Госпожа Эйфор-Коровина и небесная канцелярия
Шрифт:
– Везем тело дона Карлоса Боскана-и-Альмагавера, в собор, - скорбно сообщила ведьма.
– А это что за клоуны?
– сердито спросил стражник.
– Это наш шут и духовник доньи Инесс, - так же скорбно ответила госпожа Эйфор-Коровина, и на глазах у нее выступили слезы. Правда, стражник не знал, что это не от печали, а от неимоверных усилий, предпринимаемых ведьмой, чтобы сдержать смех.
– Весь мир - бродячий цирк, а люди в нем - уроды!
– печально вздохнул страж городских ворот, закатив глаза к небу. Эта фраза ему так понравилась,
– Следующий!
И было видно, что так ему все обрыдло, что дальше просто некуда!, Устал человек от жизни и своей человеческой сущности, а как он устал от сущностей своей жены и тещи! Невозможно представить!
Как только телега миновала городские ворота, Ромуальд тут же успокоился, замолчал, и, надувшись, уселся рядом с отцом Эрменегильдо на козлах. Весь оставшийся путь оба не проронили ни слова. Только молча толкались задницами на узкой скамеечке для возницы.
– Послушайте, святой отец, вы попираете Святое Писание!
– возмутился, наконец, трубадур.
Францисканец решил, что Ромуальд есть посланное Богом испытание христианского терпения, и смолчал.
– Я давно хотел узнать, - начал рассуждать трубадур, видя, что его никто не собирается убивать, - вот, скажем, если кто-нибудь даст мне пощечину справа, то я, согласно Писания, должен подставить ему и левую щеку. Так? Так. А вот, если кто-нибудь даст мне пинка под зад справа? Должен я подставлять и левое полупопие под ноги этого негодяя?
Отец Эрменегильдо закрыл глаза и начала молиться святому Иерониму, чтобы тот наслал на Ромуальда немоту. Однако, то ли францисканец был в последнее время недостаточно благочестив, то ли святой Иероним недостаточно свят...
Тем временем на городской площади .уже спешно соорудили два столба. Доминиканские столбы являлись ноу-хау отца Бартоломее. Это он придумал делать наборы для аутодафе. Заранее подготавливался суковатый столб и вязанки дров, крестовины, веревки, кандалы. В нужный момент требовалось только собрать эту нехитрую конструкцию. В самый разгар сборки на площади внезапно появилась еще одна телега.
– Эй, смотри!
– сказал один помощник палача другому.
– Никак и францисканцы кого-то собрались жечь!
– Вот будет сегодня потеха!
– мотнул головой второй.
– С францисканцами никакой потехи, - ответил первый.
– Они дают ведьме яд. Он ее усыпляет, а перед тем как поджечь хворост, еще и душат, чтобы не мучилась.
– Столб то у них какой гладкий да маленький! А дров-то! Ведьма в три секунды сгорит!
– возмущался второй.
– Либералы чертовы, - сплюнул первый.
– Вот из-за таких у нас разгул чародейства! Из-за таких вот страшно детей вечером на улицу выпускать! Ведьм жалеют, а невинных младенцев убиенных, для шабаша - нет!
– Все это только до тех пор, пока кто-нибудь из них сам не пострадает от ведьмы, - со знанием дела заявил второй.
– Точно! С этими словами доминиканские работники принялись поливать хворост водой, чтобы уж их ведьмы-то получили по заслугам, изжарились на медленном огне, будучи привязанными к суковатым столбам.
– Однако мы так ничего и не узнали об изготовлении золота, - подвел печальный итог отец Бартоломее, глядя как дон Хуан, которого пытали бессонницей, клюет носом, уже нисколько не реагируя ни на крики, ни на холодную воду.
– Я уверен, что он просто не захотел открыть нам своего секрета, - кипятился дон Фердинанд.
– Нужно еще немного времени, чтобы выведать у него эту тайну. Мы подвесим его на дыбе, я сам лично застегну на нем испанский сапог!
Рыцарь в сердцах стукнул кулаком по столу.
– Однако ваше поведение заставляет меня думать, что вы имеете какие-то личные счеты с этим колдуном, - заметил доминиканец.
– О, нет! Никаких! Просто ненавижу зарвавшихся юнцов! Никакого уважения к годам и заслугам!
– Все-таки, дон Фердинанд, у вас, несомненно, имеется какая-то личная причина ненавидеть этого человека, - сказал верховный инквизитор и улыбнулся своим мыслям.
– Но если не хотите, ради Бога, не рассказывайте.
Дону Фердинанду показалось, что отец Бартоломео подумал про него неуважительно и вскипел.
– Что вы хотите этим сказать?! Потрудитесь объяснить!,
– О, ничего особенного, так, одна мыслишка, - и доминиканец расплылся в какой-то совсем пошлой улыбке.
– Я требую объяснений! Черт побери!
– Ну ладно, ладно, - капризно согласился отец Бартоломео.
– Только, чур, не обижаться. Договорились?
Рыцарь молча кивнул и заранее обиделся.
– В общем, недавно я жег одного еврейского колдуна, - начал свой рассказ отец Бартоломео.
– Все евреи - колдуны! Вся черная магия исходит от их каббалы! Я давно уже говорю, что они плетут заговор/ожидая удобного момента, чтобы:..
– Ах, дон Фердинанд!
– отец Бартоломео скривился и замахал рукой.
– Перестаньте! Ей, Богу! Вы уже всех утомили своим заговором. Вас послушать, так получается, что просто нет ни одного народа умнее и талантливее евреев, раз, как вы утверждаете, они управляют всем; Это лично мне, как испанцу, даже обидно.
– Вы еще вспомните мои слова - сердито буркнул благородный идальго.
– Продолжайте, что вы там начали рассказывать про еврейского колдуна.
– Да, в общем, этот колдун рассказал мне интересную теорию. Конечно, она сатанинская и я его сжег, но вот послушайте. Этот колдун утверждал, что является врачом. Однако, лечил он разговорами.
– Ясное дело! Чем же еще может лечить колдун?
– Да, и самое интересное, что эти его разговоры помогали! Он исцелил многих одержимых женщин в своей местности.