Гражданско-правовая защита публичных интересов
Шрифт:
Полагаем вместе с тем, что очевидного противоречия между принципом юридического равенства и гражданско-правовой охраной прав и законных интересов слабой стороны нет. С теоретической точки зрения это можно объяснить, основываясь на той мысли, что право учитывает особые интересы и притязания, но «оценивает их формально-равным, а потому одинаково справедливым для всех правовым мерилом» [368] , поэтому «хаос фактических различий преобразуется в правовой порядок равенств и неравенств, согласованных по единому масштабу и равной мере» [369] . Действительно, все субъекты гражданского права подчиняются единым правилам. Если такие правила учитывают особый статус некоторых из них, то все равно и в этом случае принцип юридического равенства продолжает действовать [370] . Иначе говоря, гражданско-правовые нормы, регулирующие общественные отношения, в которых участвуют субъекты, обладающие признаками слабой стороны, определяют особенности их правового положения на основе принципа юридического равенства, т. е. равным образом.
368
См.: Нерсесянц В.С. Право как необходимая форма равенства, свободы и справедливости. С. 8.
369
См.: Нерсесянц В.С. Право как необходимая форма равенства, свободы и справедливости. С. 4–6, 8.
370
Вместе с тем в одном из своих постановлений Конституционный Суд РФ, обращаясь к законодателю, призвал его не «ограничиваться формальным признанием юридического равенства сторон и… предоставлять определенные преимущества экономически слабой и зависимой стороне». См. Постановление КС РФ от 23 февраля 1999 г. № 4-П «По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 года «О банках и банковской деятельности» в связи с жалобами граждан О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазаренко» (СПС «КонсультантПлюс»).
Осуществляемая гражданским
371
О том, что свобода договора таит в себе опасность нарушения интересов экономически и социально слабых субъектов, много писали немецкие цивилисты. См., например: Дернбург Г. Пандекты. Т. 2: Обязательственное право. С. 45.
372
Т. Моммзен полагал, что «Рим был обязан своим величием самым либеральным принципам в области свободы договоров». См.: Моммзен Т. История Рима. Т. 2. Кн. 4. М., 2001. С. 105.
373
См.: Карапетов А.Г. Экономические основания принципа свободы договора // Вестник гражданского права. 2012. № 3 (СПС «КонсультантПлюс»).
374
Надо сказать, что еще в XIX в. в противоположность мнению сторонников индивидуалистической концепции, согласно которой сделка может быть порождена абсолютно свободной волей ее участников, Й. Колер, А. Тон, С. Шлоссман и другие немецкие правоведы стали обосновывать тезис о том, что основанием сделки является объективное право, которое приводится в движение волей сторон. Юридические последствия сделки устанавливаются правом, а воля определяет лишь экономический ее результат. Это направление цивилистической мысли положило начало формированию теоретической основы для обоснования возможности ограничения договорной свободы в интересах слабой стороны в правоотношении. Обзор точек зрения на этот вопрос см.: Канторович Я.А. Основные идеи гражданского права. С. 52.
Согласно п. 2 ст. 1 ГК РФ субъекты гражданского права «свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора». Данное принципиальное положение раскрывается в ст. 421 ГК РФ, согласно которой граждане и юридические лица по общему правилу самостоятельно решают, заключать или не заключать договор, наделяются правом заключения как поименованных в законе, так и непоименованных договоров, определения их условий. Ограничивающие данные субъективные права императивные по своей природе гражданско-правовые нормы в современном законодательстве довольно многочисленны и разнообразны по содержанию закрепляемых ими мер. Например, лицам, осуществляющим предпринимательскую или иную приносящую доход деятельность, запрещено отказываться от заключения публичного договора, если существует возможность предоставить потребителю соответствующие товары, оказать ему услуги или выполнить работы (п. 3 ст. 426 ГК РФ). Кредитной организации запрещено сокращать в одностороннем порядке срок действия кредитного договора, заключенного с заемщиком-гражданином, а также увеличивать размер процентов и изменять порядок их определения [375] . Как отмечает А.М. Ширвиндт, нетипичное для договорного права в целом императивное закрепление в законе минимального состава прав потребителей и обязанностей предпринимателей является весьма распространенным средством защиты потребителей. Более того, в частности, в европейском законодательстве нередко предусматривается оговорка, которая не позволяет потребителю отказаться от предоставленного той или иной директивой права [376] . В судебной практике иностранных государств (Австрии, Бельгии, Великобритании, Венгрии, Германии, Италии и др.) выработались правила косвенного контроля над несправедливыми стандартными условиями договоров с участием потребителей, целью которых является нивелирование неравенства возможностей при определении содержания договора [377] .
