Государство и его уголовное судопроизводство
Шрифт:
Впрочем, было бы наивно полагать, что официальному процессуальному вмешательству подвергается исключительно российская уголовно-процессуальная система или, допустим, уголовно-процессуальные системы других постсоветских государств, не отличающиеся пока еще должной устойчивостью, в том числе по отношению к внешнему воздействию. На самом деле, данный феномен сказывается и на много более классических правопорядках, обладающих конструкциями, которые еще недавно казались в сравнительно-правовом смысле едва ли не образцовыми, причем новейшее влияние на них того же ЕСПЧ выглядит позитивным опять-таки далеко не всегда, скорее разрушая классические уголовно-процессуальные формы, нежели созидая их. В качестве примера приведем Францию, чья репутация в уголовно-процессуальном плане сомнений не вызывает.
Еще не так давно никакого кризиса между ЕСПЧ и национальным французским законодателем не наблюдалось. Скажем, постановление ЕСПЧ от 24 апреля 1990 г. в отношении Франции по делу Крюслена и Хувига, обратившее внимание на недопустимость отсутствия специальной уголовно-процессуальной регламентации такого следственного действия, как прослушивание телефонных переговоров и недостаточность обоснования его применения общей нормой о праве следственного судьи совершать любые следственные действия, направленные на установление истины (ч. 1 ст. 81 УПК Франции) 138 , не вызвало в этой стране ни малейших возражений. Уже 10 июля 1991 г. был принят Закон, дополнивший УПК Франции ст. 100–100.7 о порядке производства следственного действия в виде прослушивания телефонных переговоров, встреченный весьма благожелательно и теоретиками, и практиками. Однако с тех пор ситуация изменилась, от идиллии простыл и след, что не в последнюю очередь связано с резкой активизацией ЕСПЧ по нормативному вмешательству
138
См. подробнее: Головко Л.В. Дознание и предварительное следствие в уголовном процессе Франции. М., 1995. С. 86–87 (французский подход основывался не только на тексте ч. 1 ст. 81 УПК, но, разумеется, и на том, что следственный судья обладает полноценным статусом судьи, а это обеспечивает надлежащий судебный контроль за прослушиванием, поскольку данное следственное действие производится исключительно по решению следственного судьи).
Так, именно ЕСПЧ по сути «переписал» почти все французские уголовно-процессуальные нормы, касающиеся участия защитника по делам о более или менее опасных преступлениях в случае, если подсудимый намеренно скрывается от суда. Учитывая, что речь идет о преступлениях, чаще всего наказываемых лишением свободы, которое исполнить «заочно» при всем желании невозможно (в этом смысле подсудимый ничем «заочно» не рискует), логика французского уголовно-процессуального закона была направлена, во-первых, на то, чтобы максимально мотивировать обвиняемого предстать перед судом и лишить его перспектив «суррогатной» нормализации заочного судебного разбирательства, а во-вторых, на то, чтобы при появлении обвиняемого дезавуировать все заочные судебные решения и рассмотреть дело полноценным образом. В связи с этим в ситуации, когда подсудимый скрывается от суда по делам о преступлениях и проступках, наказание за которые превышает два года лишения свободы, участие защитника было вовсе исключено, ведь никто не собирается исполнять такого рода приговоры, добиваясь лишь того, чтобы получить основания для задержания обвиняемого (если он не является добровольно), объявления его в национальный и международный розыск и т. п., и не допуская правового спора (при участии защитника он неизбежен) в отсутствие самого обвиняемого. Такова, в частности, была концепция знаменитого французского института contumace – одного из самых исторически устоявшихся и применявшегося по делам о самых опасных нарушениях уголовного закона (преступлениях – crimes) 139 . Однако данная концепция была полностью разрушена рядом решений ЕСПЧ 140 , попутно уничтожившего институт contumace как таковой: «на корню и без обиняков» 141 упразднивший его Закон от 9 марта 2004 г. есть лишь исполнение решения ЕСПЧ 2001 г. по делу Кромбаш против Франции. Отныне, даже если подсудимый намеренно скрывается от правосудия, он вправе участвовать в процессе через своего адвоката 142 , что делает туманными перспективы проведения впоследствии нормального судебного разбирательства, поскольку заочное рассмотрение дела разворачивается в подлинный правовой спор. Другим примером является решение ЕСПЧ по делу Poitrimol c. France (и некоторые иные последовавшие за ним решения ЕСПЧ), также затрагивающее права лиц, скрывающихся от правосудия, – на этот раз в части обжалования судебных решений, на котором мы останавливаться не будем, поскольку оно относительно подробно разбирается в § 4 главы 2 настоящей книги.
