Гражданская Война в освещении П Н Милюкова
Шрифт:
Милюков в своей книге утверждает, что Добровольческая Армия постепенно проникалась монархическими чувствованиями. "Что же в этом только повинно реакционное влияние Добровольческих верхов?" - спрашивал я в своем отзыве на немецкое издание книги Милюкова. "Очевидно, Милюков-историк забывает то, чего не хочет вспоминать Милюков-политик. Это тот библейский обряд умовения рук, о котором по поводу позднейшего отношения к Особому Совещанию говорит в своем IV томе ген. Деникин". И неужели я не имел объективного права написать эти строки? В чем они расходятся с действительностью? П. Н. Милюкову в книге всемерно хочется показать, что участие партии к.
– д. в "белом" движении, в правительстве ген. Деникина было участием только оппозиции. Автор возражает против установившейся легенды
"Кризисом русского либерализма" назвал А. И. Деникин главу об упразднении Особого Совещания, и когда вы читаете протоколы парижского совещания членов Ц. К. партии к.
– д. в 1921 г., вы действительно видите, что в годы гражданской войны партия пережила глубоки кризис. В ней не было ни единства, ни выдержанной линии - жизнь неудержимо влекла партию вправо. И историк не имеет права осветить положение вещей в том духе, как это сделал автор "России на переломе". Наиболее беспристрастными свидетелями будут сами лидеры этой партии. "Получилась различная тактика, различный образ действия" - говорил Н. И. Астров - в Киеве, в Одессе, в Екатеринодаре, в Омске, Париже, Лондоне. В Киеве кадеты организовали правых: "и со всей силой таланта доказывали, что носителями идеи {40} государственности, которую нужно спасти во что бы то ни стало, хотя бы с помощью немцев, являются только правые"...
Началось разногласие и в отдельных группах. Так, напр., екатеринодарская группа членов Ц. К. имела не менее трех течений. Та же группа оказалась в полном конфликте с ростовским местным комитетом... Под влиянием общих условий усиливается крен на правую сторону. .. Еще более резко ставил вопрос В. А. Оболенский: "В Добровольческий период борьбы партия не считалась с психологией народа, и сам П. Н. (Милюков) думал тогда, что можно создать власть при помощи германских штыков... В то время воспевалась военная диктатура, ее накликали и относились к ней, как к какой то самодовлеющей форме".
В истории П. Н. Милюков не рассказал того, что он отвечал своим критикам. Он признавал тогда, что в Киеве "с правыми мы действительно дружили на почве тогдашней немецкой ориентации". Дальше рисовалась такая концепция прошлого: отсутствие помощи союзников "помешало быстрому освобождению России от большевиков". "Если бы эта помощь была своевременно оказана - говорил Милюков - то цель была бы, вероятно, достигнута, т. е. освобождение совершилось бы таким путем - путем белых фронтов. При этом была бы в России консервативная реакция, хотя тогда мы думали иначе, думали, что будут сохранены остатки революции". П. Н. Милюков еще не боялся "политической реакции", считал ее временной, поэтому и поддерживал борьбу (На екатеринодарском партийном съезде в октябре 1918 г. П. Н. Милюков всячески предостерегал своих единомышленников от чрезмерных увлечений началами народовластия, ссылаясь на пережитое. Ему отвечал проф. Малиновский: уроки истории поучительны. Но из этих уроков нельзя делать выводы против демократической и парламентской республики (беру из газетного отчета того времени).).
После крымской катастрофы для П. Н. Милюкова стало ясно, что "Россия не может быть освобождена вопреки {41} воле народа". "Я понял тогда - говорил Милюков, - что народ имеет свою волю (курс. мой) и выбирает, что ему угодно и что нет и выражает это в форме пассивного сопротивления". Отсюда вытекала новая политическая ориентация П. Н. Милюкова - провозглашение новой тактики в борьбе с большевиками. Эта тактика была связана с "перелетом к эсерам", по выражение одного из участников Совещания - перелетом, который П. Н. Милюков назвал "несколько запоздалым зрелым плодом".
По существу я не разбираю ни эволюции П. Н. Милюкова, ни аргументов, обосновывавших "новую тактику". Повторяю, что я отмечаю только эволюции, которые замолчаны в "России на переломе". П. Н. Милюкова бывшие единомышленники упрекали в том, что он стремился "совлечь с себя ветхого человека" и "отречься от своего прошлого". Это отречение произошло еще в большей степени в истории, написанной Милюковым-политиком. Но в истории отречения быть не может. Со скрижалей истории ничто уже не пропадет. Стереть нельзя прошлое никакими формулами умолчания. Можно только объяснить.
IV. ЛИТЕРАТУРА ПРЕДМЕТА.
В предисловии к своей работе (I том) П. Н, Милюков пишет: "не следует... заключать из отсутствия указания на тот или другой печатный источник, что он остался мне неизвестен. Мои ссылки не претендуют на библиографическую полноту. Они имеют целью указать читателю на главное, что существует в литературе по затронутым в книге вопросам, или на то специальное, что послужило лично мне для составления изложения. Известного элемента случайности я при этом отрицать не могу. С упреком в неполноте заранее готов согласиться. Особенно сознаю я, что не мог, по условиям работы в достаточной мере использовать обширной {42} советской литературы, - хотя и прилагал к этому посильны" старания. .. Я пользовался лишь тем, что можно достать в Париже"...
Я совершенно не могу понять, как мог П. Н. Милюков написать в предисловии к русскому издание эти строки, посколько они относятся ко второму тому, посвященному гражданской войне. Не приходится даже говорить о какой то полноте библиографических ссылок, которые "сослужат службу читателю" и даже "будущим исследователям" - ее не только нет в тексте П. Н. Милюкова, но часто не отмечены важнейшие работы, и не видно, что автор ими пользовался. Некоторые ссылки носят формальный характер. Библиографическое значение имеют лишь ссылки на иностранные источники и в частности на чешскую литературу. Полноты, даже приблизительной, и здесь нет.
"Обширная советская литература" не только не использована в "достаточной мере", но автор обнаруживает полное незнакомство с ней, даже с той, которую "можно достать в Париже". (В дальнейшем я буду указывать на ту лишь литературу, которая появилась до выхода книги П. Н. Милюкова и которую можно достать в Париже). Достаточно указать, что на протяжении всей истории гражданской войны, в сущности, имеется ссылка на одну, изданную в СССР в 1925 г., книгу Субботовского "Союзники, реакционеры и интервенция", при чем сам автор оговаривается, что текст ее ниже всякой критики, и что представляют интерес лишь документы, хотя и не дающие "ничего нового сравнительно с сообщениями книги Гинса и другими источниками, использованными автором (Две ссылки имеются еще на книгу Вельтмана о советской России и Японии и на журнал "Новый Восток").
Вот, примерно, только главнейшее, что вышло до 1927 г. в СССР, что можно достать в Париже и что совершение {43} необходимо, по моему мнению, знать историку гражданской войны:
1) Октябрьский переворот. Материалы под редакцией Рожкова. 1918.
2) Революция 1917 г. Хроника событий. К. Рыбинский, т. V. Октябрь. 1926.
3) Левидов. К истории союзной интервенции в России. 1925.
4) Игнатьев. Некоторые факты и итоги четырех лет гражданской войны. 1922.
5) Семенов. Военно-боевая работа соц.
– революционеров 1917-18 г. г. (1922).