375
См. абз. 4 ст. 29 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. № 395-I «О банках и банковской деятельности».
376
См.: Ширвиндт А.М. Ограничение свободы договора в целях защиты прав потребителей в российском и европейском частном праве / Под общ. ред. А.Л. Маковского; Исслед. центр частн. права. М.: Статут, 2014.
377
См.: Клочков А.А. Стандартные условия в коммерческом обороте зарубежных стран: контроль над содержанием // Международное публичное и частное право. 2002. № 1. С. 31–40; Hermalin B.E., Katz A.W., Craswell R. The Law and Economics of Contracts // Columbia Law and Economics Working Paper. 2006. No. 296. P. 51.
В целом, закрепляя основания и способы защиты слабой стороны, гражданское право тем самым решает важные социальные задачи и, следовательно, обеспечивает правопорядок в гражданском обороте. Вместе с тем отечественные суды нередко не применяют дополнительные механизмы правовой защиты субъекта, отвечающего признакам слабой стороны [378] , что является основанием для отмены вышестоящими инстанциями решений нижестоящих судов [379] . Не случайно Конституционный Суд РФ в своих постановлениях неоднократно указывал на необходимость ограничения принципа свободы договора, если того требуют интересы слабой стороны [380] . И, видимо, поэтому одно из последних значимых постановлений Высшего Арбитражного Суда РФ, посвященное свободе договора, много внимания уделяет вопросам судебной защиты прав и законных интересов слабой стороны правоотношения [381] .
378
См., например, Апелляционное определение Архангельского областного суда от 1 августа 2013 г. по делу № 33-4532/13 (СПС «КонсультантПлюс»).
379
См., например, определения Санкт-Петербургского городского суда от 26 декабря 2011 г. № 33-19257/11; Московского городского суда от 16 марта 2012 г. по делу № 33-5278, от 20 марта 2012 г. по делу № 33-8548, от 22 марта 2012 г. по делу № 33-6157 (СПС «КонсультантПлюс»).
380
В одном из постановлений было, например, отмечено, что, будучи стороной договора присоединения, условия которого в соответствии с п. 1 ст. 428 ГК РФ определяются банком в стандартных формах, граждане лишаются возможности повлиять на его содержание, что требует соответствующего правового ограничения свободы договора и в отношении другой стороны – банка. См. Постановление КС РФ от 23 февраля 1999 г. № 4-П «По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 года «О банках и банковской деятельности» в связи с жалобами граждан О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазаренко». Правовая позиция Конституционного Суда РФ по данному вопросу нашла свое применение в судебной практике. В одном из судебных определений, в частности, было указано, что законом «не исключается возможность ограничения принципа свободы договора в целях защиты интересов экономически слабой стороны правоотношений… поскольку потребитель, являясь стороной такого договора, лишен возможности влиять на его содержание, что по своей сути также является ограничением свободы договора и как таковое требует соблюдения принципа соразмерности». См. Определение Московского городского суда от 28 марта 2012 г. по делу № 33-9286 (СПС «КонсультантПлюс»).
381
См. Постановление Пленума ВАС РФ от 14 марта 2014 г. № 16 «О свободе договора и ее пределах». Поскольку п. 4 ст. 1 ГК РФ закрепляет принцип недопустимости извлечения преимуществ из своего недобросовестного поведения, постольку у слабой стороны договора, по мнению ВАС РФ, возникает право требовать признания недопустимым применения несправедливых условий договора согласно ст. 10 ГК РФ либо ничтожными в соответствии со ст. 169 ГК РФ. Кроме того, судам было рекомендовано применять положения п. 2 ст. 428 ГК РФ о договорах присоединения и изменять или расторгать договор по требованию контрагента, для которого предложенные другой стороной условия являлись явно обременительными, существенно нарушающими баланс интересов сторон («несправедливые договорные условия»), если согласование иного содержания условий договора оказалось для данного контрагента затруднительным и в результате он оказался слабой стороной договора (п. 9). В соответствии с абз. 4 п. 5 Постановления в исключительных случаях к непоименованным договорам могут применяться по аналогии закона императивные нормы о поименованных договорах, если «исходя из целей законодательного регулирования ограничение свободы договора необходимо для защиты охраняемых законом интересов слабой стороны договора, третьих лиц, публичных интересов или недопущения грубого нарушения баланса интересов сторон».
