любит математику — иди в ракетчики, другой — соленые ветры — крой в моряки. И к десантной службе тоже надо иметь склонность. Десантники — это люди очень смелые, решительные, быстрые, инициативные. Вы подумайте, ведь летят через линию фронта — уже опасно, прыгают — тоже опасно… — Что-то вспомнив, Таня торопливо добавила: — В военных условиях, конечно. А ведь это только начало. Главное-то бой.
— Да все это известно, все это я не раз уже слышал, — с неожиданной досадой воскликнул Ручьев. — но в будущей войне все будет по-другому. Сбросят атомную, а потом на опустошенное место — десант. Десанты будут многотысячные, с танками, реактивными установками, орудиями.
— Ну и что? — горячилась Таня. — В будущих войнах все масштабы станут иными. Конечно, десантные войска окажутся мощнее, чем раньше, но ведь и средства их уничтожения тоже возрастут.
— Да, конечно, — промямлил Ручьев, — я понимаю…
Таня словно очнулась. Она встряхнула головой,
— Черт знает что такое. Целую дискуссию военную затеяли. Как Копылов с Васнецовым. Только сойдутся — не разнимешь. Приходится, как судье на ринге… Вы что? Уже время? Мы почти дошли.
Но Ручьев остановился как вкопанный. Он смотрел на Таню с тревогой, даже со страхом.
— Вы что? — недоумевала Таня. — Что случилось?
— Простите, Таня, неловко, но вы поймете, мне надо бежать, иначе не успею. Простите…
— Конечно! — Таня была разочарована, — Я не поняла, думала, у вас еще два часа. Бегите, бегите.
— Вы не обидитесь?
— Да бегите. Я ж военный человек. — Таня улыбнулась. — Что такое дисциплина — знаю. До свидания. Увидимся.
— До свидания. Еще раз простите.
Он повернулся и торопливо зашагал к городку. Таня некоторое время смотрела ему вслед. Потом произнесла вслух:
— Вот дура!
«Еще бы, — рассуждала она, идя к дому, — расхвастался тут. А как услышал, что я Копылова знаю, испугался. Решил, что начну про него расспрашивать и все узнаю. Вот дура! Напугала. А в общем-то, сам он дурак, нечего было трусить. „Бух!“ „Приземлился нормально!“ Хвастун несчастный! Интересно, что он скажет, когда мы в одном самолете окажемся? Вот смеху будет!»
Но было не смешно. Совсем наоборот. Было горькое сожаление, что все получилось не так. И сколько Таня ни уговаривала себя, что Ручьев и трус, и хвастун, легче ей от этого не становилось. Так все хорошо началось. Зашел бы сейчас к ней, чаю выпили, поболтали. И опять бы встретились. Так на тебе — спугнула, сболтнула лишнее…
Печальная сидела Таня за столом, рассеянно жуя печенье, когда зашла Рена.
— Ты чего? — не успев сбросить шинель, спросила она.
Таня только махнула рукой.
— Да что случилось?
— Дурака сваляла, вот что случилось.
Торопливо переодевшись, Рена присела к столу. Лицо ее выражало озабоченность.
— Говори, в чем дело! Неразлучки, — так она называла Копылова и Васнецова, — про Ручьева пронюхали? Да?
— Наоборот, — вяло ответила Таня, — он про них.
— Не понимаю…
— А чего тут понимать. Провожал меня сегодня после фильма домой…
— Ой!
— …Провожал домой. Расхвастался, как прыгал первый раз. А я возьми и проболтайся, что Копылова хорошо знаю, он испугался и удрал. Теперь уж не придет.
— Придет! Ручаюсь, придет! И потом, этот ваш эксперимент-то будете делать? Ну, с прыжком?
— Наверное… — Таня пожала плечами.
— Тогда хочет не хочет — встретитесь. Ведь вместе в самолете полетите.