Греция. Лето на острове Патмос
Шрифт:
Я и Даниэлла стояли прямо у пирса, у самой кромки моря. Так получилось, что практически на этом месте девять лет назад мы попытались погулять по воде. Неожиданно тот вечер предстал передо мной со столь беспредельной ясностью, что даже вернулись пережитые тогда ощущения…
В то время таверна напоминала сумасшедший дом. Музыканты, входившие в состав оркестра, были из Ливади, но с тех пор они давно уже занимались другими делами. Кто-то стал отцом, кто-то начал строить лодки. Так вот, оркестр играл на сцене, а на пляже привычно выстроились импровизированные столики и скамейки, сооруженные из цементных блоков, бочек и досок. Вездесущий Теологос был раздет до майки, а лицо и грудь у него блестели от пота. Он разносил тарелки, давал сдачу, помогал Елене на кухне, а его маленькие сыновья и родственники Елены, приехавшие с большой земли, сновали среди пирующих, число которых, даже в те далекие времена, было не меньше, а то и больше сотни человек.
Весь предыдущий месяц я наблюдал за Даниэллой издалека, не находя в себе мужества подойти к ней в Скале или наведаться в крошечный домик у маленькой бухточки рядом с портом, чтобы пригласить ее на свидание. Но я все это многократно обсуждал с друзьями. Я вел себя как четырнадцатилетний подросток перед первым школьным балом: с одной стороны, напускная храбрость, а с другой — снедающий страх оказаться отверженным.
В частности, я делился своими мыслями и мечтами с Алики и ее мужем Андреасом — архитектором из Афин. Они мне очень сочувствовали, но со временем, как впоследствии Алики мне призналась, я им надоел своей нерешительностью и неспособностью перейти от слов к делу. Поэтому, как только они узнали, что я буду на праздновании Преображения, они взяли на себя непростую задачу уговорить бедную Даниэллу, которая вела отшельнический образ жизни, пойти вместе с ними, практически пообещав, что в случае ее согласия они купят у нее две иконы. Они не поделились своими планами ни с ней, ни со мной.
Явившись на праздник, я с ужасом увидел, что с ними за столом сидит Даниэлла. Алики быстро подвинулась, одновременно чуть не спихнув со скамейки Андреаса. Таким образом, единственное свободное место оказалось рядом с Даниэллой.
Мы сидели на скамейке, прижатые друг к другу, и разговаривали, вернее, громко кричали, силясь переорать музыку. О чем мы тогда беседовали, у нас с Даниэллой совершенно вылетело из головы. Запомнилось только одно, мы на протяжении нескольких часов не умолкали ни на минуту, общаясь только друг с другом на дикой смеси английского и французского языков. Кажется, мы практически ничего не ели, но при этом выпили немало рецины.
То, что последовало за этим, среди присутствовавших в тот день на празднике стало легендой. Алики и по сей день любит об этом поговорить, причем настаивает, что идея первой пришла в голову Андреасу, а я же утверждаю, что все придумал сам. Я был опьянен близостью Даниэллы, очарован воркующим французским выговором, пленен миндалевидными глазами, золотисто-каштановыми волосами, грудью, сокрытой лишь тонкой тканью блузки. Лифчика Даниэлла не носила. Так вот, мне кажется, именно я сказал, что если на этом острове, где творились чудеса и ниспосылались откровения, может настать тот миг, когда человек будет в состоянии пройтись по воде как посуху, то этот миг наступил.
Неважно, кто произнес эти слова, главное, что Даниэлла с этой мыслью тут же согласилась. «Да, — кивнула она, — мне тоже так кажется», и в этот момент я понял, что пропал — я был по уши в нее влюблен.
Мы вдвоем встали и не шибко твердой походкой направились в сторону моря. Алики и Андреас принялись рассказывать окружающим, что мы собираемся делать, и к тому времени, как мы добрались до воды, оркестр успел замолчать, а вокруг нас собралась толпа зевак, которые кричали что-то подбадривающее. Среди собравшихся был и Теологос, хлопавший вместе со всеми в ладоши. Его лицо сияло от удовольствия — вечер удался на славу. Даже Елена вышла из своей крепости, желая узнать, что происходит.
Я стоял и держал за руку женщину, которую любил, но еще ни разу не поцеловал, слушал ритмичное хлопанье в ладоши и пение окружавших нас людей и от этого словно парил над землей. На мгновение у меня мелькнула безумная мысль, что у нас все получится.
Даниэлла посмотрела на меня, сжала мне руку, и я понял, что она разделяет мою уверенность. Потом мы шагнули в воду, поверхность которой в эту тихую, безветренную ночь напоминала черный мрамор.
В этой части пляжа, сразу же возле маленького пирса, располагался док для рыбацких лодок, а дно было покрыто камнями самых разных форм и размеров. Все они были скользкими.
Нам с Даниэллой удалось сделать по дну несколько шагов, после чего мы, хохоча и схватившись друг за друга, рухнули в воду. На поверхность выплыли мои сигареты и греческие банкноты, которые я чуть раньше наотрез отказался на время отдать Алики. Под гром аплодисментов мы вышли из моря. К телу липла мокрая одежда.
Вполне естественно, нам надо было обсушиться, и опять же вполне естественно, Алики настояла на том, чтобы я отвел Даниэллу в свой маленький домик на холме.
Алики с Андреасом даже прошли с нами большую часть пути, чтобы убедиться, что мы действительно доберемся до домика.
Оказавшись в спальне, я снял майку, Даниэлла блузку. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Она протянула ко мне руки, мы обнялись, одновременно чувствуя холод и жар, и упали на кровать, где я впервые познал вкус ее губ.
Теперь мы стояли на том самом месте, где девять лет назад зашли в воду, и смотрели на Теологоса и его таверну.
Елена больше здесь не работала, тамариск срубили. Я вынужден был признать, что передо мной скорее таверна под названием « И Орайя Tea», а вовсе не «Прекрасная Елена».
И по всей вероятности, дальше ей предстоит процветать без моего участия.
Неподалеку от нас в воде плескались дети.
Момент, который, казалось, должен был стать точкой наивысшего моего отчаяния и тоски по рухнувшим надеждам, неожиданно показался не таким уж и печальным.
Я взял Даниэллу за руку:
— Помнишь, как мы попробовали…
— Прогуляться по воде? — улыбнулась она.
— Да. — Я покачал головой. — Что ж, по крайней мере мы попытались!
— Да, точно. — Она провела рукой по моему лицу. — Ты устал?
— Я отлично себя чувствую, — улыбнулся я.
Мы пошли вдоль пляжа, а впереди нас бежали дети.
Мы отправились на самый его край, откуда были видны огни новой закусочной Тео.
Тем же вечером, несколько раньше, нас отыскал в Скале маленький мальчик, который принес записку. Тео приглашал нас к себе выпить за счет заведения. Там нас должны были ждать друзья, желавшие встретиться.
— Один друг — особенный, — сказал мальчик.