Здесь уместно отметить, что нормы, ограничивающие свободу договора, предусматриваются гражданским законодательством и для обеспечения публичных интересов, не связанных с охраной слабой стороны в правоотношении. Такая возможность обосновывается прежде всего сторонниками теории экономического анализа права (Law and Economics [382] ), по мнению которых недобросовестность одной из сторон контракта, приводящая к нарушению равновесия в отношениях между его участниками, может повлечь за собой самые негативные последствия, в том числе возложение на семью должника дополнительного финансового бремени или причинение вреда публичным интересам, если это приведет, например, к банкротству должника [383] . Подобные соображения относительно возможности ограничения принципа свободы договора в публичных интересах дают направление американской судебной практике. Вопреки высказанному в современной научной литературе мнению о том, что принцип свободы договора находит свою основу в Конституции США, Верховный суд США в деле Ferguson v. Skrupa (1963 г.) пояснил, что четырнадцатая поправка к Конституции не имеет целью гарантировать принцип свободы договора, а потому «штаты обладают властью принимать законодательство, направленное против того, что может рассматриваться как вредоносные практики во внутренних коммерческих и бизнес делах» [384] .
382
Более подробно об этом направлении научной мысли см., например: Parisi F. Positive, Normative and Functional Schools in Law and Economics // European Journal of Law and Economics. 2004. Vol. 18. No. 3. P. 259–272; Korobkin R.B., Ulen T.S. Law and Behavioral Science: Removing the Rationality Assumption from Law and Economics // California Law Review. 2000. Vol. 88. No. 4. P. 1051–1144; Posner R.A. The Law and Economics of Contract Interpretation // John M. Olin Law & Economics Working Paper. 2004. No. 229. P. 1–51; Hermalin B. E., Katz A.W., Craswell R. Op. cit. Р. 143.
383
См.: Hermalin B.E., Katz A.W., Craswell R. Op. cit. P. 24, 51–52.
384
Цит. по: Bernstein D. Freedom of Contract // George Mason Law & Economics Research Paper. 2008. No. 08-51 (дата обращения: 24.10.2014)).
Ограничивается свобода договора в публичных интересах и в Российской Федерации при регламентации порядка заключения контрактов в сфере закупок товаров, работ и услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд [385] . Участники возникающих из данных контрактов отношений лишены возможности свободного выбора контрагентов, который зависит от результатов проведения строго определенной процедуры закупки. В соответствии с п. 1 ст. 1 Федерального закона от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд» это обосновывается необходимостью «повышения эффективности, результативности осуществления закупок товаров, работ, услуг, обеспечения гласности и прозрачности осуществления таких закупок, предотвращения коррупции и других злоупотреблений в сфере таких закупок» [386] .
385
См. ст. 525–534, 763–768 ГК РФ; ст. 72 Бюджетного кодекса РФ; Федеральный закон от 27 июля 2010 г. № 210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг»; Федеральный закон от 18 июля 2011 г. № 223-ФЗ «О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических лиц»; Федеральный закон от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд»; Постановление Правительства РФ от 24 октября 2011 г. № 861 «О федеральных государственных информационных системах, обеспечивающих предоставление в электронной форме государственных и муниципальных услуг (осуществление функций)» (СПС «КонсультантПлюс»).
386
К сожалению, современное нормативно-правовое регулирование в данной сфере не позволяет в необходимой мере обеспечить достижение указанных целей. Его несовершенство в первую очередь предопределяет невозможность наиболее полного удовлетворения публичных интересов, поскольку основной критерий отбора поставщика – снижение цены фактически сказывается на качестве товаров, работ и услуг. Кроме того, непроработанность механизма обжалования процедуры закупки и ее результатов зачастую приводит к приостановлению заключения государственного (муниципального) контракта или осложнению исполнения уже заключенного контракта. Как следствие удовлетворить государственные (муниципальные) нужды в тот момент, когда это необходимо, становится невозможно. Наконец, несовершенство российского законодательства в сфере закупок для государственных или муниципальных нужд, выступая фактором коррупциогенности, создает условия для многочисленных злоупотреблений, что само по себе причиняет значительный вред государственным и общественным интересам. Обозначенные проблемы обусловливают повышение научного интереса к их исследованию в отечественной цивилистике. См., например: Яровой А.В. Поставка товаров для государственных нужд: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2005; Михайлова А.А. Подрядные работы для государственных нужд: особенности правового регулирования: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2005; Заботина Н.Н. Правовая природа правоотношений, возникающих в связи с заключением контрактов на поставку товаров для государственных нужд: Дис…. канд. юрид. наук. Волгоград, 2006; Блинов В.Г. Правовое регулирование частных и публичных отношений при поставке товаров для государственных нужд: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2009; Симагина О.В. Трактовка понятия «муниципальная услуга» в системе предоставления публичных услуг в Российской Федерации // Вестник Тюменского государственного университета. 2011. № 3. С. 111–115; Куличев Р.Б. Контроль в сфере подрядных работ для государственных нужд (виды, порядок и особенности осуществления) // Право и экономика. 2014. № 5. С. 19–24; Рубцова М.В. Типичные нарушения закона в сфере предоставления государственных и муниципальных услуг // Законность. 2015. № 11. С. 21–24.
