Граница надежд
Шрифт:
— Тебе уже известно, что мы расстаемся? — спросил Павел после паузы.
— Глупости! — сразу же уловил его тревогу Христо. — Только расширился круг моих обязанностей. Ну разве я виноват, что у меня такая крестьянская физиономия? Однако выбор пал на меня, ничего не поделаешь. Если мне повезет и я их там найду... Но уж той бабенке, кажется ее зовут Стефкой, придется со мной хлебнуть горя.
— А я что буду делать один? — поднялся Павел.
— Только молчок! — Христо поднес палец к губам. — Другие ни о чем не должны знать. Я буду забегать сюда
— Послушай, сегодня ночью собаки Стефки Делиевой должны исчезнуть из ее дома.
— Собаки?
— Все до одной!
— Ладно! Должны — значит, исчезнут.
— И навсегда. Только не убивайте их.
— Навсегда? И без кровопролития?!
— Иди и выполняй задачу!
— Слушаю! — громко крикнул Христо и, как заговорщик, подмигнул ему, но Павел уже не смотрел на него.
Сейчас Жасмина хотела бы встретить Велико здесь, на этой центральной улице, потому что эта улица дарила ей счастливые минуты жизни.
Но была ли она когда-нибудь счастлива? И что люди называют счастьем? Неужто вереница фаэтонов на ее свадьбе и подвенечное платье, единственное, что тогда отличало ее от других гостей, — это счастье? Или та ночь, когда мужчины возвращались с фронта, а она, до нитки промокшая под дождем, стояла на перекрестке перед вокзалом, чтобы в толпе увидеть Велико? Или то мгновение, когда она поняла, что не может думать ни о ком другом, кроме него?..
Жасмина продолжала идти, влекомая каким-то порывом и сознанием того, что опоздала, что весь мир тоже в чем-то запоздал.
Велико каждый день проходит мимо того места, где они встречались. Посмотрит ли он сегодня на их скамью? Она уже целую неделю не была там, и ей казалось, что вся ее жизнь переменилась.
Не была ли ошибкой эта ее тяга к Велико? Что она ждала от него? Что она могла ему дать?..
Жасмина дошла до сосновой рощи, затем до их скамейки. Велико там не было. И на поляне его не оказалось. В сознании Жасмины образовалась какая-то пустота. Одни лишь обрывки запутанных мыслей и желание предпринять что-нибудь, почувствовать, что она продолжает жить.
Вчера сгорело дотла ее прошлое. Не сгорело ли вместе с ним и настоящее, и совсем смутное, но столь желанное будущее?
Тень горы накрыла крайний квартал города и здания казармы. Было тепло, а Жасмина дрожала от озноба. Она съежилась на скамейке и притихла.
Она не могла бы сказать, сколько времени оставалась в этом состоянии и о чем думала. Когда до нее донеслись шаги и чья-то рука опустилась на ее плечо, она поняла, что это Велико, но головы не подняла. Все-таки боялась, что кто-то другой окажется за ее спиной.
— Ты окоченела, — услышала она голос Велико.
Жасмина не шелохнулась. Ей хотелось слушать его бесконечно, чтобы наконец освободиться от страха.
— Тебе не следовало приходить, — продолжал он.
— Ты не присядешь? — Жасмина показала ему на место рядом с собой, но он не ответил. Ей почудилось, что его рука отяжелела. — Что я могу для тебя сделать? —
— Я хотел быть с тобой, только с тобой, вдвоем... — Его рука все еще сдавливала ее плечо.
— Скажи мне всю правду.
— Помнишь, зимой...
— Прошу тебя, ничего не утаивай от меня! Тебе грозит опасность?
— Я шел сюда и думал, что непременно найду тебя здесь, был уверен, что ты придешь, ведь ты так мне нужна.
— Ты что-то скрываешь? — Жасмина схватила его за руку и попыталась заглянуть ему в глаза.
— Только то, что я тебя люблю!
Потом оба замолчали, словно обо всем уже было переговорено.
Смолкли и птицы, укрывшиеся от жары. И лес замер — ветер давно затих где-то за холмами.
— Но ты мне верь. — Велико присел рядом и оперся спиной о ствол молодой сосны.
— Мне сказали, что... — хотела что-то сказать Жасмина, но замолчала.
— Правда, по социальному происхождению мы — враги, — не прерывал своих мыслей Велико.
— Дурачок ты, наверное, поэтому я и люблю тебя, — прижалась к нему Жасмина.
— Завтра мы можем оказаться по разные стороны баррикады. Молчи! Не хочу, чтобы ты мне что-либо объясняла. Может быть, ты по-своему права. Кровь людская — не водица... Но если выяснится, что мы — противники, я тебя убью. Должен тебя убить! Понимаешь ли ты это? — И тут он словно очнулся, пристально посмотрел на нее, как будто хотел убедиться, что она все еще сидит рядом. — Подумай хорошенько. Я хочу, чтобы между нами была полная ясность. Со всеми и во всем должна быть ясность. — Велико прижал Жасмину к груди, пытаясь найти в ее взгляде хоть тень смущения, хоть малейшее колебание.
— Неужели ты во всем этом до сих пор не разобрался? — прошептала Жасмина.
— И ты будешь со мной, что бы ни случилось?
— Только с тобой!
— И в самый трудный час?
— Даже в смертный час! А может ли быть что-нибудь страшнее этого?
Велико встал, поднял ее и поцеловал. Его потрескавшиеся губы обожгли ее. И слезы потекли по щекам Жасмины. А ведь она так редко в жизни плакала. Но сейчас это были счастливые слезы.
Велико вытер Жасмине глаза и отстранил ее от себя.
— А теперь уходи.
Она смотрела на него с недоумением.
— Иди и не ищи меня, пока я не позову тебя.
— Мне сказали... — Жасмина вспомнила о Павле, но Велико слегка ее подтолкнул, чтобы она уходила.
— Мы снова увидимся!
— Жду тебя!
— Иди и не оборачивайся назад.
Жасмина ни о чем не спросила, не сделала попытки узнать, что случилось сегодня или может произойти завтра, послезавтра... Для нее важно было одно: он рядом с ней, он вместе с ней... Она ушла и ни разу не обернулась. Знала, что Велико стоит у скамьи и будет там стоять, пока она не скроется из виду. Знала и другое: сам он не любит оглядываться, не любит озираться. Она не испытывала страха за себя и за то, что совершает, а это значило для нее очень много.