139
См. об этом институте подробнее: Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Указ. соч. С. 378–381.
140
Van Pelt c. France от 23 мая 2000 г., Krombach c. France от 13 февраля 2001 г.
141
Casorla F. Les principes directeurs du proces penal, principes generaux du droit? Essai de clarification // Le droit penal a l’aube du troisieme millenaire. Melanges offerts a Jean Pradel. Paris, 2006. P. 65.
142
То же самое касается дел о проступках, где институт contumace никогда не применялся, но mutatis mutandis действовала в целом схожая техника заочного рассмотрения дела и где под влиянием решений ЕСПЧ участие адвоката теперь также допускается на общих основаниях (см. подробнее: Pradel J. Procedure penale. 15 ed. Paris, 2010. P. 711), хотя изначально логика уголовно-процессуального регулирования была направлена на иное.
Но, пожалуй, самой яркой, на наш взгляд, иллюстрацией деформирования решениями ЕСПЧ классической французской уголовно-процессуальной техники и логики стала проблема мотивирования вердикта суда ассизов, столкнувшая высокую европейскую инстанцию с традиционными для этой страны подходами к участию народа в отправлении правосудия, причем явно не в пользу последних. Напомним, что французский суд ассизов является некоей попыткой адаптации хрестоматийного суда присяжных к современным реалиям. С одной стороны, непрофессионалы и профессионалы составляют в суде ассизов 143 единую коллегию, вместе удаляясь в совещательную комнату, обладая равными правами по принятию всех судебных решений по существу дела (как в части виновности, так и в части наказания) и тд. С другой стороны, автономия и независимость народного элемента здесь сохраняются и проявляются в том, что каждый член суда ассизов (как профессионал, так и непрофессионал) получает для голосования отдельный бюллетень, голосует тайно (отвечая на любой вопрос только «да» или «нет»), причем в условиях, обеспечивающих тайну голосования, после чего бюллетени уничтожаются 144 . Это исключает какую-либо совместную выработку единого решения, давление профессионалов на непрофессионалов и т. п. – принятие всех решений происходит путем простого подсчета голосов, поданных в результате голосования (как в классическом суде присяжных). Но понятно также, что при таком подходе ни о какой мотивировке приговора не может быть и речи. Откуда ей взяться при тайном голосовании, выражающемся в односложных ответах «да» или «нет» на поставленные вопросы? Иными словами, принцип независимости непрофессионального судьи рассматривается в такой модели, как бoльшая ценность, нежели мотивированность судебного решения. Если идти в сторону мотивированности, то придется отказаться от каких-либо проявлений в суде ассизов элементов суда присяжных и превратить его в обычный суд шеффенов, что французский законодатель с его колоссальным опытом всегда прекрасно понимал.
143
Их количественный состав в последние годы стабильностью не отличается, особенно с учетом Закона от 10 августа 2011 г., несколько сократившего число непрофессионалов: в первой инстанции – с 9 до 6; во второй (апелляционной) инстанции – с 12 до 9. Впрочем, к обсуждаемым проблемам это отношения не имеет.
144
См. подробнее: Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б.А. Указ. соч. С. 376–377.
