Горькое счастье
Шрифт:
– Не пойму о чем вы, ваше сиятельство, – произнес лакей и едва заметно смутился.
По тому, как тот смутился, Николай понял, что ему есть что спросить у старого лакея.
– Сам знаешь о чем, – проговорил Николай настойчивым голосом. – Рассказывай что и как.
– Не могу знать, – увильнул от его просьбы лакей. – Простите, барин, мне еще за уборкой и мытьем посуды надо проследить, – он вежливо поклонился молодому графу и удалился.
– Фу ты черт! – недовольно произнес Николай. – Ускользнул, хитрец. Впрочем, надо бы у женской части прислуги спросить – женщины всегда про подобные дела разговорчивее.
Найдя в дальней половине дома немолодую служанку, он, вынув из кармана рубль, положил его перед ней и спросил:
– Если расскажешь все про своего барина, еще один такой получишь.
– Да про что вы спрашиваете, ваше сиятельство, ума не приложу, – проговорила та, не отрывая взгляда от лежащего на столе рубля.
– Сама знаешь про что, – Николай вынул еще один рубли и положил его рядом с первым. – Ну, говори. Если не скажешь, деньги у меня останутся.
– Уж не знаю, про что и говорить-то! – сказала служанка, все также глядя на то место на столе, где лежали деньги.
– Про то, что все тут знают, но мне не говорят. Обещаю, что никому, а тем паче хозяевам твоим, ничего не расскажу.
– Да тут такое дело… – служанка запнулась.
– Какое такое дело?
– Да что уж тут скрывать-то – старый барин в молодые лета очень был охочь до нашей, стало быть, сестры.
– Продолжай.
– А что тут продолжать-то? В наших-то деревнях, почитай, премного людишек от него произвелось. Вот какие дела. Впрочем, плохого никто про нашего хозяина не скажет. Насильничать не насильничал. Этого никогда про него не говорили. Но девок молодых, бывало, приглашал к себе в опочивальню. Про это многие из старых слуг ведают. Или где в лесу или там в другом месте… в общем, детишек, поговаривают, много от него народилось по округе. Нынче оне почти все взрослые. Но он хороший барин, никого не забывал, всегда о них справлялся и помогал. Никого не обидел. Хороший барин, все его тут любят.
– Вот оно как… – задумчиво произнес Николай.
– Да неужто это большой грех-то? – заметила старая служанка. – Возьмите, к примеру, меня. Жених-то мой меня после барина узнал. Вот так-то. Раньше так принято было. Барин – первый, а жених уже опосля. Привыкшие мы. Так издревле заведено, чего уж тут роптать. Одно вам скажу, ваше сиятельство, мой-то прежний барин после всего и не спрашивал что я и как. Словно и не было ничего. И про других тоже самое. А нынешний-то барин, Павел Григорьевич, ему не чета – славный, добрый, заботливый… Не в пример прежнему. Очень мы все нашими хозяевами довольны. Молим Бога, чтобы все оставалось как есть и чтоб подольше они прожили. Как на духу говорю.
Николай вынул еще один рубль, положил его рядом с прежними и сказал:
– Это твое. Но не болтай никому о нашем разговоре.
– Разве я глупая совсем, – заверила его служанка. – Я против себя не враг.
Он повернулся и пошел к себе. «Что ж, – думалось ему по дороге. – Так было в старое время заведено. Да и отменить прошлое никто не может. Что было, то было и быльем поросло».
* * *
Утром следующего дня, старый князь, подойдя к Николаю, предложил:
– Не составишь ли мне компанию в прогулке? Я решил проехаться верхом.
– С удовольствием, – согласился молодой гость.
Князь и Николай направились к конюшне, у которой встретили деревенского мальчишку лет семи.
– Поди, найди Фрола-конюха, – велел мальчишке князь. – И скажи ему, чтобы запряг Жужу и Нереста. Знаешь, где Фрол-конюх?
– Знаю, барин, – отвечал мальчик.
– И где же?
– Во хлигеле, – чай, поди, во хлигеле пьет.
– Вот тебе и русский язык! – усмехнулся князь. – Чай пьет или чай, пьет горькую – не разберешь их. Ну, так ступай и позови его сюда, – велел он мальчику.
Мальчик убежал.
Мимо них прошла беременная баба, остановилась и низко им поклонилась
– Вот прошу видеть пример русской безалаберности, – усмехнулся князь. – Насколько я помню эту бабу – она без перерыва на сносях. Это зачем же столько?! – обратился он к бабе.
– Об чем ты спрашиваешь, батюшка Павел Григорьевич? – несколько недоуменным голосом отозвалась та. – Чегой-то я не пойму вас по своей глупости.
– Зачем столько… детей нарожала? – пояснил князь.
– Да ведь как же без этого-то?
– И скольких родила?
– Уж десятый в животе-то барахтается.
– Ну вот, и что ж тут хорошего?
– Так ведь замужем я, ваше сиятельство… – пояснила баба.
– Ну и что же, что замужем?! Вот я тоже женат, а детей всего трое. Что ж из того, что ты замужем?
– Ваше дело иное, барское… – заметила баба.
– Отчего же наше дело иное?
– Да то и дело, что иное… вы баре, знамо дело…
– Ах, бестолковый народ, не пойму я тебя что-то! – несколько раздосадовано воскликнул князь. – Толком разъясни – в чем тут разница-то!
– Дак разница велика… вы – баре, от того и живете в таких-то широких хоромах… просторно вам… разойдетесь и не встретитесь…
– Ну, так и что? – не понял рассуждения бабы князь.
– А у нас все другим макаром – избы, известное дело, тесные, как тут не встретиться…
– Что ж, обязательно брюхатеть от встречь-то этих?
– Так уж выходит… что ж поделать, когда у нас одно это и есть весельство…
– Все рано не пойму, зачем так плодиться!
– Да так, приключается. У нас ведь как говорят: «Слава Богу, не без доли: хлеба нету, так дети есть».
– Ах, ну что с ней поделаешь! – махнул на бабу князь. – Тоже ведь своя философия на все. Ну тебя, ступай с богом!
Баба поклонилась опять и ушла.
– Вот видишь – какого ума русские-то мужики да бабы, – заметил князь. – Рассудительности не более, чем у скота, прости господи!
– Однако есть множество путей помочь этому народу стать лучше, – сказал Николай. – На этот счет у меня есть свои мысли.
– О, расскажи мне, это было бы преинтересно.
– По моему мнению следует нам, людям просвещенным и с достатком, потрудиться на благо вот таких простых темных людей, как эта… что встретилась нам.