Гомицидомания
Шрифт:
— Они были нариками, а воспитание ребенка — лишняя трата. Им не хватало на дозу, даже на травку. Отец хотел меня продать, но боялся, что посадят. Они оба хотели от меня избавиться, не хотели никогда детей, но я родился, и ничего не поделаешь. Не продашь, так хоть всю злобу вылей, чтоб легче стало. Если бы они меня любили, то такого бы никогда не произошло. Это они виноваты. Я с самого начала был неизлечимо болен. Только и могу, что быть вот этим, кто я сейчас. Это еще с чрева, Мил, меня не получится вылечить от того, кем я становился от своего
— Слишком драматично, Дамьян. Ты просто оправдываешь свои слабости.
— Ты тоже, когда называешь себя больной. Скидываешь ответственность, чтобы совесть не мучила.
— Тогда я буду винить тебя.
— За что?
— За то, что ты пришёл ко мне.
— Легкий путь нашла. Винить всех, чтобы не было тяжело от своих поступков. То же, что покаяться в грехах и получить прощения у святого отца. Так легче жить, и религия нужна людям, даже необходима. Так проще себя оправдать, простить, обнадежить. Бога нет, но есть люди, и они создали контроль и карт-бланш на все грехи. Ведь чего бояться воровать, если кто-то невидимый тебя простит, и ты с благоговением пойдёшь снова грабить?
— Как плавно ты перешел к религии.
Дамьян посмеялся и вовсе размяк под моей рукой.
— Давай включим ящик? Я не могу уснуть, — сказал он.
— Хорошо.
Я включила телевизор и снова укуталась в одеяло. Плечо коснулось Яна — вдоль по руке пробежал электрический импульс. Я хотела быть ближе, но не могла. Дамьян заснул, и я осталась одна в этой темноте.
Я боялась и любила тьму одновременно, но не когда не могла уснуть. Меня страшили та невозможность уснуть и отчаянное беспокойство от собственных мыслей. Почему-то именно в такие часы я ощущала себя ужасно одинокой. Я повернулась лицом к спине Дамьяна и провела пальцем по линии бицепса, парень отмахнулся от меня сонно и отодвинулся ближе к краю. От его отстранения мне стало печально внутри, точно он пытался тем унизить. Но я всё всегда принимала близко к сердцу.
***
Когда я проснулась Дамьяна снова не оказалось, только недочитанная книга Хедли Чейза лежала корешком вверх. Мне стоило огромных усилий раскрыть слипшиеся веки, но когда сон окончательно сошёл, и уши мои поймали голоса за дверью, мне пришлось рвануть прочь с нагретой постели.
—..сукин сын!
Я с силой навалилась на дверь, и та распахнулась с грохотом, ударив дядю Сашу в спину.
— Ян, не убивай его! — воскликнула я, не разбираясь в потасовке, что шла за дверью между мужчинами.
Они недоуменно переглянулись, и из телефона в руках дяди донёсся голос незнакомца, молящий босса подождать ещё полчаса.
— Хорошо, полчаса, — рявкнул дядя Саша подчиненному на связи, — иначе я и до твоей матери доберусь!
Дамьян кашлянул в кулак, пряча широкую улыбку. Я выглядела глупо и шумно, будто все ещё ребёнок. Дядя Бандит погладил меня по растрепанным волосам и объяснил:
— Не бои-ись, малышка, это я с лакеем своим ругался. Этот олух ещё не купил билеты. А с Дамьяном твоим все хорошо, вон, не побитый, без пули в виске, без следов пыток и так далее.
Ян снисходительно хмыкнул на слова бандита. А потом я почувствовала запах алкоголя от них.
— Вы что, выпили? — строго вопросила я. — Ян, тебя не пустят пьяным на борт!
— Ничего-о, разрулим, — беззаботно махнул рукой дядя Саша.
— И с каких пор вы друзья?
— Друзья? О-хо-хо, скажешь тоже! Этот твой парень просто ходил куда-то, пришёл перед рассветом с бутылкой виски. Он пил в гостиной, ну и меня угостил за душевной беседой.
— Что, показали друг другу силу и умение пользоваться ножом?
— Ну, почти, — виновато улыбнулся дядя Саша. — Пару раз вмазали друг другу, да и ладно.
И, действительно, в подтверждение его словам я обнаружила рассеченную бровь дяди Бандита и коросты на руках Дамьяна. Видимо, не друг другу, а дяде Саше. Мне стало его жаль.
— Ну, малышечка, отчитывай своего преступника, а я пойду машину греть. Лично отвезу вас в аэропорт.
Я убийственно взглянула на Яна, тот понял мои немые вопросы. Поднял примирительно ладони и объяснил:
— Он первый полез драться, честно, — маньяк показал синяк под рёбрами — на легких кубиках пресса. — Я его хотя бы не зарезал.
— Вот спасибо. Ян, запомни: моих ни при каких обстоятельствах трогать нельзя. Даже случайно, слышишь? Считай, что причиняешь боль не кому-то, а мне.
— Меня ещё никто не отчитывал так безразлично, ты бы хоть шлепнула меня по лицу для убедительности.
— Разве ты еще не привык?
— К такому отстраненному поведению — нет. Обычно все люди импульсивные, кричат, когда злые, или смеются громко, когда весело. А ты сли-и-ишком спокойная. Так даже Мария Олеговна сказала, и этот, дед-бандит. Я начал замечать, что ты и правда будто искусственная какая-то, как манекен или типа того.
— Просто чаще всего я не чувствую, чтобы реагировать эмоционально. Я флегматик.
— Хорошо, флегматик, какие ещё вопросы?
— Куда ты ходил ночью?
— А, — вспомнил он. Вынул из кармана перстень. — Держи трофей. Я неуверенно взяла кольцо и рассмотрела его. На внешней стороне засохла капля крови.
— Чьё это?
— Не знаю, чьё конкретно, но гнусный бомж теперь без рук и ног валяется в коллекторе. Живой. Я убил всех, кто там был, а того, о ком ты сказала, я и кинул в яму.
Я знала, что Ян убьёт того маргинала со ‘сломанной жизнью’, как он врал, чтобы получить больше денег от сочувствующих горожан. Знала, что пострадают люди; никому ненужные, но то не умаляло их жизни. Я не судья и не бог, чтобы делать такие выборы.
Но я была рада. Нет, не их смерти, а тому, что за меня отомстили. Моя мечта сбылась: я всю свою сознательную жизнь грезила о том, кто бы рвал за меня глотки. Я вернула Яну перстень, явно украденный у кого-то богатого. Не хотела, чтобы эта вещь напоминала мне о смерти, или жизни, которую обязательно отберут из-за минутной блажи.