Господин метелей
Шрифт:
Мачеха ждала ответа, а я улетела куда-то в подзвёздные дали. Мне казалось — еще немного, и я обо всем догадаюсь, сейчас я всё пойму… Только надо сложить…
— Это ведь подарок для Мелиссы? — напомнила о себе мачеха.
Я очнулась от странного оцепенения, и разгадка, которую я чуть было не поймала за хвостик, лопнула мыльным пузырем. Мачеха смотрела на меня с жадным ожиданием, и я почувствовала, как ненависть к ней сменяется усталым раздражением. Наверное, именно это чувствует Близар, когда общается с людьми — раздражение от их тупости, жадности, ненасытности…
— Вы ведь уже выпросили рубиновые
— Что ты говоришь?! — ахнула мачеха.
— Мелиссе придется довольствоваться моим бывшим женихом, — сказала я, целуя отца в щеку. — Платья пригодятся мне самой, и пояснила: — Это подарок. Подарок мне. А подарки — не передарки.
Мачеха посторонилась, когда я выходила из комнаты, и сразу прикрыла за мной двери. «Она ужасно со мной обращается…» — услышала я ее голос, но это уже не имело никакого значения.
Провожать меня собралось полгорода. Было много детей, и я раздарила им все сладости, что нашла в коробках. Тиль хвастался серебряной саблей, и не слишком грустил, что я уезжаю. Мачеха изображала радушие, ненавязчиво демонстрируя соседям рубиновое ожерелье, расстегнув шубу. Когда мы с Близаром сели в сани, колдун, держа одной рукой вожжи, второй благодарно сжал мою ладонь. Вот так — именно благодарно. Не напоказ, тихонько — нырнул пальцами в мой рукав. Мы до сих пор не сказали друг другу и пары слов, но мне совсем не хотелось говорить, и он не настаивал.
— Ой, что это с вашим платьем, дорогая Кларисса? — спросила вдруг соседка — госпожа Уилберт.
Кто-то охнул, кто-то переспросил, и люди вокруг мачехи заволновались — нахлынули, чтобы разглядеть получше, а потом схлынули, и я увидела, как по желтому платью растекаются красные потеки, а мачеха пытается стряхнуть их и скидывает шубу, чтобы не запачкать и ее. Великолепное рубиновое ожерелье, которым она хвасталась, растаяло, как окрашенный лед, безвозвратно губя нарядное платье.
Сияваршан захохотал, чем вызвал еще больший переполох, кони дружно рванули галопом, сани помчали по улице, и вдруг взмыли в воздух, к огромному восторгу всех зевак. Люди хлопали в ладоши, мальчишки кричали, но вскоре все заглушил свист ветра в вышине.
— Хорошо пошутил, Близарчик! — заорал Сияваршан. — В жизни не видел такой потешной физиономии!
Но мне было не смешно. Я осторожно освободила руку из руки колдуна, и он тут же сказал:
— Обиделась из-за мачехи?
— Нет, — ответила я. — Не так уж я ее люблю, чтобы обидеться на вас, но и смешным мне это не кажется, вы уж простите. С бриллиантовым ожерельем произойдет то же самое? Все ваши подарки с подвохом?
— Почему ты спрашиваешь? — Близар наклонился, заглянув мне в лицо. — Ты ведь согласилась вернуться ко мне…
— Не принимайте на свой счет, — сказала я твердо. — Просто мне уже не жить в Любеке, я это точно знаю. Если ваше предложение еще в силе, я остаюсь до весны.
— А потом?
— Если позволите, я хотела бы продать бриллианты из ожерелья, что вы подарили. Только они точно не растают?
— Зачем тебе? — Близар был разочарован, и даже не скрывал этого.
Я заметила, как переглянулись Сияваршан и Велюто, но сказала не менее твердо:
— Хочу купить себе дом, чтобы жить отдельно.
— Жить одной?
— В этом есть свои прелести, — сказала я. — В одиночестве.
— Прелести не заменят радости, — сказал Близар сквозь зубы и подхлестнул коней.
Сказать по правде, я опасалась, что ему станет плохо, как в тот раз, когда он всю ночь возводил ледяные дворцы на столичной площади. Колдун был бледен, глаза запали, но он продержался до замка и сам прошел в спальню. Я заглянула через полчаса — Близар спал, сидя в кресле, бессильно уронив голову.
Вздохнув, я позвала Сияваршана и Аустерию, и они в два счета раздели его и уложили в постель. Я опять вооружилась грелками, снова разожгла жаровни и согрела красного вина, добавив туда пряности из своего мешочка. Палочка корицы, звездочка бадьяна, щепотка молотого имбиря…
Помешивая закипающий напиток, я задумчиво подперла щеку. Сияваршан крутился возле меня, Аустерия расположилась в кресле, любуясь собой. Велюто лазал по углам, притворившись котом, и делал вид, что ловит мышей, хотя в замке их не было и в помине.
— Что надо сделать, чтобы вы не были привязаны к замку? — спросила я у призраков.
— Кто же знает наверняка? — Сияваршан с готовностью заговорил со мной. — Мы думаем, что для этого надо собрать маску, которая лежит в Ледяном Чертоге. Николас верит, что это маска Хольды, и если ее собрать, то Хольда вернется в наш мир. Я рад, что ты заговорила. Ты была такая грустная, малыш… Почему бы тебе просто не остаться с нами? Зачем тебе какой-то там дом, чтобы жить в одиночестве?
Велюто подскочил ко мне и потерся о ноги, как самый обыкновенный кот.
— Об этом рано говорить, — уклонилась я от прямого ответа. — До весны еще далеко, — и спросила: — Если нужно собрать маску — почему тогда вы просто не найдете осколки? Ведь это так утомительно — быть привязанным к замку.
— Это мучительно, — ответил Сияваршан.
— Но с вами все в порядке, — заметила я. — А вот ваш хозяин… — я подошла к постели и взобралась по лесенке, чтобы посмотреть, как чувствует себя колдун. Он по-прежнему спал, но это был сон, а не ледяное забытье, как в прошлый раз. Все же, в Любеке мы пробыли меньше, чем шесть часов. Но вот волосы… Я осмелилась коснуться черных прядей — да, седины прибавилось. Уже две белые пряди… — Конечно, седина бобра не портит, — пробормотала я, зная, что колдун меня не слышит, — но рановато вам седеть, господин граф.
Сияваршан помог мне спуститься, я процедила вино в деревянную кружку и спросила:
— Так почему не соберете маску, лентяи?
— Как ты себе это представляешь? — невесело усмехнулся Сияваршан. — Там их столько, что даже наших жизней не хватит, чтобы все перебрать.
— За столько лет можно было хоть что-то сделать… — проворчала я.
Мы просидели в спальне колдуна до поздней ночи, пока Близар не зашевелился, не зевнул и не открыл глаза. Я напоила его подогретым вином, обложила подушками и отправилась спать, потому что у меня глаза, наоборот, слипались.