Гражданин галактики. Между планетами
Шрифт:
– В Ангары Зенита?
– Я всегда там торгую.
– Удачи, Матушка.
– Получше присмотрись к ним. Вдруг один из них – мальчишка нищего.
– Эти волосатые чудовища? Бог с вами, Матушка.
– Привет, Шол.
Портшез взмыл в воздух, и носильщики двинулись легкой рысью. Как только они завернули за угол, Матушка Шаум заставила их перейти на шаг и задернула занавески. Затем потрепала сверток, лежащий под ней.
– Все в порядке?
– Я чуть не задохнулся, – ответил слабый голос.
– Лучше задохнуться, чем укоротиться. Мне тоже досталось. Ну и костляв же
В течение следующей мили она деловито сменила внешний облик, нацепив драгоценности. Закрыв вуалью лицо, оставила видными только живые черные глаза. Наконец, высунув голову, она крикнула портье и спросила у него дорогу, после чего носильщики повернули направо к космопорту. Когда дорога привела к глухому высокому забору, было уже совсем темно.
Проход для космонавтов был в конце Веселой Улицы, для пассажиров – к востоку отсюда, рядом со Зданием Эмиграционного Контроля. За ним, в районе складов, были Торговые Ворота с таможней. В миле за ним располагались ворота собственно космопорта. Но между космопортом и Торговыми Воротами был небольшой проход, оставленный для благородных и достаточно богатых, чтобы иметь собственные космические яхты.
Портшез достиг ограждения космопорта недалеко от Торговых Ворот, повернул и двинулся по направлению к ним. Торговые Ворота, в сущности, представляли собой несколько проходов, ведущих каждый к грузовым докам, перегороженных барьерами, мимо которых проезжали, разгрузившись, фургоны; инспектора Саргона обыскивали их, взвешивали, измеряли, протыкали, просвечивали и открывали грузы, прежде чем допустить их на разгрузку к ожидавшим товаров космическим кораблям.
Барьер перед проходом к третьему доку был открыт; Свободный Торговец «Сису» кончал загрузку. Его владелец ждал окончания работ, беседуя с инспекторами.
Портшез протиснулся между ожидавшими грузовиками и оказался поблизости от дока. Владелец «Сису» посмотрел на леди под вуалью и, глянув на часы, сказал младшему офицеру:
– Осталась всего одна загрузка, я погляжу за ней. А вы отправляйтесь за следующей машиной.
– Есть сэр. – Молодой человек исчез в кузове грузовика.
На место уехавшей машины тут же встала порожняя. Работа шла споро, затем что-то не устроило хозяина корабля, и он потребовал ее переделать. Старший стивидор было оскорбился, но хозяин прервал его, снова взглянув на часы:
– Время идет. Я не хочу, чтобы груз вывалился из кузова прежде, чем мы его засунем в трюмы, он стоит денег. Так что крепите как следует.
Портшез двигался вдоль заграждения. Наступала темнота; леди под вуалью взглянула на светящийся циферблат часов своего перстня и приказала носильщикам перейти на рысь.
Наконец они оказались около ворот, предназначенных для благородной публики. Леди в вуали, высунув голову, крикнула:
– Открывайте!
На посту здесь стояли два стражника: один в небольшой будочке, а второй снаружи. Он открыл ворота, но простер поперек них свой жезл, когда портшез попытался пересечь линию ворот. Остановившись, носильщики опустили свой груз на землю, повернув его правой стороной, где была дверца, к воротам.
Леди под вуалью крикнула:
– Эй, вы, очистите проход! Яхта лорда Марлина!
Стражник, преграждавший проход, помешкал:
– Есть ли у миледи пропуск?
– Ты что, дурак?
– Если у миледи нет пропуска, – медленно сказал стражник, – может быть, миледи найдет какую-то возможность убедить стражу, что милорд Марлин ждет ее?
В темноте был слышен только решительный голос леди под вуалью – у стражника хватило сообразительности не светить ей в лицо. У него уже был большой опыт общения с благородными, и он кипел от злости.
– Если тебе так уж хочется быть дураком, кликни милорда с его яхты! Позвони ему – и уверяю тебя, ты его очень обрадуешь!
Стражник из сторожки вышел наружу.
– Что-то случилось, Син?
– Да нет. – Они о чем-то шепотом посовещались. Младший пошел позвонить на яхту милорда Марлина, а старший остался снаружи.
Но леди такой оборот дела не удовлетворил, и она продемонстрировала всю свою вздорность. Распахнув рывком дверь портшеза, она ворвалась в сторожку, преследуемая по пятам удивленным стражником. Тот, кто добивался связи, перестал нажимать рычаг аппарата и подняв глаза, испытал приступ дурноты. Дела обстояли еще хуже, чем он предполагал. Перед ним была не глупенькая юная леди, удравшая от своей дуэньи, а разгневанная вдова средних лет – тот тип женщин, у которых хватит влияния, чтобы сломать карьеру обыкновенного человека. Открыв рот, он слушал красочные фиоритуры, понимая, что за все годы, что провел у ворот, пропуская в них лордов и леди, это его наихудший день.
Пока внимание обоих стражников было поглощено бранью Матушки Шаум, из портшеза выскользнул человек и, миновав ворота, пустился бежать, пока не исчез в сумерках взлетного поля. На бегу Торби каждую секунду чувствовал, что сейчас ему в спину вонзится острое жало пули, но, тем не менее, внимательно следил, когда выберется на нужную дорогу. И добравшись до нее, упал ничком и остался лежать, задыхаясь.
А у ворот Матушка Шаум остановилась перевести дыхание.
– Миледи, – один из стражников попытался успокоить ее, – если вы нам дадите возможность дозвониться…
– Можете забыть об этом! Или нет, помните – и до завтра вы еще услышите голос милорда Марлина! – Она рухнула обратно в портшез.
– Прошу вас, миледи!
Не обращая на них внимания, она рявкнула на рабов, те, подхватив портшез, сразу же перешли на рысь. Один стражник так и остался с рукой, протянувшейся к поясу, словно собирался сделать что-то непоправимое. Но рука его остановилась. Так или иначе, подстрелить одного-другого носильщика этой леди было бы довольно рискованно.
Да и кроме того, она не сделала ничего ужасного.
Хозяин «Сису», одобрив наконец ход погрузки последнего грузовика, вскарабкался в его кузов, махнул водителю, чтобы тот двигался и подобрался поближе к кабине.
– Эй, там! – он постучал в заднюю стенку.
– Да, Капитан! – донесся изнутри слабый голос водителя.
– Там, на перекрестке, стоит знак остановки. Я заметил, что большинство из вас не обращают на него внимания.
– На знак? По той дороге никто никогда не ездит. Там стоит знак остановки, потому что ею иногда пользуются благородные.