Горбун, Или Маленький Парижанин

Феваль Поль Анри

Гонзаго повернулся к донье Крус и гневно бросил:

— Это вы внушили столь чудовищную ложь несчастному ребенку?

— Ах, вот оно что, — разочарованно протянул горбун, — так, значит, это ложь?

Кое-кто захихикал, однако настроение в зале стояло невеселое. Пероль был мрачен, словно церковный сторож в трауре.

— Нет, не я, — ответила донья Крус, не слишком напуганная гневом принца. — А вдруг это правда?

Гонзаго презрительно пожал плечами.

— А где маркиз де Шаверни? — не унималась цыганка. — И что означают слова этого

человека?

Она указала на горбуна, который среди приспешников принца выглядел весьма недурно.

— Мадемуазель де Невер, — ответил Гонзаго, — ваша роль во всем этом окончена. Если вы настроены отказаться от своих прав, то здесь, слава Богу, есть я, который будет их защищать. Я ваш опекун, а все, кого вы здесь видите, входят в состав семейного суда, который собирался вчера у меня в доме; тут представлена большая его часть. Если бы я прислушивался к чужим мнениям, то, возможно, был бы не так снисходителен к дерзкому обману, но я решил следовать велениям своего доброго сердца и привычной мне умеренности. Я не желаю придавать трагический оттенок тому, что принадлежит к области комедии.

Он умолк. Донья Крус ничего не уразумела — эти слова были для нее пустым звуком. Но Аврора, по-видимому, кое-что поняла: на ее губах появилась горькая и печальная улыбка. Гонзаго оглядел собравшихся. Все сидели с опущенными головами, не считая женщин, которые с любопытством слушали, да горбуна, с нетерпением дожидавшегося окончания этой скучной проповеди.

— Я говорю это исключительно для вас, мадемуазель де Невер, — продолжал Гонзаго, обращаясь к донье Крус, — потому что здесь нужно убеждать только вас. Мои почтенные друзья и советники разделяют мое мнение, я выражаю их мысли тоже.

Никто не возразил, и Гонзаго продолжал:

— Тем, что я сказал относительно своего желания обойтись без слишком суровой кары, объясняется присутствие здесь наших прелестных подруг. Если бы речь шла о наказании, соразмерном с совершенным проступком, их бы тут не было.

— Но что это за проступок? — спросила Нивель. — Мы все как на иголках, ваше высочество.

— Что за проступок? — переспросил Гонзаго, делая вид, что сдерживает свое негодование. — Проступок безусловно тяжкий, закон квалифицирует его как преступление: втереться в знатную семью, чтобы обманным путем занять место отсутствующего или усопшего.

— Но ведь Аврора ничего такого не сделала! — не сдержалась донья Крус.

— Тихо! — прикрикнул Гонзаго. — Пора уже обуздать эту прелестную искательницу приключений. Бог свидетель, я не желаю ей зла. И даже пожертвовал внушительную сумму, чтобы благополучно покончить с ее одиссеей: я выдам ее замуж.

— В добрый час! — вскричал Эзоп II. — Наконец мы к чему-то пришли.

— И я говорю ей, — продолжал Гонзаго, беря горбуна за руку: — вот достойный человек, который вас любит и мечтает о чести стать вашим супругом.

— Вы меня обманули, ваша светлость! — побагровев от гнева, вскричала цыганка. — Это не тот! Ну кто может отдать себя в руки подобного

создания?

— Что ж, раз у него много голубеньких… — подумала вслух Нивель.

— Нелестно! Весьма нелестно! — тихо проговорил горбун. — Однако надеюсь, что вскоре юная особа изменит свое мнение.

— Эй, вы! — воскликнула донья Крус. — Теперь я все поняла! Это вы закрутили всю интригу! Теперь-то ясно: это вы донесли об убежище Авроры!

— Ах, вот как? — самодовольно проговорил горбун. — Что ж, я, черт меня возьми, на такое способен! Ваша светлость, эта молодая особа слишком многословна, она не дает моей невесте ответить.

— Если б это был хотя бы маркиз де Шаверни… — снова начала донья Крус.

— Оставь, сестричка, — ответила Аврора твердым и ледяным тоном, как она говорила с самого начала. — Если бы это был маркиз де Шаверни, я отказалась бы точно так же, как и сейчас.

Горбун не проявил ни малейших признаков разочарования.

— Ангел мой, — сказал он, — надеюсь, это не последнее ваше слово.

Цыганка встала между ним и Авророй. Она хотела лишь одного: кого-нибудь защитить. Гонзаго опять напустил на себя беззаботный и высокомерный вид.

— Молчите? — произнес горбун и шагнул вперед, сунув шляпу под мышку и теребя жабо. — Это оттого, что вы меня не знаете, красавица моя. Я способен всю жизнь валяться у ваших ног.

— Ну, это уж слишком, — заметила Нивель.

Остальные дамы молча слушали и ждали. Женщины обладают каким-то чутьем, чем-то вроде второго зрения. Они почувствовали, что под этим тяжким, несмотря на все старания главного шута, фарсом кроется некая мрачная драма. Мужчины, знавшие, как себя держать, изо всех сил изображали веселье. Но веселья по заказу не бывает, поэтому оно им плохо удавалось. Когда горбун начинал говорить, его высокий скрипучий голос вызывал у всех раздражение. Когда он молчал, тишина казалась зловещей.

— А почему никто не пьет, господа? — неожиданно осведомился Гонзаго.

Чуть слышно булькая, вино заструилось в бокалы. Но пить никому не хотелось.

— Послушайте, прелестное дитя, — говорил между тем горбун, — я буду вашим муженьком, вашим возлюбленным, вашим рабом…

— Чудовищная картина! — воскликнула донья Крус. — Я предпочла бы лучше умереть!

Гонзаго топнул ногой и грозно посмотрел на свою подопечную.

— Ваша светлость, — с тихим отчаянием обратилась к нему Аврора, — не надо тянуть: я знаю, что шевалье де Лагардер мертв.

Во второй раз горбун вздрогнул, как от неожиданного удара. Он молчал.

В зале воцарилась глубокая тишина.

— Но кто так досконально осведомил вас обо всем, мадемуазель? — с неуклюжей любезностью спросил Гонзаго.

— Не спрашивайте меня об этом, ваша светлость. Давайте приступим поскорее к намеченной заранее развязке. Я согласна и даже желаю ее.

Гонзаго, казалось, колебался. Он явно не ожидал, что девушка попросит у него букет по-итальянски. Но Аврора явственно указала рукою на цветы.