Однако такая логика показалась неубедительной судьям ЕСПЧ, решившим, образно говоря, что вода может замерзать и при высоких плюсовых температурах (дескать, почему нет?). Все началось, напомним, с решения ЕСПЧ по делу Такске против использующей примерно ту же систему суда ассизов Бельгии (Taxquet c. Belgique) от 13 января 2009 г., которое впервые «создало неопределенность по вопросу о том, необходимо или нет мотивировать решения суда ассизов, чтобы соответствовать европейским требованиям справедливого судебного разбирательства» 145 . Некоторые французские судьи, учитывая позицию ЕСПЧ и будучи преисполненными уважения к этому суду, начали применять данное «бельгийское» решение немедленно 146 , не дожидаясь действий французского законодателя. Последний также не заставил себя ждать, дополнив Законом от 10 августа 2011 г. УПК Франции ст. 365-1, предписывающей суду ассизов мотивировать свои вердикты. Впрочем, ЕСПЧ затем еще вынес на всякий случай пять постановлений в отношении Франции от 10 января 2013 г. (Agnelet c. France и др.), где четко указал, что решения суда ассизов мотивировать надо, выразив при этом удовлетворение действиями французского законодателя (новая ст. 365-1 УПК) и показав, что «неопределенность» по бельгийскому делу была мнимой: французские судьи, да и законодатель, совершенно правильно поняли новую «линию» высокой инстанции по данному вопросу. Теперь при раздаче в совещательной комнате вопросных листов (бюллетеней), где требуется вычеркнуть лишнее по принципу «да» или «нет», каждый профессиональный и непрофессиональный судья одновременно получает так называемый мотивировочный лист, куда он должен вписать в произвольной форме мотивы принятого решения. Затем председатель суда собирает все листы, подсчитывает голоса и при постановлении обвинительного вердикта составляет на основании обнаруженных им в мотивировочных листах фраз и мыслей мотивированное решение. Потом то же самое повторяется при определении в той же совещательной комнате меры наказания 147 .
145
Milano L. De la necessite de reconsiderer la place du principe de motivation // Revue des droits et libertes fondamentaux (Revue electronique). 2013. Chronique № 7 (www.revuedlf.com).
146
Galaud F., Durand-Souffland S. Pour la premiere fois, des jures ont motive leur verdict // Le Figaro. 25 novembre 2010 (URL:(дата обращения: 16.06.2020).
147
О французской технике определения в суде ассизов меры наказания, когда каждый вписывает в бюллетень для голосования свою меру в пределах подлежащей применению санкции уголовного закона, а затем либо одна из них набирает простое большинство голосов, либо исключается самая строгая из предложенных мер, после чего проводится новый тур и т. п., см.: Гуценко К.Ф., Головко Л.В., Филимонов Б. А. Указ. соч. С. 377.
Что получилось благодаря усилиям ЕСПЧ и преданного его решениям французского законодателя в итоге? Во-первых, о тайне голосования судей, а вместе с ней и об обеспечении принципа независимости непрофессионалов при принятии решений, теперь можно говорить с достаточной степенью условности. Одно дело – вычеркнуть «да» или «нет», а другое – вписать в мотивировочный лист своим почерком, своей ручкой более или менее развернутую фразу, мысль, идею, в значительной мере выдающую, в том числе с сугубо стилевой точки зрения, ее автора. Никаких гарантий остаться неидентифицированным в такой ситуации уже нет. Во-вторых, кто мешает тому или иному участнику суда ассизов проголосовать за одно решение, а в мотивировочной части высказаться за другое, проявляя тем самым умеренный конформизм, желая «подыграть» большинству, угадать общую атмосферу и т. п.? Какова в такой ситуации ценность мотивировки как таковой, особенно когда, допустим, обвинительный вердикт (по голосам) сопровождается сплошными оправдательными по сути мотивировочными фразами или наоборот? В-третьих, не совсем ясно то, как должна выглядеть при данной системе окончательная мотивировочная часть приговора и какую роль при ее составлении играет председатель суда ассизов? 148 Либо он должен максимально уважать высказанные позиции, механически сводя их воедино и превращая текст судебного приговора в лишенное внутреннего единства, а иногда и смысла, «ассорти» различных мыслей и идей, что вряд ли сделает приговор понятным для сторон процесса (именно в этом цель ЕСПЧ), либо, напротив, председатель обязан сосредоточиться на составлении качественного и цельного мотивировочного текста, используя мысли соратников по суду ассизов исключительно в качестве иногда полезных иллюстраций, но не более того, что резко расширяет единоличные полномочия председателя и в значительной мере оставляет невостребованными дидактические усилия остальных членов суда ассизов. Вопросов немало, и ответов на них нет. Следует сказать лишь одно: до вмешательства ЕСПЧ французская процедура постановления приговора судом ассизов обладала безупречной внутренней логикой. Сегодня она ею уже не обладает.
148
См. об этом также: Milano L. Op. cit.
