Граница надежд

Павлов Николай Алексеевич

— Это не имеет отношения к нашему разговору. — Ярослав нервно втянул голову в плечи. Он не любил, когда говорили о состоянии его здоровья.

— Непокладистый ты человек, но ведь ты дорог нам и должен...

— Насчет Велико мы договорились!

— Ты не убедил меня, но подождем до завтра.

— Хорошо, — вздохнул Ярослав и направился к двери.

«Еще одна ночь, целая ночь... Неужели Драган забыл, сколько нам удавалось сделать за одну ночь?..»

Ярослав не заметил, как оказался на центральной улице. Он даже вздрогнул от шума, поднятого

молодежью, вышедшей на вечернее гулянье. Ярослав не пошел в казарму, а направился к своей квартире. Ему захотелось хоть часок побыть там в одиночестве.

В его жизни всегда побеждал разум. Неужели разум покинет его теперь, когда он осознал все свои потери в жизни и понял, что ему осталось жить считанные дни? Неужели он не имеет права радоваться тому, чему радуются другие? Кого хотел усмирить Драган? С кем, по его мнению, он обязан считаться?

Больше не было нужды принимать какие-то решения, и, хотя ему нелегко было идти, Ярослав заторопился к себе домой. Центральная улица будто таяла у него под ногами и оставалась позади, все такая же широкая, все такая же устойчивая и неизменная.

На крыльце в лучах солнца поблескивал выложенный мозаикой пол.

Воздух в комнате был затхлый. Ярослав открыл окно и долго смотрел на горы. На него повеяло запахом сосны.

Кто-то открыл дверь. Ярослав медленно повернулся и увидел полковника Велева. Тот явно колебался, раздумывая, войти или нет, но поборол смущение и зашел.

— Я заметил вас, когда вы проходили по улице, — начал он и сразу же осекся. — Сердце что-то...

Ярослав накапал в стакан лекарство и протянул полковнику:

— Выпейте! Действует успокаивающе.

Велев выпил. Какое-то мгновение он сидел с полузакрытыми глазами, но это не мешало ему все видеть. Или, точнее, все ощущать.

«Неужели силы этих людей неиссякаемы? И доверие их безгранично, и внимание. Они завоевывают тебя верой в человека, а мы?..» — Мысль прервалась, но сердце начало биться спокойнее.

— А знаете, в моем доме ваша комната самая тихая.

— Повсюду тихо, господин полковник.

— Я часто захожу сюда, когда вас нет дома, — продолжал полковник.

— И в городе тихо, и в полку... Редко встретишь чей-то открытый взгляд. Все стали какими-то тихими, осторожными.

— В первую мировую войну я командовал батареей и связным у меня был цыганенок. Когда мы вступали в бой, он всегда старался быть рядом со мной и явно не испытывал ни малейшего страха. Но как только бой стихал, он свертывался калачиком в окопе и повторял одно и то же: «Ну, теперь жди беды. Раз стало тихо, значит, с человеком все может случиться...»

— Но до каких же пор? — Ярослав задал этот вопрос скорее всего самому себе.

— Разрешите ему повидаться с женой, — попросил полковник и приоткрыл глаза. Ярослав по-прежнему стоял у окна и смотрел на улицу.

— Кому?

— Венцемиру, моему сыну.

— Вы на что-то надеетесь?

— Но мы же люди!

Ярослав промолчал.

— Вы считаете, что и он впутан в эту историю?

— Не хотелось

бы заранее высказывать свои суждения. Только не думайте, что, поскольку он мой сын... Мне необходимо докопаться до истины. А Жасмине он скажет все. Ему очень нужно, чтобы она была рядом. Ее он не обманет. Раньше он мог бы поступить иначе, но сейчас — ни за что! — Полковник снова начал задыхаться. — У нас с вами достигнута полная ясность. Нам нечего скрывать друг от друга. И Венцемир не станет таиться перед ней, потому что это его последний шанс удержать ее возле себя.

— Нам нужна правда, господин полковник, только правда...

— Поверьте мне! Что бы ни случилось, я ничего от вас не скрою.

— Остались лишь одни сутки. Беглецов необходимо обнаружить, чтобы батарея имела право на существование.

— Батарея должна сохранить свою честь и спасти честь своего командира, — добавил Велев. — Я хочу, чтобы они встретились еще сегодня.

— Оставляю решение этого вопроса на ваше усмотрение. Вечером я буду ждать вас в полку.

— И об этом я тоже не забуду, — словно бы самому себе сказал полковник и пошел, но Ярослав остановил его в дверях:

— Я хотел бы знать ваше мнение о Велико.

— Из министерства уже трижды звонили. Требуют отстранить его от должности немедленно. Соответствующее письмо оттуда направлено к нам.

— Знаю. А что думаете вы?

— Жизнь человека как море. А оно прекрасно и в бурю, и в штиль.

— Вы не испытываете к нему ненависти, не правда ли?

— Я завидую его энергии и способности даже зверя превращать в человека.

— А сумеете вы простить его когда-нибудь?

— Я бы с чистой совестью передал и наш полк в его руки. Для нашей работы, как и жизни, нужно иметь сердце.

— Простите!

— Да нас уже простил господь, создавший нас. — Полковник взмахнул тростью и, оставив дверь открытой, вышел.

Ярослав тоже не закрыл ее. Он видел, как идет полковник, волоча раненую ногу. Казарма находилась на противоположном конце центральной улицы, тем не менее полковник пошел пешком.

«Вероятно, не сообразил, что можно вызвать фаэтон», — подумал Ярослав и, обессиленный, свалился на кровать.

«До чего же странным существом оказывается человек, когда заглянешь ему в душу. — У него закрывались глаза, так ему хотелось спать, но он продолжал рассматривать потрескавшийся потолок. — Вот и души наши потрескались, а мы пытаемся замазать трещины, скрыть следы, оставленные годами. Но удастся ли?..»

Трактир бая Станьо с незапамятных времен стал в этом селе особым центром. Другого, более интересного для мужчин места здесь не было. Они могли войти туда в любое время, опрокинуть стакан-другой вина, и разговор завязывался сам по себе.

И тот день ничем не отличался от всех предыдущих, только дождь спутал все планы. На улице была ужасная слякоть, и мужчины коротали время в трактире.

Когда Велико открыл дверь, все повернулись в его сторону и в один голос закричали: