Готика Белого Отребья
Шрифт:
– Как Дикки и Боллз на самом деле были убиты, cпросишь ты? Они были в лесу и, в общем, их убило чудовище, оно разорвало их обоих на части голыми руками. Вырвалo позвоночник прям у Дикки из задницы.
– Ага, чудовище, значит, - повторил Писатель.
Сноуи улыбнулась.
– О, ты, наверно, думаешь, что я просто пытаюсь тебя обмануть.
– Нет, вовсе нет. Я свято верю, что неверие в то, чего никогда не видел – это принцип дурака.
Она сексуально вильнула бёдрами.
–
– Ты хочешь сказать, что сама видела это чудовище?
– парировал Писатель, стараясь сохранить при этом проницательность, которая не предполагала насмешек.
– Клянусь могилой моего бедного папочки, - сказала она. Теперь она выглядела странно взволнованной.
– Тогда, само собой, я его не видела, но потом видела, причём несколько раз, - eё глаза сузились, как осколки стекла, и она снова улыбнулась.
– И ты тоже его увидишь.
– Что?– Писатель уже не знал, как это воспринимать. Это было бессмысленно.
– Ты хочешь сказать, что я увижу монстра, который убил Дикки и Боллза много лет назад?
– Угу. О, не волнуйся, он мёртв, и он…- oна ткнула указательным пальцем, указывая на похоронное бюро.
– Он там. И ты увидишь его, но сначала ты должен кое-что сделать для меня и Дон.
Писатель нахмурился.
– И что же именно я должен сделать?
– Мы тебе скажем, но сначала ты должен согласиться. Иначе я не смогу тебя впустить.
Она улыбнулась Писателю, в то время как он смотрел на неё, возможно, целую минуту.
Это уже был перебор и гипотетически очень опасно. За этой дверью могло поджидать что угодно, и это точно не будет какой-нибудь «монстр», а, скорей всего, кто-нибудь с ружьём наперевес. Он уже собирался отказаться от этой затеи, но Сноуи продолжила рассказывать:
– Чудовище умерло где-то в… я не уверена, в 96-м или 97-м, и его тело хранится здесь с тех пор.
Писатель продолжал пристально смотреть.
– И у него даже было имя, представляешь! Люди в нашем городе называли его Толстолобом, - закончила она.
Ментальное воздействие этого имени потрясло его, как быстрая езда по незамеченным железнодорожным путям. И он не только видел его нацарапанным в автобусе, но теперь был жутко уверен, что видел его и в другом месте.
По спине у него пробежал волнующий холодок.
– Договорились, - сказал он.
Сноуи открыла большую, обшитую панелями дверь, петли которой эффектно заскрипели.
Писатель последовал за ней.
* * *
Даже такой “блестящий” мозг, как у Писателя, терял способность обрабатывать данные, рассуждения и наблюдения, которые ему навязывали с тех пор, как он сошёл с автобуса. Бестелесный голос, с абсурдным намёком на липких червей, говорил в его голове о загадочной надписи в автобусе, рассказывающей о “Толстолобе”, который, как выяснилось, убил психопата и владельца “Эль Камино” 1969 года, которую Писатель только что видел и которая, несомненно, была ему знакома; очевидно, целый клан альбиносов, все с теми же чертами лица, что и на тревожно знакомых эскизных портретах, расположенных в старом отеле, в котором он остановился сегодня вечером и явно зарегистрировался более двадцати лет назад, но не помнил; медленное просачивание того, что могло быть только подлинными воспоминаниями, давно забытыми (включая "Семейку Монстров"!); человек, похожий на него, который сбежал из бара, не заплатив ту же сумму, которую сам Писатель заплатил в начале 90-х годов, и…
И…
Теперь я иду за секс-бомбой альбиносом, которую только что встретил, в ПОХОРОННОЕ БЮРО, ночью, потому что она сказала мне, что я увижу тело этого… Толстолоба, МОНСТРА, но только после того, как Я СДЕЛАЮ что-то, о чём она отказалась говорить.
Тем не менее он пошёл за ней.
Он переступил порог, огромная дверь закрылась за ним и закрылась на замок. Он молча следовал за ней, широко раскрыв глаза. Под налётом старости, выцветших красок и разрозненного упадка сохранились остатки былого величия; общая обстановка и атмосфера старомодного похоронного бюро, построенного примерно в 1900 году. Антикварная мебель, степенные, хоть и закопченные, обои, настольные лампы на латунных ножках с цветными абажурами. Справа поднималась покрытая ковром лестница, слева была гостиная, освещённая скромным желтым светом настольной лампы; Писатель заметил закрытый гроб.
Там кто-то есть?
Сноуи провела его по тихому вестибюлю вдоль стены, на которой висели старые фотографии угрюмых, усатых мужчин в высоких воротничках и галстуках-бабочках, все они были в деревянных овальных рамках. Единственное, что отвлекало его от всего этого завораживающего убранства, была чувственная фигура задницы Сноуи, идущей прямо перед ним, и случайные взгляды на её грудь.
– Откуда, - начал Писатель, - у тебя есть ключ от этого места? Ты работаешь здесь тоже?
– Я… что-то вроде того. Если быть точнее, то я не работаю здесь, а просто помогаю Дон… С некоторыми делами…
Данное заявление совершенно не пролило свет на происходящее. Но у Писателя было такое чувство, что он скоро узнает все ответы на интересующие его вопросы…
Сноуи открыла ещё одну дверь, на которой была табличка ВХОД ВАСПРИЩЁН, и Писатель, естественно, поморщился. Они неправильно написали ”воспрещён”! Следующая, более тяжелая дверь закрылась за ними, и звук, с которым Сноуи снова ее заперла, эхом отозвался в большом, обнесенном твердыми стенами помещении. Они стояли в темноте, но впереди горел яркий свет над столом, на котором лежала фигура, накрытая простыней.
«Corpus delicti»[22], - подумал Писатель. Но, естественно, это был не монстр Толстолоб. Фигура под простыней казалась худой, хрупкой, не более пяти футов ростом. Вряд ли это было ее чудище.
Но действительно ли Писатель ожидал увидеть там чудовище?
Дверь за столом с грохотом распахнулась, к ним приблизилась фигура, но как только за ней появился свет, она превратилась в силуэт.
– Слава Богу, ты принес пиво!
– Привет, Дон, - поздоровалась Сноуи.
– Как поживает мой любимый лизун?