Грани веков
Шрифт:
— Вообще-то, я имела в виду тебя, — пробормотала Ирина.
Однако, мысль о горячей ванной посещала её уже давно. Попробовать, что ли?
Тяжелую шуба она оставила в горнице и теперь начала расстегивать пуговицы на рубашке.
Авдотья бросилась было ей помогать, но Ирина решительно воспротивилась этому.
— Я как-нибудь сама! К тому же, — добавила она глядя на вытянувшееся лицо Авдотьи при виде бюстгальтера, — сдается мне, ты вряд ли с этим справишься.
Вода оказалась в меру горячей, приятно расслабляющей. Она пахла травами и какими-то маслами. Мыло,
Покончив с омовением, она вылезла из ванной, игнорируя суетливые попытки Авдотьи помочь.
Та уже заранее подготовила ей какой-то просторный сарафан, белую рубашку и что-то вроде безрукавки, разукрашенной драгоценными камнями, а также зеркало и гребень.
Ирина заколебалась, не зная, что выбрать. С одной стороны, расставаться привычной и удобной формой не хотелось. С другой — она неизбежно будет привлекать внимание. Да и когда еще представится возможность примерить царские одежки?
В итоге, она решила оставить от формы только жилетку, благо ее почти полностью скрыла безрукавка, оказавшаяся довольно тяжелой. Когда Ирина посмотрела на себя в зеркало, от искрящихся бликами камней слепило глаза.
Авдотья тщательно просушила ей волосы, искусно расправляя их между двумя полотенцами и отжимая.
— Дозволь расчесать тебя царевна!
— Только сначала ты смоешь с лица все свои художества, — твердо сказала Ирина.
Девушка не осмелилась ей возразить, и с сокрушенным видом стала намыливать щеки.
— Ну вот, — улыбнулась Ирина, когда та закончила. — Теперь на человека стала похожа! А теперь немного поработаем над линией губ…
Помада произвела на Авдотью впечатление — она с интересом разглядывала её и даже, осмелев, попыталась попробовать на вкус, но разочарованно скривилась.
— Вот что, Дуня, — попросила Ирина, когда села в кресло, а Авдотья начала осторожно водить гребнем по еще влажным волосам. — Расскажи мне, что тут происходило, пока меня не было? Я словно спала все это время.
— Что же рассказать тебе царевна? — удивилась Авдотья. — Тебя и не было-то всего трое дней. Батюшка государь наш Борис Федорович зело печалился, сказывают, аж почернел от кручины. Царевич, братец твой тоже переживал, все порывался на поиски с дружиной выступить, да царь-батюшка запретил…. Ну а так — все по-старому.
— А что вообще… в мире происходит? — Ирина пыталась нащупать хоть какую-то ниточку, за которую можно было бы зацепиться.
— Так известно что! — Авдотья зачем-то оглянулась по сторонам и понизила голос. — Самозванец-то окаянный, говорят, аж до Путивля добрался! Уж на что его Басманов да Шуйский со Мстиславским били — ан улизнул от них! Говорят, воинство набрал несметное, беглых казаков, да лихих людей, да татарву набрал и теперь на Москву идти собрался! Страх! Ох, прости, царевна, болтаю всякое…
— Авдотья, — Ирина безнадежно запуталась во всех этих фамилиях, — а кто такой этот … Самозванец?
Та всплеснула руками, выдрав при этом волос.
— Да разве можно про то говорить, царевна!
— А почему нет? — удивилась
Авдотья покачала головой. — Ежели Симеон Никитич прознает, что я про окаянного с тобой разговоры вела, живо в Тайный приказ отправит!
— Не отправит! — отрезала Ирина. — Я здесь царевна, все-таки!
Авдотья с сомнением покачала головой. — Страшный он человек, — проговорила она и тут же опасливо зажала себе рот. — Ну вот — опять, прости Господи!
— Авдотья, — с нажимом произнесла Ирина, — кто такой Самозванец?
— Да кто ж его знает! — чуть не плача воскликнула Авдотья. — Иные одно говорят, а иные — обратное… Поговаривают, что монах он беглый, с Чудова монастыря, у патриарха келейником был. А те, что к нему в войско бегут, верят, что царевич он, убиенный!
— Какой царевич? — тут же поинтересовалась Ирина, но Авдотья затрясла головой. — И не проси, царевна! Прознают, как пить дать прознают, что я тут языком молола!
Ирина вздохнула. Час от часу не легче. Самозванцы, убиенные царевичи, беглые монахи.
Она вообще сейчас должна была быть у косметолога, а вместо этого сидит на деревянном неудобном стуле в царских палатах и пытается успокоить служанку, которая чистит зубы углем…
Может, все-таки, это галлюцинация? Или, если сейчас покрепче зажмуриться, потрясти головой — вдруг удастся проснуться?
Осторожный стук в двери вывел ее из размышлений.
— Кто там?
Дверь отворилась и в комнату, почтительно кланяясь, вошел высокий худой человек, в черном бархатном камзоле, с пышным жабо. Над высоким лбом виднелись глубокие залысины; небольшие усы и бородка-эспаньолка были тщательно ухожены.
— Да будет простительна моя дерзость, царевна, — заметно волнуясь и слегка картавя, начал он, — но высочайший приказ великий царь был весьма строг — его величество просить навестить вас для осмотра и беседы.
— Его величество? — переспросила Ирина.
Авдотья фыркнула, а мужчина покраснел.
— Прошу меня извинить — я немного путать русские слова…
— Дуня, — прошептала Ирина. — Кто это?
Но у вошедшего оказался более тонкий слух, чем она предполагала.
— Я есть доктор Кристофер Рихтингер, — произнес он, приосанившись и снова поклонился. — Это не быть повод для смущения, царевна — легкое потрясение вполне естественно для вашего состояния. Вы можете забывать имена, лица, даты — но все это со временем есть восстанавливаться. Могу я подойти ближе к вам, царевна?
— Я не кусаюсь, — заметила Ирина.
— Простить меня — не понял? — доктор вытаращился на неё голубыми глазами.
— Подходите, — Ирина махнула рукой.
Также церемонно испросив дозволения, доктор прощупал у неё пульс на запястье, внимательно исследовал пальцы рук, с удивлением покачал головой при виде маникюра, довольно долго разглядывал язык и, наконец, деликатно поинтересовался, давно ли царевна пользовалась тряпками.
Ирина не сразу поняла, что он имеет в виду, потом едва не рассмеялась, но осознание того факта, что вершиной женской гигиены даже для царственных особ тут служит обычная тряпка, отрезвило её.