Горький привкус победы
Шрифт:
— Ты мне нужен, Костя.
— Да, ты же говорил по телефону. Хорошо. Давай в перерыве пересечемся на пару слов. Введешь меня в курс вопроса, ну и договоримся, когда тебе забежать.
— Дело достаточно срочное. Может, сразу после Коллегии?
— Не знаю пока, Сань. Попробуем…
На трибуну поднялся генеральный прокурор и позвонил в колокольчик.
— Господа, основная тема нашего сегодняшнего обсуждения — борьба с преступностью на современном этапе развития страны. И нам необходимо рассмотреть весь комплекс вопросов в этой области…
Турецкий зевнул и попытался думать о деле. Но монотонный бубнеж докладчика усыплял и не давал сосредоточиться.
«Ситуация в этой сфере по-прежнему, к сожалению, далека от благополучия. В прошлом году увеличилась доля особо тяжких преступлений. При этом каждое второе тяжкое преступление остается нераскрытым. По некоторым оценкам, только в минувшем году от правосудия ушли более пяти тысяч человек, совершивших убийства. Ежегодно правоохранительные органы не могут установить судьбу — страшная цифра, страшно называть даже — более семидесяти тысяч граждан, пропавших без вести. Это один из косвенных признаков высокого уровня латентной преступности, в том числе тяжкого характера.
Справедливое общественное негодование вызывают и такие постыдные явления, как всплеск правонарушений на почве ксенофобии, национальной и расовой нетерпимости. Всем вам известна принципиальная позиция прокуратуры в отношении порочной практики укрытия преступлений. В этом направлении проделана определенная работа. Однако останавливаться на достигнутом нельзя, и здесь нужно эффективнее использовать данные нам законом и президентом полномочия по координации системной антикриминальной деятельности в стране. Мы обязаны снизить уровень преступности. Причем не с помощью статистики…»
Турецкий снова взглянул на генерал-прокуроров. Большинство глядело со стен на происходящее в зале с печалью и неодобрением. Александр Борисович попытался вспомнить хотя бы несколько фамилий, но голова отказывалась работать вообще. С большим трудом он усмотрел на стене знакомую физиономию.
Оказывается, во время оно ревностно служил в этом ведомстве государю и Отечеству и Гаврила Державин, больше известный успехами на литературной ниве. Юный Пушкин обессмертил его имя своим «старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил», прочитанным на выпускном вечере в лицее. Но далеко не все знают, что «старик Державин» был не только поэт, но и важный сановник, и немало лет исполнял должность генерал-прокурора Российской империи.
Уже в другие, революционные, годы прокурором был и Александр Керенский. Турецкому помнилась картинка в школьном учебнике, где «вражина» драпает от большевистской власти, переодетый в женский наряд. Здесь же он выглядел интеллигентным мужчиной и представительным чиновником. Он возглавил ведомство после Февральской революции 1917 года и, по оценкам современников, был очень деятелен, объездил все фронты Первой мировой войны. Став затем председателем Временного правительства, он старался удержать страну от катастрофы Гражданской войны. К сожалению, ноша оказалась непосильной…
В перерыве увиделись на секунду. Меркулов, объясняя что-то важному госдумовцу, бросил на ходу:
— Давай заходи после заседания ко мне в кабинет.
Когда все за все проголосовали, когда всех поблагодарили за плодотворную работу, и народ, облегченно вздыхая, стал расходиться, на выходе из Мраморного зала Саня Турецкий догнал Константина Дмитриевича.
— Ну что там Ландырев? Что Максименко? — сразу же поинтересовался Меркулов, у которого голова болела прежде всего о необходимости отвечать на запрос родителей погибших молодоженов.
— Господи, Костя, что с ними сделается? Будь какой криминал, я бы тебе давно доложил. На самом деле, за все время расследования не всплыло ни единого намека на то, что этим господам кто-то что-то дал.
— И что мне говорить заявителям?
— Ну правду, вероятно. Тем более заявителям будет интересно узнать, что гибель их детей на самом деле не несчастный случай, а скорее всего неумышленное убийство. Но Максименко с Ландыревым чисты. Их вина лишь в том, что не сумели докопаться до истины. Но уголовной ответственности за это, сам понимаешь, нет.
— Бедные родители…
Меркулов отпер дверь и пропустил давнего приятеля в кабинет. Турецкий тут же расселся в любимом кресле у стола.
— Вот об этих-то «бедных родителях» я и пришел с тобой поговорить. Я тебе уже докладывал по телефону, что Барков по наущению младшего Шарова всыпал снотворное в питье Артуру Асафьеву… Меркулов покивал:
— Ну да. Говорил. Только без подробностей.
— Так вот. Выяснилось, что главным мотивом преступления является желание в качестве мести сделать гадость семьям Асафьевых и Галаевых, хотя вроде бы до смерти дело доводить не хотели.
— За что месть-то?
— Вот тут начинается самое интересное. Старшие Галаев и Асафьев причастны к насильственным смертям отца и деда Павла Шарова…
Меркулов только присвистнул.
— Что же ты вечно со мной делаешь, Турецкий? А я думал сегодня пораньше домой вернуться. Пользуясь тем, что заседание закончится в шесть. В кои-то веки…
Турецкий попытался вспомнить, когда он в последний раз был дома вовремя. Прикинул, когда будет сегодня. Что скажет ему его жена… Едва не выругался вслух, но сдержался.
— Ладно, — заявил Константин Дмитриевич. — Пропадай горячий ужин! Выкладывай.
И Александр Борисович стал рассказывать ему все по порядку. Все то, о чем они говорили на совещаниях следственной группы, о чем вычитали в дневнике академика Василия Шарова, о чем беседовали со Славой Грязновым бессонной ночью…
Разговаривали долго. Но когда Меркулов все понял, раздумывал он недолго.
— Все, Саня, давай закончим сегодня на этом. Тебе тоже давно бежать пора, Генриховна-то заждалась поди. А завтра с утра сразу ко мне. Постановления буду выписывать. И на возобновление следствия по всем приостановленным делам. И о немедленном задержании всех членов банды, находящихся на свободе.