Государство Печали
Шрифт:
— Как только началась музыка, мисс.
— Спасибо, — сказала Печаль.
— Я могу… вам что-нибудь нужно? — спросила Шенай.
Печаль покачала головой, не доверяя языку.
Музыка остановилась, Шенай ускользнула пополнять бокалы. Мелакис и Афора переглянулись, Афора протянула скрипку Мэлу, а Мелакис — Веспусу. Мэл улыбнулся и с поклоном отпустил Иррис.
Его пальцы легко обхватили шейку, он сунул скрипку между грудью и челюстью, занес смычок над ней. Его песня была мягче, но радостной, она была чище, чем веселье, что играли Мелакис и Афора. Веспус ответил
Иррис подошла к печали с румяными щеками и слоем пота на лбу.
— А где мой отец? — спросила она.
Печаль собрала остатки сил.
— Ушел. Когда музыка началась.
Ее голос все еще был натянут, и Иррис нахмурилась.
— Ты в порядке?
Печаль не хотела рассказывать ей, что произошло, пока она танцевала, и какой грязной теперь она себя чувствовала. Испачканной. Она призвала сарказм, но слова прозвучали кисло:
— А как иначе? Брат вернулся из мертвых, отец впервые за два года собран. Я просто счастлива.
— Печаль…
— Посмотри на них, — она кивнула на всех, даже Бейрама и Туву, глядящих, как юноша играет. — Вчера в это время они чуть не грызли друг другу глотки. А сегодня танцуют, и я смотрю отсюда.
Слова Иррис затерялись, канцлер подошел к ним, и Печаль застыла. Она годами не говорила с собранным Харуном, и она не знала, помнил ли он их другие встречи. Знал ли он, что она давала ему снотворное. Кричала на него. Угрожала ему.
— Мисс Дэй. Дочь.
Иррис поклонилась, а Печаль сказала, подражая его тону:
— Отец.
Он не заметил.
— Я бы отел поговорить с дочерью, — сказал он Иррис.
— Конечно, Ваше великолепие, — она с уважением склонила голову и оставила их. Печаль проводила ее взглядом до дверей зала, она явно пошла искать Шарона.
Харун встал рядом с Печалью, их разделяла ладонь, он смотрел, как играют Мэл и Веспус. Он молчал, глядя на юношу, тишина затянулась, а сердце Печали билось все быстрее, пока она ждала, что он хоть что-то скажет.
— Мэл сказал, что я должен поговорить с тобой, — выдавил он. — Он думает, что я должен тебе… — он сделал паузу, — объяснение, — сказал он. — За то, как все было.
«Как все было?» — голос Расмуса вернулся, был возмущенным, но Печаль задавила его и заставила себя слушать отца.
— Он сказал, что ты с Шароном и Йеденватом старалась удержать все на месте, особенно, когда моя мать умерла.
Он повернулся к ней, она кивнула, но не могла смотреть ему в глаза.
— Что ж, не переживай из-за этого больше, — сказал он. — Теперь тут Мэл.
Он ушел, оставив ее прислоняться к стене для поддержки, его слова ранили ее снова и снова.
Что это было? Ее благодарность? После восемнадцати лет забытья, жизни в своем облаке, жизни в стране, что была живым кладбищем. Он меньше сорока восьми часов назад был лицом в наркотиках, без ума от них, и так он благодарил ее? За то, что страна держалась, что она прикрывала его, скрывала его зависимость, она получила это?
Он даже не назвал ее по имени. Он назвал ее «дочь».
Ее ладони сжались в кулаки, она поняла это, когда ногти ужалили кожу, и она вырвалась из дымки боли и гнева. Она дрожала, тяжело дышала, пот катился по спине от стараний не дать себе броситься за ним. Печаль думала о боли, отвлекая себя. Бейрам говорил с Мелакисом, с тревогой посмотрел на нее, но она покачала головой, не доверяя контролю, когда даже мелочь могла вывести ее из меня. Она смотрела, как Харун еще раз обнял сына. Он словно не мог нарадоваться прикосновениям. Она ненавидела его. Ненавидела.
— Лучше бы ты умер, — прошептала она в конце песни, когда Харун обнял сына. — Лучше бы ты был мертв, — она даже не знала, кого из них имела в виду.
За комнатой зазвенели часы, она считала удары, по ним восстанавливая дыхание. На двенадцатом она выдохнула. Новый день.
Печаль вдруг поняла, что это был ее день рождения. Она родилась через два дня после случая. Ей было восемнадцать. Она посмотрела на остатки семьи — на отца и якобы брата, стоявших рука об руку, принимающих поздравления и радость ото всех.
Тоска по Расмусу охватила ее, она прислонилась к стене, чтобы не осесть на пол. Будь он здесь, он потанцевал бы с ней, улыбнулся бы, когда она ударила Бальтазара. Он был бы сейчас с ней, поздравил и пообещал бы прийти к ней в комнаты. Сказал бы, что не может дождаться их объятий.
Комок появился в горле, она поняла, что потеряла. Еще и зря, ведь Мэл вернулся, и она уже не была нужна. Ее отец был в себе, но если он угаснет, Мэл будет канцлером. Она закрыла глаза, не было сил видеть их.
Движение сбоку заставило ее открыть глаза.
Мэл стоял рядом с ней.
Она посмотрела на него, окинула комнату взглядом.
Мелакис взял скрипку, они с Веспусом играли что-то приглушенное, Йеденват бродили вокруг, делая вид, что они не смотрят на Печаль и Мэла. Бальтазар заговорил с Харуном, хотя тот поглядывал на своих детей, зависть к Печали была в его резком взгляде.
— Почему ты здесь? Почему не со всеми? — спросил Мэл. — Ты не счастлива?
— Я устала, — сказала Печаль. — Эти дни были насыщенными.
Он кивнул, принимая это.
— Он поговорил с тобой? — Мэл прислонился плечом к стене, чтобы быть лицом к ней.
Печаль осталась лицом к комнате.
— Да. Сказал, что ты теперь здесь, и мне больше не нужно переживать за Раннон.
Мэл тихо цокнул языком.
— Я не имел в виду это, когда просил его.
Печаль повернулась. Она посмотрела на своего нового брата, лицо которого знала по картинам.
— Что ты хотел, чтобы он сказал?
— Просто… что ты не должна больше делать это одна. Ты не должна быть в ответе за все это, — он сглотнул. — Знаю, для тебя Линсель — предательница, но для меня она была связью с сестрой, с отцом, и все присланные ею птицы были подарком. Это она рассказала мне о вас. И о бабушке, — Печаль вздрогнула от упоминания любимой бабушки. — Она рассказала, как первая леди-вдова смягчала резкость правления нашего отца. А после ее смерти это место заняла ты. Хотел бы я знать ее.