Горняк. Венок Майклу Удомо
Шрифт:
— Что я должна сказать, Майкл?
— Скажи просто «да».
— Да, Майкл, да!
— Хочешь, я расскажу тебе, как прошел конгресс? Мы не надеялись на такой успех…
— Нет, — твердо сказала она. — Эти дни принадлежат мне, только мне, и я не хочу ни слова слышать о политике. Мы будем купаться, бродить по городу, ходить в горы; мы приведем в порядок этот домик… Но о политике говорить не будем. Твой секретарь в отставке — до тех пор, пока мы не вернемся домой. Решено?
— Ладно.
— Обещай.
— Обещаю… Вот только Мэби просил
— Отлично… Ну, а что мы будем делать сегодня вечером? Можно спуститься в город и поужинать в какой-нибудь гостинице, можно пойти в гости к кому-нибудь из моих знакомых или нанять моторную лодку и объехать самые роскошные курортные места вдоль побережья, где есть и миллионеры, и кинозвезды, и злачные места. Что ты предпочитаешь?
Он захватил в кулак прядь ее волос и притянул ее к себе, так что она уткнулась ему лицом в грудь.
— По-моему, нам и здесь хорошо.
— Ты прав, Майкл! Беда только — послушай, как звенят комары. Они съедят нас живьем.
— Тогда пойдем в дом… О, черт! — Он шлепнул себя по лбу.
Смех ее оборвался. Она звонко хлопнула себя по шее. Оба побежали в дом. Миром завладели мрак и обитатели ночи.
— Рад, что приехал?
Он поставил лампу, которую собрался было зажечь, и повернулся к ней.
— Очень рад. Поди сюда.
Глаза его загорелись желанием. Она шагнула к нему.
— И я тоже, — тихо сказала она.
Мягкий лунный свет проникал сквозь окно в комнату.
— Спишь, Майкл?
— Нет.
— Мы, наверное, переели за ужином.
— Он был очень вкусный.
Комары сердито пищали по ту сторону окутывавшей кровать москитной сетки.
— Расскажи мне о своей семье. Твоя мать жива?
— Да.
— А отец?
— Он умер уже после моего отъезда. Не так давно.
— Значит, твоя мать теперь одна? Или у нее есть еще дети?
— У нас в доме есть еще женщины. Мать была третьей женой отца. И я у нее единственный ребенок. У отца была небольшая ферма, ее получил сын первой жены. Так у нас заведено.
— Мать пишет тебе?
— Она неграмотная. У нас в деревне до меня только один мальчишка ходил в миссионерскую школу. Деревня маленькая, и все жители неграмотны…
Голос у него был совсем сонный, и она оставила его в покое. Лунный свет упал ему на лицо. Она приподнялась на локте и долго смотрела на него, не отрывая глаз. Затем положила ладонь ему на щеку и уснула.
2
Мэби сложил ладони рупором и крикнул:
— Лоис, Майк!
Они заплыли далеко, в волнах мелькали только их головы. Он снова крикнул, на этот раз громче. Лоис подняла руку. Затем они поплыли назад.
Мэби пошел обратно к огромному валуну, в тени которого была разостлана простыня, — там они оставили одежду и корзинку с едой. Он стащил рубашку и растянулся на простыне. Утреннее солнце не было жарким. Дул легкий ветерок. Мэби закрыл глаза и стал изучать кровавую мглу, просвечивавшую сквозь опущенные веки. Малюсенькие подвижные крапинки были настроены очень бодро. Интересно, какие это шарики— белые или красные? И нет ли среди них Пола Мэби? Или Лоис Барлоу? Или Майка Удомо? А может быть, его тело всего-навсего вместилище какой-то неизвестной формы жизни? А собственно, что такое кровь? Господи, до чего он устал! Ехать от самого Парижа в сидячем вагоне — это вам не шутка. Под конец даже подушки стали казаться кирпичами. До него донеслись их голоса, Мэби нехотя открыл глаза и сел. Оглядел пляж из конца в конец. Только несколько ребятишек в отдалении. И тут он увидел их.
Они шли к нему, взявшись за руки, мокрые и сверкающие на солнце. Темно-коричневый Удомо стал совсем черным, а Лоис так и светилась, отливая золотом и бронзой.
«Любовники», — подумал он. Запечатлеть бы в памяти этот миг, воплотить его в дереве, которое проживет сотни лет, и назвать скульптуру «Любовники». Хорошо бы взять черное дерево и какое-нибудь светлое, золотисто-коричневого тона. Вот только как соединить руки? С этим пришлось бы помучиться.
— Здравствуйте, Пол, — крикнула Лоис.
— Мы ходили на вокзал в пятницу и в субботу, — сказал Удомо.
— Но вы не приехали, — прибавила Лоис, — и мы уже потеряли всякую надежду увидеть вас.
— Итак, по прошествии десяти дней вы все еще влюблены друг в друга?
— Бросьте, Пол! Не надо! День такой чудесный, мы так рады вам… — Ее глаза сияли счастьем.
Удомо энергично растирался полотенцем.
— Ночь в сидячем вагоне хоть кого приведет в уныние. А потом я долго лез на гору только затем, чтобы убедиться, что вас нет дома. Когда вы встаете?
— Вы завтракали? — спросила Лоис и начала распаковывать корзинку.
— Мы, правда, тебя сегодня не ждали, — сказал Удомо. — Ведь мы вечером уезжаем.
— Ни один из вас так и не ответил на мой вопрос.
— На какой вопрос? — спросила Лоис.
— Я спросил: правда ли, что, пробыв вдвоем десять дней, вы все еще влюблены друг в друга?
— Мне показалось, что это был не вопрос, а утверждение.
— Пусть так. Ну и что вы на это скажете?
— Пол, вы не в духе. Съешьте лучше что-нибудь.
Мэби вдруг рассмеялся, но невесело.
— Да, я не в духе. Когда вы выходили из воды, у вас обоих был такой счастливый вид. И я вдруг понял, как я одинок. Извините меня.
— Ах, Пол, — Лоис коснулась щекой его щеки, — не вам это говорить, имея столько приятельниц, да еще таких милых.
— Оставим это. Но серьезно, до чего приятно видеть вас обоих. А теперь я скажу вам, зачем, собственно, я приехал. Я собираюсь подняться вон на ту гору. Возможно, мне больше не представится такой случай. А я очень хочу еще раз взглянуть на деревню.