Грани веков
Шрифт:
— Ясно, — кисло сказала Ирина. — Принцип понятен.
Однако, немой, казалось, не спешил уходить, он топтался на пороге и сопел.
— Ну, что еще? — устало спросила Ирина. — Даже не думай, я не собираюсь делать это при тебе.
Ей показалось, что по уродливому лицу промелькнуло что-то вроде смущения. Немой, пятясь, вышел, дверь снова захлопнулась.
Да уж, все они здесь какие-то ненормальные.
Ирина подняла ведро и задумчиво взвесила его в руках. Пожалуй, при определенной сноровке им можно было бы треснуть по голове, чтобы оглушить кого-нибудь.
Она попробовала встать у двери так, чтобы ее не было видно, когда откроется дверь. Если прижаться к стене, и держать ведро на вытянутых руках…
Засов снова загремел, послышались голоса.
Да чтоб вас!
Ирина отпрянула от стены, бросилась к лавке и задвинула ведро под неё.
Пригнувшись, в камеру вошел чернявый, держа в руке масляный светильник, и в этот момент Ирина от души пожалела, что не решилась рискнуть — уж очень удобная была у него поза. За спиной его маячил гориллоподобный силуэт охранника.
Чернявый захлопнул за собой дверь и скривил губы в мерзкой ухмылке.
— Вечера доброго, царевна, — проговорил он, растягивая слова. — Заскучала, поди? А я вот решил тебя проведать…
***
— Куда тянешься! — сердито прошипел Муха, дергая Ярослава за рукав.
Ярослав вздохнул. Они расположились на поросшим прошлогодней травой и редкими зелеными кустиками пригорке, с которого открывался вид на холм и укрепленный кремль.
Прошел уже почти час, как они торчали здесь, вжавшись в землю. Муха щурил глаза, всматриваясь вдаль, хотя Ярослав сомневался, что на таком расстоянии он мог разглядеть что-либо.
Лежать на мерзлой земле было холодно и неудобно, но Муха рычал, словно пёс, всякий раз, когда Ярослав начинал шевелиться, или пробовал подняться.
Евстафьев, пытаясь согреться, кряхтя, растирал руки.
— Видать чего? — спросил он Муху в очередной раз.
— Тихо, — бросил дьяк. — Кажись, стрельцы…
Ярослав вгляделся в тянувшуюся на расстоянии километра от них ленту дороги. По ней, действительно, двигались точки, которые можно было принять за всадников… Или пеших?
— Так и есть… — бормотал меж тем Муха. — Наши раззявы… Трое конных, остальные пешие. Никак, в посад подались за лошадьми. Так я и думал.
— А Юшка говорил, что за подмогой пошлют, — заметил Евстафьев.
Муха тихо хмыкнул. — За подмогой ехать — перед начальством отчитываться за пропажу коней придется. Десятника взгреют, а то и в холопы разжалуют. Нет, куда проще в посаде новыми разжиться, а уж потом в погоню бросаться, а там, если повезет, победителей не судят…
Он вздохнул.
— Погоди, — вмешался Ярослав, — но ведь, если Ирина там, то они об этом узнают? Тогда, может, нам и не придется ее спасать?
Муха с сомнением покачал головой. — Если она у Шерефединова, не думаю, что он позволит стрельцам вот так просто забрать её. Наверняка затеет какую-нибудь интригу, чтобы заиметь с неё наибольшую выгоду.
— Тогда каков план? — спросил Ярослав. — Сколько мы еще будем торчать здесь?
— Пока
Ярослав отказался, зато Евстафьев не заставил себя упрашивать.
— Ух, хороша, — довольно крякнул он. — Сразу тепло пошло!
Дьяк сделал еще глоток и убрал флягу обратно.
Ярослав задумчиво разглядывал его. Что он вообще за человек? Сначала служил Симеону, потом выяснилось, что работал на Шуйского, потом похитил Ирину вместе с поленицей, а теперь вот готовится её спасать.
Словно почувствовав его взгляд, Муха обернулся, и, неожиданно, подмигнул ему.
— Не переживай, Ярославе, — сказал он. — Вернем мы Ксению. И Юшку нагоним. Будем в Путивле в срок!
Ярослав нахмурился. У него давно складывалось впечатление, что дьяк знал о нем и вообще о всех них больше, чем говорил.
Он вспомнил странный разговор поленицы и Беззубцева в лесу. Они тогда упоминали какого-то магистра. Что вообще это означало? Кто такая поленица, и почему ей так важно, чтобы Ирина оказалась в Путивле? Может, магистр — это тот монах, который приходил с ней и Беззубцевым к Шуйскому? И как всё это связано с крестом, который нужно было доставить Самозванцу?
Ярослав потер виски. Он не сразу понял, что Евстафьев обращается к нему.
— Что?
— Таблетки, говорю, нет обезболивающей? — повторил Михалыч. — Спина, зараза, что-то опять постреливает…
— Должна быть, — Ярослав порылся в сумке. — Может, лучше уколем?
— Да не! — испугался Евстафьев. — Ты мне таблетку лучше какую дай…
— Тогда только парацетамол, — Ярослав протянул Евстафьеву блистер.
— Что это? — заинтересовался Муха. Он взял у Евстафьева блестящую пластинку, повертел в пальцах, хмыкнул. — Ишь ты! Ловко, как погляжу, в Стекольне лекарства делать умеют!
— Слушай, — устало сказал Ярослав. — Тебе ведь прекрасно известно, что мы не из какой не из Стекольны. Ты же слышал, что я говорил в Тайном Приказе, и знаешь, что это правда. И Симеон в неё поверил, и Шуйский. А ты явно не глупее их. Так для чего тогда притворяешься? И вообще — что тебе нужно от нас? Зачем вы с поленицей похитили Ирину?
Муха усмехнулся. — Всему свое время, парень, — сказал он. — Не о том думаешь. Тебе ведь Юшка тоже зачем-то нужен, коли рвешься с ним в Путивль — вот об этом сейчас и мозгой шевели. К Шерефединову так запроста в гости не наведаешься.
— И что ты предлагаешь? — спросил Ярослав. — Как нам проникнуть в посад и узнать, где Ирина?
— Я уже сказал — дождемся темноты, — дьяк отвернулся. — А там решим. Жаль, не видать отсюда, что внутри посада делается…
Евстафьев кашлянул. — Пойду, посмотрю, как там лошади…
— Ага, — кивнул дьяк, и сосредоточенно уставился на холм.
***
— Ну же, давай, Ярик! У тебя получится!
Он снова подбирает суковатую палку, негнущиеся скрюченные пальцы плохо слушаются его.