Голубые молнии
Шрифт:
— Каждый день?
— Ну не каждый, но частенько.
— И это было интересно?
— Очень.
— Чем?
Тут разговор, начинавший походить на партию настольного тенниса, оборвался.
«Действительно, чем?» — думал Ручьев. Он смотрел на девушку в военной форме, сидевшую перед ним, на ее значок мастера спорта, на трехзначную цифру на другом значке, парашютном, и вспоминал утомленные глаза своих дружков, тусклый свет ламп в табачном дыму…
— Ну, так, — без особой уверенности заговорил Ручьев, — танцевали, болтали, потом ездили на машине, у меня, была своя. Есть — своя, — поправился он. — Вот будете когда-нибудь в Москве — эх, прокачу!
— Хорошо, — Таня говорила серьезно, — покажете мне Москву.
Ручьев оживился.
— Ох, Таня, я вам такое покажу, чего мало кто из москвичей знает…
— Интересно, — перебила Таня, — каково вам теперь в армии после вашей сладкой жизни? Тяжело, наверное?
Ручьев молчал. Но Таня настаивала:
— Тяжело?
— Было тяжело.
— Что значит было? На первых порах?
— И на первых порах, и вообще…
— А теперь?
— Теперь нет. — Ручьев посмотрел Тане в глаза. — Теперь легко. Теперь все прекрасно. Есть куда ходить в увольнение, есть кому чаем меня напоить, пригреть сироту. — Он улыбнулся. — «и теперь, — как пел все тот же Вертинский, — с новым смыслом и целью я, как птица, гнездо свое вью…»
— Насчет гнезда — рановато… — Таня тоже улыбалась.
— А насчет всего остального? Чая… сироты?
— Насчет чая можете не сомневаться. В любое время. Не будет меня, будет Рена.
Так болтали о пустяках, смеялись, шутили.
Но все время зорко присматривались друг к другу, прислушивались к своим чувствам, обходили опасные места.
Прощаясь, Таня как бы между прочим заметила:
— Скоро конец нашим встречам.
— Конец? — испугался Ручьев.
— Ну, не конец — перерыв.
— Если иметь в виду, что наши встречи происходят два раза в месяц… — пытался пошутить Ручьев.
— Так и будет, — сказала Таня, деловито поправляя воротник его шинели. — я уезжаю на сбор.
— Сбор?
— Сбор. Чего вы удивляетесь? Наши дивизионные спортсмены, в том числе и Татьяна Кравченко, убывают на очередные тренировочные прыжки. Впрочем, это недалеко.
Ручьев сразу поскучнел.
— А… — пробормотал он, — ну ладно. Вернетесь — встретимся…
— Не раньше? — Таня улыбнулась.
Но Ручьев не понял намека.
Он пожал Тане руку и торопливо зашагал в казарму.
А Таня начала убирать со стола.
Было уже больше одиннадцати, когда раздался осторожный стук в дверь.
Чуть не разбив чашку, Таня бросилась открывать.
— Что случилось! — воскликнула она, распахнув дверь.
— Ничего. А что могло случиться? — удивился стоявший на пороге Копылов.
— Ах, это ты, — разочарованно пробормотала Таня, — проходи. Чаю хочешь?
— Хочу! — Копылов радостно потер руки. — А не поздно? Рена не спит? Иду, понимаешь, вижу свет, решил зайти. Ничего?
— Да ничего, ничего, шинель-то сними. Так и будешь в шинели чай пить?
— Слушай, Таня, я ненадолго, — сказал Копылов, снимая шинель, фуражку и с удобством располагаясь у стола, — я насчет Ручьева.
Таня, направившаяся было с чайником на кухню, быстро вернулась.
— Понимаешь, — неторопливо рассуждал Копылов, выбирая в вазочке печенье побольше, — ты же завтра на сбор, так? Через три дня я привезу его туда. Сделаем как договорились. Летим втроем. Надо решить, кто прыгнет первым, ты или я. Вторым-то он. Это ясно. А вот кто первым — надо решить.
— Решать нечего — ты! — Голос Тани хлопнул, как выстрел.
Копылов удивленно посмотрел на нее, остановив руку с печеньем на полпути.
— Я не против, но если он опять заробеет, лучше, чтоб я с ним остался в самолете.
— Я прыгну после него!
— Да пожалуйста. Чего ты развоевалась? Не понимаю…
— Все. Кончили этот разговор, — резко сказала Таня и вышла, оставив Копылова в недоумении.
Глава XII
Это ужасно! Мать решила лично проверить, как служит ее любимое дитя, она намерена приехать. Вопрос с переводом все никак не решится.
Не знаю, что делать. Исчерпал все возможности. Единственное, что остается, это написать, будто отправили на задание куда-нибудь далеко. Но, зная ее характер, могу представить, что она как раз и воспользуется моим отсутствием, чтобы «нанести визит» Ладейникову. Что делать? Может быть, написать отцу конфиденциально?
А служба идет. Недавно у меня был разговор с гвардии рядовым Сосновским.
Подходит ко мне и вопрошает:
— Слушай, Ручьев, как тебе эти ребята нравятся — стажеры?
— Нравятся. — говорю.
Ребята действительно классные. Они кончают училище и у нас стажируются. Прямо как на подбор. На груди аж места не хватает — все разрядники, все специалисты, инструкторы, отличники.
Стреляют лучше всех, в спортгородке первые, в кроссах первые. Все знают, все умеют. Сам черт им не брат. Отчаянные ребята.