Гонки на выживание
Шрифт:
— Ну это уже не ко мне вопрос, — развел руками Артист. — Скорее, к сексопатологу.
— Ладно, загорай! — хлопнул его по плечу Олег. — Загорай, дыши весенней степью, решай этот неразрешимый сексуальный российский вопрос, а я маленько покатаюсь. Объезжу коня, обомну седло… Белый «лендровер», унизанный рядами фар на мощных защитных дугах перед радиатором, сорвался с места и начал описывать замысловатые круги по бетону и по пожухшей траве аэродрома. Мощная, верткая, послушная машина привела Олега в полный восторг. Он разгонялся,
Разгоряченный, вспотевший, он подкатил к Артисту и, распахнув дверь, выпрыгнул на бетон.
— Да, Сема! Твой «БМВ», конечно, игрушка, но это… — И, не найдя подходящих превосходных степеней, взмахом руки пригласил занять место за рулем.Почувствуйте разницу!
— Не откажусь!
Семен уселся за баранку, включил передачу, но тут в карманах у обоих мелким-мелким ознобом задрожали их «зажигалки». Они одновременно вытащили их и щелкнули крышками, выпустив штырьки антенн.
— Ну, как ваш вездеход? — пиликнули «зажигалки» голосом провожатого.Подходит?
— Так точно! — ответил Муха.
— Ждите меня. Отправимся в степь, а потом к морю. Неплохо бы искупаться.
Они ехали целиной, зеленой степью, уже во многих местах выжженной палящим туркменским солнцем.
Лето было в разгаре, и наступающий день обещал быть невыносимо знойным. Но пока еще было не так жарко, и они с жадностью рассматривали эту новую непривычную землю и серо-голубую плоскую гладь моря за невысокими холмами.
Артист медленно, наслаждаясь удобством и комфортом, вел «лендровер» к берегу моря.
Прибой шумел в своем извечном неспешном ритме. Артист подкатил к песчаной береговой линии, выключил мотор и глубоко вздохнул в наступившей тишине, окинув глазом сразу все — и дымный горизонт, и выступающие далеко в море длинные песчаные косы, и невысокие покатые горы за спиной, и поросшую полынью и ковылем серо-зеленую степь… — Хорошо-то как! — невольно воскликнул он. Муха кивнул, глотая воздух, горько пахнущий морем и полынью. А молодой подполковник — летчик, попутчик или кто он там? — ничего не ответил, не отозвался. Словно не замечая их, пошел, по серому песку к воде, к шумящей линии прибоя, на ходу сбрасывая рубашку.
Они знали толк в мужской красоте. Оба когда-то, зелеными мальчишками, сто потов пролили, отдав дань культуризму, который к тому времени уже называли по-новому-бодибилдингом. И потому невольно засмотрелись на фигуру своего спутника. Он сбросил майку и стоял вдали в черных плавках, будто изваянный из красно-коричневого камня. Ничего лишнего не было в этом идеально соразмерном мужском теле. Широкие мускулистые плечи, треугольная спина, узкая талия, литые бедра… Он стоял и молча смотрел на море — непонятный человек с неведомой судьбой, живое воплощение силы, безупречной точности, строгой меры. И в то же время что-то суровое и трагичное явственно исходило от него.
Артист и Муха быстро разделись и, обгоняя друг друга, побежали к волнам, туда, где стоял он. Вот он ближе, еще ближе… И вдруг они разом остановились, глядя в его спину широко раскрытыми глазами. Все тело подполковника было в шрамах, в глубоких рытвинах и рубцах. На нем в полном смысле слова не было ни одного живого, не израненного, не изрезанного места. И им, солдатам, не в кино и не по телеку повидавшим войну, сразу стало понятно, что такие бесчисленные раны от шеи до пят — не просто следы аварий, осколков или пуль, а навечные знаки изуверских истязаний, которые вынес этот человек.
Он оглянулся — и они увидели, что такими же страшными узорами испещрены его руки, плечи, грудь и живот. Непонятно было, как вообще сумел он вытерпеть все это и выжить… Он все понял по их взглядам, но ничего не сказал, легко разбежался, вспенив набегающую волну, и свободно поплыл все дальше и дальше от берега.
Они молчали. В одно мгновение все, что они испытали сами, вдруг изменило и цену и масштаб. В этом плывущем навстречу волнам человеке вдруг открылось что-то важное, близкое. То, что они сами больше всего прочего ценили и уважали в людях.
И когда Артист, нырнув, подплыл к нему и взглянул в его глаза, оба поняли друг друга без слов — словно этой горько-соленой водой унесло и смыло то, что поначалу встало между ними.
— Хороша водичка! — крикнул подполковник, махнув рукой. — Поплыли к берегу!
Они вылезли на песок и легли рядом втроем, наслаждаясь горячими прикосновениями солнечных лучей.
— Это в Афгане, — видно, чтобы сразу и навсегда снять все вопросы, сказал, не глядя на них, подполковник. — Разукрасили маленько.
— Так сколько же вам лет? — вскинулся Муха.
— Сейчас тридцать два. А тогда было двадцать три… Летал на «вертушках», на штурмовиках… Подбили моего «грача» — истребителя-бомбардировщика… Попал к ним. Ну и отдали мою шкуру на выделку людям Хекматиара. Вошли во вкус, постарались… И вот что, мужики, есть предложение. Перейдем на «ты». Зовут меня Михаил. Я получил приказ сопровождать вас по всему маршруту. Как ваш автомеханик. Местечко найдется?
— Что ж, — сказал Артист и вдруг почувствовал несказанное облегчение,придется потесниться…
Весь оставшийся день Семен и Олег провели над маршрутными картами и в тренировках.
Погоняв степью, солончаками, песчаными косами, распаренные и возбужденные, они выскочили из машины около ворот аэродрома.
— Ладно, — сказал Муха, критически оглядев Артиста и «лендровер», — сойдет и так. — Зато вид теперь у нас и у нашей коляски вполне подходящий.
— Эх, Олежка! — вздохнул Артист, усевшись прямо на горячую землю у колеса «лендровера». — Мы тут кайф с тобой ловим, загораем на пляже да уху лопаем, а как там они?