Гонки на выживание
Шрифт:
Второй пилот отпрянул вниз и в сторону, чтоб не попасть на острие пронзающей воздушной спицы, молниеносно натянул кислородную маску и, перегнувшись через пульты и дроссели двигателей, приладил вторую ко рту и носу командира.
Сергей увидел: лицо второго пилота в крови — то ли поранило осколками стекол, то ли задело скользнувшей рикошетом пулей. И в эту минуту тот откинул крышку какого-то ящика, выхватил свой табельный пистолет и навскидку дважды выстрелил через плечо в Пастухова.
Пули ударили в грудь, но титановые пластины и кевлар усиленного бронежилета устояли. Сергей упал за кресло и закричал:
— Дурила! Мы же с вами! С вами, балда!
Но второй летчик этого не слышал, он выронил пистолет и сполз в кресло, потеряв сознание.
А командир, кажется, вообще не успел ничего сообразить — сработал рефлекс профессионала: разгерметизация корпуса — значит вниз, вниз, резко вниз!
Здоровенный, как медведь, под стать своему самолету, подполковник что есть силы отжал рогули штурвала вперед.
Многотонная масса «Руслана» не давала быстро выполнить маневр экстренного снижения — рули управления отзывались с задержкой. Но вот громадная летающая машина послушалась и пошла к земле. Все быстрей, все круче… Меньше чем через минуту «Руслан» уже плыл на высоте четыре тысячи двести метров, командир выровнял его и, снизив скорость, перевел в горизонтальный полет. Струя воздуха из отверстия била уже не с такой силой.
— Командир! Включай сигнал бедствия! — заорал Сергей. — Сигнал «секьюрити» или «мейдей»! Тот порывисто обернулся:
— Откуда знаешь?!
— От верблюда! — крикнул Пастух. — Врубай, ну!
— Вся связь отказала! Вся начисто! Глушняк!
— Ладно! Хватит в секреты играть, — решился Голубков и посмотрел в глаза Макарычеву. — Я тебя знаю, ты — меня. Не продадим. Назови только имя твоего главного фигуранта.
— Генерал Курцевский. Двигатель «Зодиака», так?
— Ты… ты со своими можешь связаться? — закричал Голубков.
— Не могу. Пока — не могу. По условиям плана операции. А ты со своими?
— Я и подавно.
— Давай назад! — зарычал Макарычев. — Назад, Костя! Скорее на аэродром! Надо связаться с экипажем, любой ценой дать им знать. «Свой своих не познаша»!
— Нельзя, — замотал головой Голубков. — Там наверняка сейчас всюду люди Курцевского. Завалим все. И свою операцию, и вашу.
— Но экипаж-то самолета наш, понимаешь? Они включены в схему операции.
Откинувшись на сиденья и закрыв глаза, нервно шевеля губами, Голубков мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Разобщенность и несогласованность работы спецслужб, кажется, загубила все дело.
Никакого выхода не находилось. И Голубков чувствовал, что сердце сейчас разорвется в груди, как граната.
— К черту аэродром! — крикнул Макарычев. — Единственный шанс — через наш канал ФСБ связаться с оперативным дежурным главного штаба ВВС и военно-транспортной авиации. Передать на борт, чтобы сымитировали критическую неисправность — отказ двигателя, отказ управления — что угодно. Пусть идут, как будто на вынужденную, на любую точку по маршруту, где только может сесть «Руслан». А уж там, на земле, как Бог даст. Другого выхода просто нет.
— Ладно, — сказал Голубков. — Связывайся с дежурным. А я пока доложу своему начальству.
Константин Дмитриевич вытащил из внутреннего кармана подполковничьего кителя мобильный телефон спецсвязи. Нифонтов тут же снял трубку. Полковник Голубков кратко обрисовал положение.
— А-а, черт! — воскликнул Нифонтов. — Ваши действия?
Голубков ответил. Нифонтов молчал с минуту. Потом сказал:
— Ну, хорошо, согласен. Только бы не опоздать. В это же время Макарычев по горячему каналу связи соединился с оперативным дежурным главного штаба Военно-воздушных Сил и потребовал напрямую соединить его с «Русланом» — бортовой номер 48‑220.
— Сейчас узнаю, — отозвался дежурный.
Вновь потянулись минуты ожидания.
Наконец сквозь треск помех донеслось:
— Борт сорок восемь — двести двадцать не отвечает. Связь потеряна… Оба полковника молча глядели друг на друга остановившимися от ужасного известия глазами.
…"Руслан" летел наобум, без связи с землей, рискуя в любую секунду столкнуться с другим самолетом — вся надежда была только на военных и гражданских диспетчеров службы воздушного движения — они могли по своим локаторам развести их с воздушными судами на встречных курсах… И летчики и Пастух отлично понимали — что значит оказаться в таком положении в ночном небе.
В это время в грузовом отсеке внезапно послышались оглушительные удары и треск дерева. Один из ящиков груза внезапно рассыпался, за ним развалился второй, и из них прямо по доскам выскочили восемь могучих молодых мужчин в черных комбинезонах и стальных касках с прозрачными забралами, с маленькими автоматами «клин» в руках и автономными ранцами жизнеобеспечения за спиной.
Один за другим они ринулись наверх. Двое ворвались в рубку бортрадиста, где Боцман держал на прицеле поднявшего руки вверх изменника майора.
— Сука! — заорал один из них Хохлову. — Кидай ствол!
Очумевший Боцман, не в силах уразуметь, что происходит, подскочил, рванулся в сторону, успев лягнуть ногой одного из нападавших, но в то же мгновение был надежно обездвижен неизвестными в черном.
— Что, гад, — прохрипел, наклонившись над ним и защелкивая наручники, один из ворвавшихся, — не вышла затея?
В этот момент майор-бортрадист словно очнулся и торопливо переключил несколько тумблеров на панели радиостанции.
— Мужики! Он с ними! — заорал Боцман. — С угонщиками! Держите его! Он сейчас своим отсигналит!
— Ты, что ли, не угонщик? — дрожа от возбуждения, оскалился второй в черном.
Но почему-то все же послушался, крутанул кресло бортрадиста, так что тот оказался спиной к пультам.
Пастух сражался с тремя неизвестными в черном. Но те одолели, скрутили, швырнули на пол и тоже замкнули наручники на его запястьях и лодыжках. Один из нежданных попутчиков наклонился к командиру.
— Ну, ты молодчага, подполковник! — еще в азарте схватки, быстро выговорил он. — Просто герой! Все четко сделал! Лучше, чем по плану. Что тут было-то хоть?