Госпожа
Шрифт:
Мари-Лаура целовала Сорена с бесконечной страстью и все, что Норе оставалось, это смотреть.
– Merde... – Мари Лаура оторвалась от поцелуя и уставилась на Сорена. Из ее губы текла кровь.
Сорен посмотрел на Нору и подмигнул.
– О, нет, - подразнила Нора.
– Он укусил тебя. Теперь ты тоже превратишься в извращенку.
Мари-Лаура быстро и жестко ударила Нору по лицу так сильно, что та ощутила, как из носа потекла кровь.
Когда ее зрение прояснилось, Нора улыбнулась Мари-Лауре.
– Видишь? Я же говорила.
Мари-Лаура встала и потянулась к карману пиджака Деймона. Оттуда она достала кинжал с черной рукояткой, гладкий и смертоносный. Она положила его на пол между Норой и Сореном.
– Тогда, давайте покончим с этим, - сказала Мари-Лаура Норе.
– Время решить, и на этот раз, какое бы решение ты не приняла, оно будет окончательным. У тебя есть выбор... ты можешь выйти из этой комнаты сейчас и оставить его со мной. Он станет моим мужем, моим настоящим мужем, на этот раз без отговорок, и мы улетим вместе в мой прекрасный дом далеко отсюда. А Деймон и Андрей, и пара моих мальчиков будут наблюдать, чтобы он оставался внутри и выполнял любые мелочи, которые я пожелаю, как очень внимательный и хороший муж.
– Или?
– спросила Нора. Какой бы ни был второй вариант, она уже решила, что выберет его. Сорен принужденный к рабству, принужденный сексуально прислуживать этой сумасшедшей, принужденный играть для нее? Никогда.
– Я уже могу сказать, что выберу второй вариант.
– Неужели? Что ж, позволь тогда рассказать о втором варианте. Он очень прост. Ты можешь взять нож и можешь воткнуть его прямо ему в сердце, дать ему истечь кровью до смерти на этом полу на твоих и моих глазах. И пока он умирает, ты уйдешь. К тому времени, как ты достигнешь конца подъездной дорожки, я уже буду улетать из этой ужасной страны.
Нора позволила словам проникнуть в нее. Она могла позволить Сорену жить до конца своих дней в рабстве у этой женщины...
Или она могла убить его собственными руками.
– Элеонор, - прошептал Сорен, смотря на нее самым отчаянным и умоляющим взглядом, который она когда-либо видела на его лице. Нет... единственным отчаянным и умоляющим взглядом, который она когда-либо видела на его лице.
– Без подсказок.
– Мари-Лаура щелкнула пальцами перед его лицом.
– Она решает, а не ты.
Но Нора уже решила. Выбор состоял в отсутствии выбора.
Нора взяла кинжал. Сорен вздохнул с облегчением.
– Сначала я хочу попрощаться.
– Нора крепко прижала нож к груди.
– Не хочу ничего делать, не попрощавшись.
– Ты можешь попрощаться. Я бы послушала. Продолжай.
Мари-Лаура скрестила руки на груди и улыбнулась. Нора проигнорировала ее, проигнорировала кинжал в руке, игнорировала весь мир вокруг нее. Никого не существовало, кроме Сорена, и как только он уйдет, в мире не останется ничего.
Она посмотрела на священника.
– Сорен... мне очень жаль...
– Не смей. У нас осталось только пару минут на этой земле и не трать этот момент
– Ты знаешь, что я не придумала их.
– Тебе не за что извиняться. Ты прожила свою жизнь без страха и без сожалений, не обращая никакого внимания на то, что о тебе думают окружающие. Не начинай заниматься этой чепухой сейчас.
– Я ушла от тебя.
– У тебя было право уходить от меня. Боже, Элеонор, испытания, которым я подвергал тебя, проверки...
– Не забудь палку, которую ты заставил меня поливать целых полгода.
– Я помню. Я не был удивлен твоему уходу. Я был удивлен, что ты не ушла от меня раньше.
– Ты был очень строгим, - ответила она, улыбаясь воспоминаниям, которые кружили в ее голове со скоростью и силой уходящего поезда. Поливать эту чертову палку, воткнутую в землю, словно она живое растение... переодеваться семь раз подряд, потому что у Сорена был определенный образ того, как Нора должна выглядеть, и они не покинут дом Кингсли, пока она не угадает, какой именно... лежать на полу «Восьмого круга», с его обутыми ногами на ее спине, потому что он использовал Нору как подставку для ног и ничего больше - он даже не выпорол ее и не трахнул, и не поцеловал. Она была ничем, лишь мебелью.
– Ты слишком добра.
– Ладно, ты был невообразимым козлом.
– Так-то лучше.
– Хотя я любила это. Я любила быть твоей. Даже когда носила тот тупой кувшин с водой, чтобы полить ту тупую палку, я любила это. Я знаю, что ты пытал меня таким способом, потому что любил меня, потому что хотел, чтобы я была сильной.
– Ты всегда была сильной, Малышка. Я только хотел, чтобы ты была моей.
Нора снова прильнула к его груди, он наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Я всегда твоя, - прошептала она.
– Всегда была. И даже когда была с кем-то другим... я всегда была твоей.
– Знаю, - ответил он со всем присущим ему высокомерием.
Она зарычала от отчаяния и ярости. Незаслуженно, так незаслуженно, что эта несправедливость, пародия на честность случилась именно с Сореном... она могла бы кричать, могла бы плакать всю дорогу к небесам.
– Нет, ты этого не заслужил. Все не так должно было произойти. Не так должно было закончиться.
– Нора ощутила кинжал в руке и хотела вонзить его в собственное сердце, чтобы дать ему отдохнуть от все этой боли. Может, именно так она и сделает.
– Нет?
– спросил Сорен, в его голосе послышались нотки удивления.
– Ты уже решила, как мы должны умереть?
– Да. Я много об этом думала.
– Это очень... по-католически, - ответил он.
– Я даже видела это.
– Она закрыла глаза на мгновение.
– Ты будешь одним из тех мужчин, которые с возрастом становятся красивее. Ты будешь как Кристофер Пламмер – привлекательный, даже когда тебе будет восемьдесят.
– Я как раз хотел поговорить с тобой о твоем нездоровом к нему интересе.