Подводя итог сказанному, можно сделать вывод о том, что, решая многочисленные глобальные социальные задачи, гражданское право тем самым обеспечивает разноуровневые публичные интересы. Вместе с тем закрепление в гражданском законодательстве особых мер охраны государственных и общественных интересов, других видов публичных интересов требует изучения данного вопроса в иной плоскости научного анализа. Здесь соответствие назначению гражданского права специальной охраны публичных интересов оказывается не столь очевидным и требует дополнительного теоретического обоснования.
§ 2. Социальная функция институтов гражданского права как источник гражданско-правовой охраны публичных интересов
Такое обоснование может быть обнаружено в самом гражданском праве как живой и динамично развивающейся системе, а также в выполняемой им в человеческом обществе социальной функции.
Следует отметить, что понимание социальной функции права в наиболее полном и обоснованном виде в науке впервые было высказано более столетия назад французским ученым-правоведом Л. Дюги. Разработанная им теория, отразив свойственные времени ее создания объективные закономерности общественного развития, в итоге оказалась способной научно объяснить, почему субъект права в своей деятельности должен учитывать и общие интересы.
Проанализировав состояние современного ему общества, Л. Дюги пришел к выводу о том, что объективные потребности делают необходимым отказ от понятия субъективного права и замену его понятием социальной функции, т. е. социальной обязанности, заключающейся в выполнении индивидом некоей миссии [387] . Ученый считал, что распространившаяся во Франции к концу XIX в. практика объективной ответственности за вред, причиненный вещами, связана с тем, что собственность перестала быть правом и становится социальной функцией, а потому элементом этой функции является собственник, который, «извлекая пользу из блага, держателем которого он является, должен нести риск вреда, причиненного этим благом» [388] . Если же индивид откажется выполнять свою функцию, то в обществе произойдет беспорядок из-за того, что существенным общественным интересам будет причинен вред. Это объясняет, по мнению Л. Дюги, почему действия человека, не соответствующие лежащей на нем функции, подавляются обществом. Отказ от индивидуалистической доктрины субъективных прав и замена ее идеей социальной функции позволяют возлагать на человека обязанности особого рода – например, получать образование и трудиться, а кроме того, дают возможность ограничивать его действия в интересах коллектива [389] . Столь критикуемая современниками ученого [390] , эта мысль позднее нашла свое воплощение в ст. 29 Всеобщей декларации прав человека ООН от 10 декабря 1948 г., согласно которой «каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности».
387
Дюги Л. Социальное право. Индивидуальное право. Преобразование государства / Пер. А. Либензона. СПб., 1909. С. 8.
388
Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона / Пер. с фр. М.М. Сиверс; Под ред. и с предисл. проф. А.Г. Гойхбарга. М., 1919. С. 88.
389
Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона / Пер. с фр. М.М. Сиверс; Под ред. и с предисл. проф. А.Г. Гойхбарга. М., 1919. С. 25–26.
390
Критики теоретических взглядов Л. Дюги предрекали их недолговечность. Как писал отечественный ученый А.А. Жилин, триумф доктрины французского ученого будет непродолжительным, поскольку в ее основе лежат временные политические и общественные условия жизни исключительно Франции. См.: Жилин А.А. Новое направление во французской юриспруденции. Учение о государстве и праве проф. Л. Дюги. Киев, 1910. С. 2.
Надо сказать, что идея социальных обязанностей, т. е. обязанностей человека перед обществом, членом которого он является, возникла еще в древности и первоначальное обоснование получила в трудах основателя стоицизма Зенона [391] . Позднее она была развита Цицероном, который считал, что ни одна из сфер человеческой жизни (ни государственная, ни судебная, ни частная, ни домашняя) «не может быть свободна от обязанности», в служении которой проявляется «вся нравственная красота жизни», а «в пренебрежении к ней позор» [392] . Воплощена эта идея была в общественной жизни муниципий Древнего Рима, в которой существовал обычай, когда «гражданин ручался своей civitas, что израсходует определенную денежную сумму или выполнит какие-то работы в интересах общества» [393] .
391
См.: Стоики: фрагменты, свидетельства о них // История политических и правовых учений. Ч. 1: Зарубежная политико-правовая мысль: Хрестоматия. С. 173.
392
Цицерон. Указ. соч. С. 59.
393
См.: Санфилиппо Ч. Курс римского частного права: Учебник / Под ред. Д.В. Дождева. М.: Изд-во БЕК, 2002. С. 261.