Горняк. Венок Майклу Удомо
Шрифт:
— Будь поласковее со мной, Майкл, — сказала она и подвинулась, давая ему место.
На этот раз дрожь охватила только ее одну.
4
Удомо поднял голову и прислушался. Что-то стукнуло у входной двери — или это ему показалось? Все было тихо, дверь никто не отпирал. Но ведь стук был ясно слышен. Он оттолкнул стул, встал и быстро вышел из комнаты. Да, он не ошибся — приходил почтальон. Лежащий на коврике зеленовато-голубой конверт был знаком ему. Письмо от Эдибхоя. Он
Он жадно уставился на конверт. Если бы только… Нагнулся, подобрал его и поспешно вернулся из холодной передней в гостиную. Брр, до чего холодно! Даже газ, горевший в полную силу, не мог одолеть холода. Он обошел письменный стол и выглянул в окно. Крупные снежные хлопья лениво кружились в воздухе и как бы нехотя опускались на землю. Про них нельзя было сказать, что они падают. И земля лежала, укрытая белым покрывалом, легким, как сбитые сливки.
Он вскрыл конверт.
«Дорогой земляк!
Письмо будет коротким — через полчаса у меня операция. Рад сообщить тебе, что дело сдвинулось наконец с мертвой точки. На будущей неделе я должен встретиться с тремя коммерсантами; думаю, что кое-какие результаты эта встреча даст. Свободные деньги у них есть, и я постараюсь внушить им, что в их интересах вложить эти деньги в нашу газету.
Ты, я знаю, считаешь, что нам необходимо заручиться поддержкой вождей и старейшин. Но они не желают поддерживать нас. Вот уже три месяца я стараюсь привлечь их на нашу сторону, но убедился, что их интересует только собственное положение, места в палате Ассамблеи и приемы у губернатора. Толка от них не будет, земляк, и нам придется обойтись без них. Если ждать их, мы, пожалуй, никогда не начнем. Они и не думают об освобождении народа, об освобождении Африки. Они продажны насквозь. Если я уговорю коммерсантов и они выложат деньги, ты сможешь приехать, и тогда мы начнем. Надеюсь, ты согласишься. Другого способа вытащить тебя сюда я не вижу. Напиши, что ты одобряешь…»
Дальше шли приветы Лэнвуду и остальным и несколько слов о своей жизни. «Напиши, что ты одобряешь…» Удомо перечитал письмо. «Напиши, что ты одобряешь…»
— Черт бы побрал всех этих вождей и старейшин! — вскричал он.
Он подошел к письменному столу и сел. Итак, они не хотят поддерживать нас. Даже ради освобождения собственной страны! Что ж, если они не хотят, а коммерсанты хотят, придется иметь дело с коммерсантами. Но народ, пойдет ли он за нами без вождей и старейшин? Пойдет ли?.. А если другого пути нет?.. Значит, нужно перетянуть народ на свою сторону. Это единственный путь!
Удомо вставил в машинку лист почтовой бумаги. Подумал, вынул, положил под него копирку и чистый листок и снова вставил. Он печатал:
«Дорогой Дик!
Только что получил твое письмо и спешу ответить, чтобы ты немедленно начал действовать. Ты знаешь, почему я считал, что на первых порах для нас особенно важна поддержка вождей и старейшин, но, если они не желают сотрудничать с нами, обойдемся без них. Это будет нелегко, потому что народ в их руках. Но народ мы как-нибудь на свою сторону перетянем. Уговори коммерсантов, чтобы они оплатили мой проезд домой. Скажи им, что, когда я приеду, мы сможем все обсудить и наметить план действий. Только, не обещай им по возможности ничего серьезного. Это очень важно. Ты понимаешь меня… Обещай им места в руководстве партии, когда она будет организована, — место патрона, президента, даже казначея, но ни в коем случае не давай никаких обещаний относительно нашей будущей политики. Скажи, что подобные вопросы лучше всего будет обсудить со мной, когда я приеду. Я сообщу обо всем членам группы, а ты действуй…»
Хлопнула входная дверь.
Удомо откинулся на спинку стула и ждал. «Для Лоис рановато, — подумал он. — А что, если она потеряла работу? Как тогда все сложится? Интересно, теряют ли учителя работу?»
Вошла Джо Фэрз.
— Ты что-то рано, — сказал Удомо.
Она устало опустилась на стул.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Она подняла на него глаза. В них было отчаяние. Вид измученный, лицо осунулось. Он и прежде замечал, что она похудела за эти месяцы, но только сейчас увидел, как сильно она изменилась.
— Ты должен помочь мне, Майкл, — сказала она.
Отчаяние, звучавшее в ее голосе, заставило его насторожиться.
— В чем дело?
— Мне стало плохо в конторе, — сказала она. — Прямо в конторе — раньше хоть дома. Я все испробовала. Теперь ты должен помочь мне. Я думала сделать все сама. Не хотела тебя беспокоить. Но ничего не получается. Ты должен помочь мне, Майкл.
— Да о чем ты?
— Я беременна.
Удомо долго молчал, потом резко сказал:
— Не может быть!
— Я пыталась сама…
Одним скачком он пересек комнату и очутился перед ней — огромный, яростный.
— Нет! — Он сорвался на крик. — Ты врешь!
Но, взглянув ей в глаза, понял, что это правда. Он с трудом подавил бешеное желание ударить ее.
— Почему ты не сказала мне?
— Я хотела сама…
Он пошел обратно к столу.
— Сколько времени?
— Около трех месяцев.
Ярость и страх овладели им.
— Дура! Идиотка! Ты должна была сказать мне!
— Я знала, что ты будешь ругать меня. И думала, что смогу все сделать сама.
«Спокойно, спокойно», — уговаривал он себя.
— Кто-нибудь знает?
— Никто.
— Ты была у доктора?
— Нет.
— Что ты скажешь Лоис, если она узнает?
— Она не должна знать.
— Но что ты ей скажешь, если она все-таки узнает?
— Не знаю.
— Должна знать.
— Что ты хочешь, чтобы я сказала?
— Скажешь, что виноват кто-нибудь из твоих друзей…
— Но она поймет, Майкл. Ведь ребенок родится цветной… И будет похож на тебя. Она сразу поймет.
— Если ребенок родится. Но он не родится.
— Тогда зачем…
— Она может узнать, что ты принимаешь меры, чтобы избавиться от ребенка, или что ты уже сделала аборт. Тебе придется объяснить ей.
— Скажи ей правду, Майкл. Попроси ее помочь нам. Она простит тебя, если ты обо всем расскажешь и попросишь прощения. Она любит тебя, Майкл.
— Ты бы лучше подумала об этом, когда меня своими ляжками прельщала. Черт бы тебя побрал! Сама говорила, что не маленькая… Виноват один из твоих друзей. Понятно?