Готика Белого Отребья
Шрифт:
– Да, почему нет, Боллз, - сказал Дикки, явно воодушевленный такой возможностью.
Он положил голову блондинки в холодильник для пива, без сомнения, для дальнейших потех. Боллз поправил свои штаны:
– Да, блин! Ничего не сравнится с хорошим старомодным в-живот-трахом. Получить такой знатный кончун, и в то же время оказать услугу обществу! Эти сучки-голодранки всё время залетают нарочно, чтобы потом получать пособие.
– Чё-eрт побери, Боллз, так и есть!
– Дикки поставил холодильник и “Бумбокс” на заднее сиденье машины.
– Да, насколько я понимаю, мы выполнили гражданский долг любого нормального
– перед тем, как застегнуть молнию, Боллз невообразимо долго мочился на беременный, обезглавленный труп.
– Уменьшая излишнее население, мы уменьшаем де-фер-сит и улучшаем и-ка-но-ми-ю. A что она там набрюхатила, можно только догадываться. Вдруг это был мексикос, ниггер, идус или того ещё хуже - мусульманец! Чёрт, - Боллз сплюнул на землю и продолжил: - Единственными белыми парнями, которые когда-либо заполняли эти мешки для молофьи - были братья их папаш. Господи, Дикки, что за мир грядёт?
Ещё минута прошла, пока Боллз опорожнял свой очень полный мочевой пузырь на обезглавленную женщину. Её живот блестел, как мокрый белый пляжный мяч (ну в некотором смысле, конечно, так как пляжные мячи обычно не были татуированы словами: ВЫЕБИ МЕНЯ В ЗАД, КАК В АДУ!). Боллз начал застегиваться.
– Чё-eрт, Боллз, - заметил Дикки.
– Не могу поверить, что ты потратил свою мочу впустую. Ты сам не свой в последнее время.
Боллз весело улыбнулся.
– Что ты такое говоришь, Дикки? Я в прекрасном расположении духа.
– Нет, чувак. Наверное, ты слишком беспокоишься о кa-но-ми-и и вообще о благосостоянии. Видишь ли, в любое другое время ты бы кинул ей минимум две палки! И Боллз Тритт Коннер, которого я знаю, никогда бы не обоссал девку! Он бы поссал ей в дырку, в которую её выебал!
Боллз посмотрел на блестящий труп, затем хлопнул себя по голове.
– Чёрт, Дикки! Что за херня случилась со мной, что-то я совсем об этом не подумал!
– Теперь ты понимаешь, о чём я говорю? Помимо того, что ты только что кончил на того ребёнка внутри, ты упустил возможность поссать на него, - Дикки усмехнулся.
– Держу пари, её пузо раздулось бы, как воздушный шар!
– Чёрт! Я так ненавижу, когда забываю важные вещи! Когда мы “выставим” хату Крафтера, мы должны найти нам другую беременную тёлку!
– Ну, это не проблема, Боллз, особенно в этих краях.
– Черт возьми, верно. Погнали отсюда, - сказал Боллз, удручённый сам собой.
Они оба сели в машину. Двери с грохотом закрылись, затем земля содрогнулась, когда Дикки завел двигатель мощностью 750 л.с. и умчался, оставив за собой завесу пыли.
Может быть, просто завеса сновидения убедила Писателя в том, что он знал этих людей?
Или я знал их по-настоящему?
Он размышлял о воздержании, орфических загадках, прилагая все усилия, чтобы не смотреть на мёртвую беременную женщину. Он воочию видел, что что-то в её животе шевельнулось…
Да, он прекрасно знал, что видел этих двоих раньше, ещё задолго до их смерти. По-настоящему, а не только во сне. И он вспомнил кое-что ещё…
Он понял, что не в первый раз слышал о доме Крафтера, и в его голове всплыло имя: Эфpаим Крафтер.
Но в следующее мгновение все раздумья исчезли, когда он внезапно начал задыхаться, окружённый зловонием, похожим на самый ужасный смрад, который только можно себе представить, усиленный во сто крат. Он был готов упасть на колени, но тревога мешала ему. Температура вокруг него резко понизилась, пот застыл на его лице. Он почувствовал, как огромная, почти осязаемая тень накрыла землю перед ним.
На него смотрел не человек, а какое-то уродливое существо восьми футов[27] ростом. Его голова была непропорционально большой и деформированной. Сквозь ужасную вонь Писатель заметил, что существо было одето в джинсовый комбинезон и с огромной выпуклостью в паху. Затем монстр обхватил голову Писателя и поднял его в воздух. Монстр открыл чёрную пасть, окаймленную чем-то похожим на собачьи зубы. Когда этот рот сомкнулся на лице Писателя, он либо потерял сознание, либо умер…
* * *
Кому приписывали позорно избитую фразу, что это была темная и бурная ночь? Писатель не был уверен, потому что читал очень мало ужасов, но он подумал, что это, должно быть, "Последние дни Помпеи" автора Бэйрона Эдварда Бульвер-Литтона. Возможно, когда Бэйрону тоже приписали столь же избитую фразу, он проснулся в холодном поту. Во всяком случае, именно так Писатель проснулся в своё первое утро в Люнтвилле. Его голова была словно набитой ватой, глаза быстро сфокусировались. Затем он понял, что лежит полностью одетый на своей кровати в комнате номер 6. Его длинные волосы прилипли ко лбу, мятая белая рубашка на пуговицах прилипла к телу от пота. Ужасный сон вернулся в его сознание, и ему показалось, что он сейчас закричит.
Те два социопата - Дикки и Боллз - и то, что они делали…
Писатель был охвачен мыслью, что встречал их раньше. Он был уверен в этом. И он был уверен в другом:
Я чертовски хорошо знаю, что был в доме Крафтера…
Каким бы мрачным ни был этот кошмар - не говоря уже о том, что это гигантское, воняющее тухлым мясом существо, которое едва не сожрало его лицо - он знал, что это повод для праздника.
Потому что к нему наконец начала возвращаться память!
Похоже, это были воспоминания из далекого прошлого, но как быть с более краткосрочными?
Он в замешательстве сел на кровати.
Что случилось со мной, прошлой ночью?– oн помнил, как был в кабаке, помнил, как разговаривал со Сноуи, но…
Потом он ничего не помнил.
Должно быть, я напился. Отличный способ произвести первое впечатление. Он почти чувствовал, как скрипят его суставы, когда он встал и побрел в ванную. Он должен был помочиться, как пресловутая скаковая лошадь, но когда он расстегнул штаны, чтобы заняться этим делом…