Гренландский меридиан
Шрифт:
Когда Этьенн, Валерий, Костя и я вышли за массивные двери Комитета на патриархально тихий переулок Павлика Морозова, уже смеркалось. До отхода «Стрелы», на которой нам с Этьенном предстояло ехать в Ленинград для переговоров в Арктическом и антарктическом научно-исследовательском институте, оставалось еще около трех часов. Сам собой возник вопрос об ужине, но, несмотря на черную «Волгу» и большой опыт в этом деле Валерия и Кости, нам с огромным трудом удалось найти в каком-то кафе (все-таки субботний вечер) столик и с помощью домашней заготовки в виде бутылки дагестанского коньяка скоротать время перед поездом.
В международном вагоне «Стрелы», где наших-то и было всего двое: я и пышноволосая проводница, – мы с Этьенном разместились в двухместном купе. Как вы догадываетесь, мы не особенно утомляли друг друга пространными беседами, а сразу
Утром, когда наш поезд, поливаемый мелким частым ленинградским дождиком, проследовал Колпино, Этьенн произнес несколько английских фраз, из которых я уяснил, что он мечтает сразу после поезда отправиться в отель, чтобы принять душ, выпить чашечку кофе и вообще привести себя в порядок. Я немного приуныл, но произнес полюбившееся «о кей!», в глубине души надеясь, что все образуется. Увидев на перроне встречавшую нас институтскую «француженку» Ирину Валентиновну, я несколько воспрянул духом – за ее французский язык я был спокоен. Посовещавшись, мы приняли решение брать гостиницу штурмом. Этьенн, мне кажется, и не подозревал, что мы едем «на дело», которое может кончиться провалом. Он наивно полагал, что если ему надо в отель, то он будет в отеле. Для меня это было не столь очевидным.
Оставив Этьенна с Ириной Валентиновной, я пошел в атаку на администратора. Его неприступная крепость пала сразу же, как он узнал, что французский путешественник будет расплачиваться франками. Тут же был найден номер с прекрасным видом на Невку и на пустующий причал «Авроры». Ощутив под ногами мягкий ворс ковра гостиничного номера, Этьенн почувствовал себя увереннее и заявил, что просит тайм-аут до 16 часов. Мы простились. Шел дождь. Ровно в 16 часов мы с Наташей были в вестибюле. Этьенн уже ждал нас, вскоре подошла Ирина Валентиновна, и мы поехали в Музей Арктики и Антарктики. Осмотр экспозиции не занял много времени. Этьенна, понятно, больше всего интересовало все, что связано с Антарктидой. Я давал пояснения, Ирина Валентиновна ретранслировала их на французский.
Наша дальнейшая культурная программа предусматривала поход в театр. Наташа купила три билета в Малый оперный театр на «Царскую невесту» в расчете на то, что пойдут Этьенн, Ирина Валентиновна и я, но та так умоляюще на нас посмотрела, что мы незамедлительно отпустили ее домой. До начала спектакля оставался примерно час, и мы не спеша прошлись пешком через Летний сад, Марсово поле и мимо Спаса-на-Крови вышли к театру. Я, как мог, объяснял Этьенну, что ему предстоит услышать типичную русскую оперу, где будет много красивых женщин и декораций. Этьенн кивал головой и с отчаянной решимостью следовал за нами. Опираясь на известное изречение о том, что театр в летнее время, в отличие от зимнего, начинается не с гардероба, а с буфета, именно туда я и потащил Этьенна, где предложил его вниманию бутерброды с икрой, шоколадные конфеты и какой-то загадочного цвета фирменный напиток под названием, кажется, «Антракт».
У меня были все основания полагать, что началом оперы Этьенн был доволен. Партер был полон, ложи пустовали, повсюду слышалась не наша речь. Седые чистенькие старушенции, мальчики неопределенного возраста оккупировали первые ряды партера. Зоркий глаз Натальи сразу высмотрел в толпе гида-переводчицу, молодую девушку, рассаживавшую по местам очередную партию заморских театралов. Мы попросили ее в паузе вкратце довести до сведения Этьенна краткое содержание предстоящего действа. Она выполнила просьбу, после чего Этьенн погрузился в глубокое раздумье. Скорее всего, это было вызвано тем, что, среди прочих подробностей, она сообщила ему, что опера идет в четырех актах!