Примеры с очевидным вмешательством ЕСПЧ в организацию государствами своего уголовного судопроизводства, в том числе на сугубо техническом уровне, легко продолжить, их очень много, причем далеко не только в отношении России или Франции. Но и сказанного достаточно, чтобы сделать вывод о том, что деятельность ЕСПЧ является сегодня очень важным фактором при попытке разобраться в происхождении или модификации тех или иных национальных норм уголовного судопроизводства, которые мы по инерции по-прежнему приписываем исключительно «руке законодателя», критикуя его, поражаясь его чрезмерной активности и т. п.
Остается добавить, что роль ЕСПЧ проявляется не только в сугубо правовой, но и организационной плоскости. Сегодня существует целая инфраструктура, направленная на имплементацию решений ЕСПЧ в национальное законодательство, в том числе уголовно-процессуальное. Например, применительно к России можно упомянуть и о ежегодном докладе Правительства о мониторинге правоприменения, где содержится информация обо всех решениях ЕСПЧ в отношении России и статусе их исполнения, и об отчетах Минюста РФ перед Комитетом министров Совета Европы о принятых мерах, и о создании внутри Верховного Суда РФ специального отдела международного права, отвечающего, помимо прочего, за взаимодействие с ЕСПЧ, и даже об участии представителей ЕСПЧ в разработке и принятии Верховным Судом РФ постановлений Пленума 149 . В этом смысле вмешательство ЕСПЧ в российскую уголовно-процессуальную нормативную систему не ограничивается решениями ЕСПЧ как таковыми, а опирается на уже достаточно мощную организационно-бюрократическую базу. Нет сомнений, что то же самое можно mutatis mutandis сказать и применительно к другим европейским государствам.
149
См. подробнее обо всех этих формах: Ибрагимова Ю.Э. Указ. соч. С. 158, 166, 167.
3.2. Официальное непроцессуальное вмешательство в организацию государством своего уголовного судопроизводства
Поскольку различные механизмы внешнего воздействия на национальное уголовное судопроизводство сегодня многочисленны, тесно переплетены между собой, сочетают процессуальные и непроцессуальные, официальные и неофициальные, институционализированные и аппаратно-кулуарные методы деятельности, то отделить их друг от друга, выстроив какую-то внятную институциональную систему, методологически непросто. Возьмем для примера известные Рекомендации Киевской конференции по вопросам независимости судебной власти в странах Восточной Европы, Южного Кавказа и Центральной Азии от 23–25 июня 2010 г., которые оказали заметное влияние на нормотворчество многих постсоветских государств в сфере организации судебной власти и к которым мы еще вернемся. Какова юридическая природа данных рекомендаций? То, что они не имеют, в отличие от решений ЕСПЧ, процессуального характера, т. е. лежат в области не правоприменения (как юрисдикционного механизма), а правотворчества, понятно и бесспорно. Но являются ли эти рекомендации официальными или неофициальными (сугубо доктринальными)? На этот вопрос ответить уже сложнее. С одной стороны, они приняты под эгидой БДИПЧ ОБСЕ – легитимированного государствами и действующего на основании мандата международного органа (Бюро по демократическим институтам и правам человека), будучи адресованы странам, входящим в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), к чьим структурным подразделениям и относится БДИПЧ, что придает им вполне официальное качество. С другой стороны, рекомендации разработаны и приняты БДИПЧ ОБСЕ совместно с исследовательской группой «Минерва» по вопросам независимости судей Института Макса Планка (ФРГ), на их оригинале 150 стоит логотип не только БДИПЧ, но и исследовательской группы, что никак не свидетельствует об официальном характере рекомендаций. Это примерно как представить себе нормативный правовой акт, принятый парламентом или правительством какой-либо страны совместно с академическим научно-исследовательским институтом. Каким образом его оценивать? Непростая задача.
150
Имеется у автора этих строк.
Учитывая некий хаос современного «мягкого права» (soft law) в сфере правосудия и уголовного судопроизводства, мы здесь вынуждены сами постараться навести некоторый порядок и определить для себя соответствующие методологические рамки, не включая, допустим, Киевские рекомендации 2010 г., сколь влиятельными они бы ни казались для отдельных стран, в число официальных актов. Этому препятствует их разработка и принятие совместно с сугубо академической структурой.