Гражданин галактики. Между планетами
Шрифт:
– Так это и есть наш мальчишка! Куда он делся?
– Перемахнул вон тот забор и исчез между домами.
– Спасибо мать! Идем, Джабби!
Торби ждал. Женщина продолжала заниматься своим делом; она переступала с ноги на ногу, и кадка поскрипывала. Наконец она спустилась, села на кадку и легонько постучала по ней.
– Сиди там, – тихо сказала она. Через мгновение Торби услышал, как она уходит.
Торби ждал, пока у него не заныли кости. Вполне возможно, что и ночной патруль после комендантского часа останавливает всех кроме благородных, но исчезнуть отсюда при дневном свете было
Наконец часом позже он услышал скрип несмазанных колес. Кто-то постучал по крышке кадки.
– Как только я подниму ее, прыгай в повозку и побыстрее. Она как раз перед тобой.
Торби не ответил. Свет резанул его по глазам, он увидел маленькую повозку и, оказавшись в ней, сжался в комочек. На него навалили белье. Но до этого он мельком увидел, что кадки больше не было на виду: развешенное на веревках белье скрывало ее.
Чьи-то руки примяли узлы вокруг него и голос сказал:
– Лежи тихо, пока я не скажу тебе.
– Ладно… и миллион благодарностей! Как-нибудь я расплачусь с вами.
– Забудь, – она тяжело вздохнула. – Когда-то у меня был муж. Теперь он в шахтах. Я не знаю, что ты сделал, – но патрулю я никого не отдам.
– О, простите.
– Заткнись.
Маленькая повозка затряслась и двинулась. Торби почувствовал, что под колесами сменилось дорожное покрытие. Внезапно они остановились; женщина стала ворочать узлы, ушла на несколько минут и, вернувшись, кинула в повозку узлы с грязным бельем. Торби воспринимал все происходящее с долготерпением, присущим нищим и бродягам.
Прошло много времени, прежде чем снова сменилась мостовая. Они остановились и женщина тихо сказала:
– Когда я скажу, выпрыгивай с правой стороны и уходи. Только побыстрее.
– Идет. И еще раз спасибо!
– Замолчи. – Повозка проехала еще немного, замедлила ход, останавливаясь, и она сказала: – Ну!
Торби отбросил прикрытие, выпрыгнул и встал на ноги – все одним движением. Он находился перед проходом между двумя зданиями, служебным проходом, соединявшим аллею с улицей. Кинувшись бежать, он оглянулся из-за плеча.
Повозка уже исчезла. Он так никогда и не увидел лица ее хозяйки.
Двумя часами позже он очутился в своем районе и скользнул в яму к Баслиму:
– Не получилось.
– Почему?
– Шпионы. Их там была целая команда.
– Милостыню, благородный сэр! Ты унес ноги? Милостыню во имя ваших отца и матери!
– Конечно.
– Возьми чашку. – Баслим двинулся на руках и на одном колене.
– Папа! Дай я помогу тебе.
– Останься здесь.
Торби остался, сожалея, что папа не выслушал его рассказа. С темнотой, поспешив домой, он обнаружил Баслима на кухоньке-ванной в окружении диктофона и проектора для книг; все принадлежности валялись вокруг. Торби посмотрел на изображение страниц, увидел, что не понимает их, и прикинул, какой это может быть язык – странный, во всех словах было по семь букв, не больше и не меньше.
– Эй, папа! Приготовить ужин?
– Нет места… и нет времени. Поешь хлеба. Что сегодня произошло?
Жуя хлеб, Торби рассказал ему все. Баслим только кивал.
– Ложись, – наконец сказал он. – Сегодня нам снова надо заняться гипнозом. У нас впереди долгая ночь.
Материал, который Баслим хотел впечатать в него, состоял из рисунков, цифр и бесконечных бессмысленных трехсложных слов. Легкое забытье погрузило его в приятный сон, и голос Баслима, доносящийся из диктофона, был тоже приятен.
Во время одного из перерывов, когда Баслим заставил его проснуться, он спросил:
– Папа, для кого все эти послания?
– Если сможешь доставить их, узнаешь; ты ни в чем не должен сомневаться. Если тебе будет трудно припомнить их, попроси, чтобы тебя погрузили в легкий сон, и все вернется.
– Кого попросить?
– Его. Неважно. Теперь – снова спать. Ты спишь. – Баслим щелкнул пальцами.
Под слабое бормотание диктофона Торби ощутил смутное беспокойство: ему показалось, что Баслим куда-то собрался. Он пристегнул свою искусственную ногу, что заставило Торби удивиться во сне; папа носил ее только в доме. Затем он ощутил запах дыма и подумал, что на кухне что-то горит и надо пойти посмотреть. Но он был не в состоянии двинуться, пока в его мозг вливались слова.
Он беспокоился, сможет ли повторить тот урок, что вытвердил.
– Все правильно?
– Да. А теперь иди спать. Остальную часть ночи ты можешь спокойно отдыхать.
Баслим ушел под утро. Торби не удивился: теперь все действия папы предсказать было еще труднее, чем раньше. Он съел завтрак, взял чашку и занял свое место на Площади. Дела шли плохо – папа был прав; для своей профессии Торби теперь выглядел слишком здоровым и сытым. Может, ему стоит подучиться вывертывать суставы, как Гранни Змея. Или прикупить контактные линзы с нанесенной на них катарактой.
К полудню в порту вне расписания приземлился грузовой корабль. Приступив к обычным расспросам, Торби выяснил, что это был Свободный Торговец «Сису», порт приписки Нью-Финляндия на Шиве-III.
Как обычно, это были те минимальные сведения, которые он должен был сообщить папе, увидевшись с ним. Но Капитан Крауса с «Сису» был одним из тех пятерых, которым Торби должен был когда-нибудь, если это понадобиться, передать послание.
Это беспокоило Торби. Он знал, что не может встретиться с Капитаном Крауса – пака папа жив и здоров, эта возможность представала лишь в отдаленном будущем. Но может быть, папа торопится узнать, что «Сису» совершила посадку. Рейсовые грузовики приходят и уходят, и никто не знает, когда это случится, потому что порой они проводят в порту всего несколько часов.
Торби сказал про себя, что должен быть дома через пять минут – и папа, возможно, поблагодарит его. В худшем случае, он его обругает за то, что ушел с Площади, но, черт возьми, из сплетен он почерпнет все, что упустил.
Торби ушел.
Руины старого амфитеатра простирались до одной трети периферии нового. Дюжина дыр вела в лабиринт, который образовался из старых загонов для рабов; и от этих входов внутрь вело бессчетное количество путей в ту часть, которую Баслим избрал себе под жилье. Каждый раз и он, и Торби прокладывали себе путь по-новому и старались, чтобы никто не видел, как они входят или выходят.