Мы устроились в третьем ряду, где все малейшие голосовые нюансы поющих были слышны чрезвычайно отчетливо. В конце первого акта я взглянул на Этьенна и без слов понял его, когда он молча поднял вверх три пальца. На театральном языке это означало: «Уходим после третьего акта». Оценив его такт, я выбросил вверх два пальца в виде буквы «У», и глаза у Этьенна
На завтра была намечена встреча Этьенна с руководством САЭ. Он повторил свой рассказ в кабинете Короткевича. Было видно, что в душе Евгения Сергеевича происходит борьба. С одной стороны, как вице-президент Международного научного комитета по изучению Антарктики и руководитель САЭ, он не мог одобрить идею проведения неправительственной экспедиции, а с другой – как бывалый полярник, немало в прошлом поездивший на собаках, не мог равнодушно отнестись к идее столь интересной экспедиции. В конце концов он заявил, что экспедиция будет поддержана СССР тогда и только тогда, когда получит правительственный статус, и при условии, что в ней будет выполняться научная программа. Относительно статуса Этьенн сделал аналогичные заверения, а что касается научной программы, то, по их со Стигером мнению, всю координацию научной программы «Трансантарктики» должен был взять на себя советский участник, т. е. я. На том и порешили. Тогда я, правда, не слишком отчетливо представлял, какого рода наблюдения можно выполнить во время перехода на собаках. Более того, я был специалистом по исследованию льдов радиофизическими методами, т. е. с использованием радиолокационной – достаточно громоздкой и энергоемкой – техники, но соблазн участия в такой экспедиции был слишком велик, и мысленно я уже переквалифицировался в метеоролога или гляциолога.
Вечером 8 июня мы с Этьенном уезжали в Москву. По всему было видно, что он доволен, ибо нечто неопределенное и призрачное – я имею в виду мое участие в экспедиции – стало принимать реальные очертания. Нас встречал Костя. Этьенн, верный своим принципам, изъявил желание ненадолго заехать в отель с теми же благородными намерениями принять ванну и отдохнуть два-три часа перед заключительной встречей в Комитете. Парижский рейс улетал вечером. Однако когда мы обратились в отель «Белград», в холле которого было подозрительно много «иностранцев» с характерными для представителей наших кавказских республик загаром, нам ответили, что наша бронь пропала, номеров нет и вообще они нас не знают. Спекуляция громким именем и послужным списком Этьенна должного действия не возымела, однако настойчивость в конце концов одержала верх и Этьенну был предложен «Люкс», причем с оплатой за сутки. Когда мы спросили Этьенна, скучавшего в кресле и с интересом наблюдавшего за нашими авангардными боями, не желает ли он принять душ и отдохнуть часа два всего за сто рублей, он с поспешностью, делающей честь его реакции, ответил, что вполне обойдется. Чуть позже, когда мы с облегчением вышли на залитую солнцем улицу, Этьенн, сокрушенно покачав головой, произнес: «Когда в Париже берешь проститутку, идешь с ней в отель и проводишь там два часа, никто, даже она, не требует заплатить за сутки». Поскольку я не знал, делается ли исключение в подобных случаях у нас, то сразу не нашелся, что ответить. В Комитете Этьенн сообщил, что планирует провести встречу с участием Уилла Стигера и меня в июле в Париже.
До отлета самолета оставалось что-то около четырех часов, и мы с Костей и Валерием решили угостить на прощание Этьенна украинским борщом. Крупнейший специалист по борщам в соответствующей случаю обстановке, Валерий предложил ресторан в Архангельском. Ехали на машине Скачкова около часа. Приехали. Чудесное место, солнце, сосны, стилизованный дом – словом, все располагало к хорошему обеду. Костя отправился заказывать столик, а мы, поставив машину, уже было собрались к нему присоединиться, как вдруг я увидел, что Костя с изменившимся лицом бежит в нашу сторону, делая отчаянные знаки, из которых каждый русский, даже не владеющий азами семафорной азбуки, немедленно понял бы: в ресторане санитарный день! Но как объяснить это Этьенну, еще не оправившемуся после «душа» в отеле «Белград»? Выход был найден моментально, и мы в три голоса сообщили Этьенну, что в меню этого ресторана сегодня борща нет и мы поедем в другой, благо здесь недалеко. Через несколько минут мы притормозили у другого тоже стилизованного двухэтажного дома, в котором, судя по числу стоящих у подъезда машин, борщ был.