Григорий Шелихов
Шрифт:
– Добром не кончится, Гришата, в этот раз... Не ходи в
плавание... на то предупреждение тебе было... - шептала она,
разметавшись в бреду.
Григорий Иванович перебрался в спальню жены на все время болезни
и в ответ на вырывающиеся у нее в бреду стоны просил:
– Прокинься, очнись, лебедушка... Остаюсь, при тебе остаюсь,
никуда не поеду... токмо ты не покинь меня, не оставь...
Старик Сиверс, снова переселившийся в дом Шелихова, с
смотрел на осунувшееся лицо морехода и, стоя в изголовье Натальи
Алексеевны, печально качал головой, отсчитывая деления термометра,
столбик которого в течение двух недель не спускался ниже сорокового
градуса. Не помогала даже панацея от всех недугов - отвар
"человека-корня", женьшеня, чудодейственного средства китайской
фармакопеи.
До сознания Натальи Алексеевны, должно быть, дошли заверения ее
Гришаты, единственное необходимое ей лекарство. Ясный взгляд, которым
она в один из июльских дней, после особенно трудно проведенной ночи и
долгого сна, окинула мужа и Сиверса, не отходивших от ее постели,
убедил обоих, что непосредственная опасность миновала.
Наталья Алексеевна быстро оправлялась на теплом летнем воздухе,
под легкой тенью лип в саду, куда ее выводили под руки на скамью,
устланную мехами. Убедясь, что Наталья Алексеевна выздоровела и
вернулась к повседневным заботам и интересам жизни дома, Шелихов также
вернулся к своим мыслям и намерениям. Свои обещания не пытаться идти в
плавание на Америку он считал тем необязательным разговором, который
ведут здоровые люди для успокоения больных. По выздоровлении их не
вспоминают ни те, ни другие. По этой причине, а может быть, из
затаенной предосторожности не вспоминал о них и Григорий Иванович.
5
Между тем, продумав все осложняющие отъезд обстоятельства и
решив: "Долгие проводы - лишние слезы", Григорий Иванович назначил
себе отъезд на 25 июля, в добрый, день четверток, но объявить об этом
Наталье Алексеевне намеревался лишь накануне.
Все необходимые перед отъездом последние дела выполнял
втихомолку, стараясь не подавать и виду о принятом решении, и достиг в
этом такого успеха, что Наталья Алексеевна, находясь целые дни в саду
вдали от дома, поглощенная заботами о запущенном во время болезни
домашнем хозяйстве, не заметила даже того, как Григорий Иванович,
памятуя о полученном от нового наместника приказании явиться перед
отъездом, облачился в парадный белый камзол и о полудни выехал во
дворец наместника.
–
когда Шелихов хотел войти в кабинет наместника так же просто, как
входил он к Пилю.
– Я... мне... желательно к его превосходительству...
– Обождите, выйдет проситель - доложу, но должен предупредить:
сегодня нет приема приватных лиц у его превосходительства.
Шелихов оторопел и остался стоять у дверей, несмотря на вежливое
приглашение чиновника присесть. После отъезда Пиля в приемной
появились кресла.
Немного времени спустя дверь распахнулась и в ней показалась
елейно-благообразная фигура Ивана Ларионовича Голикова. Чуть не
столкнувшись с остолбеневшим от удивления мореходом, Голиков прошел
мимо, как будто не замечая рослой и великолепной фигуры Шелихова.
– Приказано обождать!
– высокомерно возвестил чиновник, нырнувший
в кабинет наместника после выхода из него Голикова.
"Не оступись, Григорий Иваныч!" - вспомнил мореход прощальные
слова Пиля и подавил в себе желание повернуться и уйти.
После часового ожидания в кабинете зазвенел колокольчик, чиновник
стремительно кинулся в кабинет, затем вышел.
– Можете войти!
– сказал он Шелихову.
Шелихов решил использовать тот прием, с которым он уже однажды в
Петербурге предстал перед фаворитом Зубовым и тем самым обратил тогда
его внимание на себя. Отбросив шпагу и притопнув каблуком правой ноги
по-военному, мореход поклонился губернатору.
Нагель приподнялся и снова сел. Скрытого дымчатыми очками
выражения глаз мореход не мог уловить, но тон голоса заставил его
сжаться и приготовиться к недоброму.
– А-а, Шелихов! - наконец сказал небрежно Нагель. - Хвалю за
послушание и еще больше за то, что обращение от господ дворян
перенимаешь. Ты, очевидно, явился просить разрешения ехать в Охотск и
отплыть в Америку? Очень сожалею, что ты не понял моего
предупреждения. Щадя твою репутацию и... и торговый кредит, я не
объявлял тебе высочайшей воли через квартального, но приказал явиться,
чтобы секретно объявить... Плавание в Америку тебе запрещается впредь
до... до... Словом, если будет разрешено, будешь поставлен в
известность!
– В-ваше превосходительство, за что же такое поношение? - едва
мог вымолвить мореход, готовый встретить любую бурю, но не такое
издевательское отношение к тому делу, которому он отдал всего себя.
–