Горняк. Венок Майклу Удомо
Шрифт:
— На какую деревню? — спросил Удомо.
— Вы ему не рассказывали?
— По-моему, рассказывала, — ответила Лоис. — Разве нет?
— Нет.
Мэби видел нежность, засветившуюся в ее глазах, когда она посмотрела на Удомо, видел и его ответный взгляд. Мэби показал на вершину, торчавшую в самом центре горной цепи.
— Там развалины сарацинской деревни. Она была построена еще до крестовых походов, когда магометане вторглись в Южную Европу и покорили ее. Когда-нибудь в Африке будет воздвигнуто здание, которое — я надеюсь — будет называться Музеем Африки. И экспонаты, собранные там — я надеюсь — докажут всему миру,
— Мы пойдем с тобой, — сказал Удомо.
— В таком случае надо собираться домой, — заметила Лоис. — Только я не знаю, Пол, не слишком ли это утомительно для вас? Вы ведь очень устали. Надо было вам приехать вчера.
— Из парижских кафе не так-то просто выбраться, — ответил Мэби. — Была там одна хорошенькая девочка с зелеными глазами и волосами цвета соломы, по имени Моним…
— И вы еще жалуетесь на одиночество, — рассмеялась Лоис.
— Будто вы не знаете, что можно испытывать одиночество, находясь с кем-то в постели… Но хоть роман и был мимолетным, есть что вспомнить. Как это сказано?..
Ты, книга юности, прочитана, увы!
Часы веселия, навек умчались вы!
О, птица-молодость, ты быстро улетела,
Ища свежей лугов и зеленей травы
[10]
.
Облака медленно плыли по небу. Весь мир был объят покоем.
— Да, — сказала Лоис, — но я больше люблю другое четверостишие, может быть, потому, что оно гораздо созвучнее мне. Вот на какие строки откликается мое сердце:
Блажен, кто на ковре сверкающего луга,
Пред кознями небес не ведая недуга,
Потягивает сок благословенных лоз
И гладит бережно душистый локон друга
[11]
.
Она перевела взгляд с Удомо на Мэби.
— Вот и все, что мне нужно для полного счастья, — тихо сказала она.
Мэби смотрел на море. Удомо не сводил глаз с Лоис.
— У меня чувство, что я лишний, — мягко сказал Мэби.
— Нет, милый. Какой же вы лишний. Просто раз в жизни мне захотелось быть только женщиной… И я сейчас говорю то, что думаю.
— В эту минуту я очень завидую тебе, Майк, — сказал Мэби.
Удомо улыбнулся:
— Тебе предоставлялись все возможности.
— Правильно. И я ими не воспользовался.
— И если бы начать все сначала, — сказала Лоис, — вы снова не воспользовались бы. Вы боитесь связать себя — вот в чем ваше несчастье, Пол.
— Боюсь, но не в том смысле, в каком вы думаете, — проговорил Мэби.
Лоис внимательно посмотрела на него, словно что-то от его настроения вдруг передалось ей. Она поспешно встала:
— Если вы хотите лезть сегодня на гору, надо идти.
На полпути Мэби остановился. Пот катился с него градом. Следом за ним шла Лоис. За ней Удомо. Мэби отер лицо и выжал мокрый платок.
— Пить?
Удомо спустил с плеч рюкзак и передал его Лоис.
— Воды с вином или просто воды?
— Воды с вином.
— А ты, Майкл?
— Апельсин, пожалуйста.
Она передала Мэби термос и вытащила два апельсина. Вершины Приморских Альп растворялись вдали в опаловой голубизне безоблачного неба.
— Ненавижу горы, — сказал Мэби.
— По их склонам люди добираются до вершин, — возразила Лоис.
— Их так и хочется одолеть, — сказал Удомо.
Лоис рассмеялась. Насмешка мелькнула у нее в глазах, порхнула по губам. Она взяла Удомо за руку и сказала:
— Мужчина испокон веков в победах ищет спасения от внутреннего разлада! Неудовлетворенность собой — вот что заставляет его лезть на неприступные горы, мечтать о завоевании космоса, о путешествиях на Луну. Все это не что иное, как желание уйти от самого себя, проявление врожденной неуверенности в себе. Мужчина по сей день не обрел душевного равновесия и, пока не обретет, будет вечно устраивать революции, покорять горы, летать на Луну и взрывать бомбы невиданной силы.
— А женщина? — спросил Мэби.
— Женщина равновесие обрела. Конечно, и среди нас есть такие, что рвутся к заоблачным высотам, но в большинстве своем мы примирились со своей земной участью. Для нас ход жизни неизбежен, как смена времен года. Возможно потому, что мы своей плотью участвуем в этом вечном движении. Во всяком случае, мы не так уж стремимся к бессмертию. Мы не лезем на неприступные горы, не мечтаем о путешествии на Луну, не взрываем бомб. Но зато все свои силы отдаем новой жизни. Должно быть, по существу женщина свободнее мужчины, потому что добивается свободы только тот, кто лишен ее. Свободным не надо завоевывать свободу, сильным не надо утверждать свою силу…
— Пошли-ка лучше, — сказал Мэби.
Он отдал ей термос и быстро зашагал вверх по узкой извилистой горной тропе. Лоис и Майкл полезли за ним.
Подъем становился круче, тропка постепенно сужалась. Скоро она стала такой узкой, что двоим было уже невозможно идти рядом. Удомо пошел сзади. А сильно опередивший их Мэби все лез и лез вверх, так что за ним было трудно угнаться.
Расстояние между ними и Мэби увеличивалось. Лоис ускорила шаг, галька осыпалась у нее под ногами.
Но она не боялась. За ней шел Майкл, а она знала, какой он сильный. Он не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Женщина живет полной жизнью, только когда рядом с ней мужчина, ее защитник. Только тогда.
Мэби остановился и посмотрел назад. Потом пошел дальше и скоро исчез из виду, скрывшись за поворотом. «Теперь он вышел на солнце», — подумала Лоис. Сразу за ней, вселяя в нее спокойствие, подымался Удомо. У Лоис застучало в висках. Ничего, Майкл идет сзади, все хорошо! Она вдруг покрылась холодным липким потом. Ничего, Майкл тут, рядом. Они дошли до залитого солнцем пространства, где останавливался передохнуть Мэби. Море было далеко внизу. Лоис посмотрела вниз, и у нее закружилась голова. Она остановилась и закрыла глаза. Но тут же рука Удомо легла ей на плечо, и она справилась с головокружением. Повернув голову, дотронулась губами до его руки и пошла дальше.