Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками
Шрифт:
Затем звучит торжественная соната Брамса, и наконец дуэт заканчивает концерт набором гершвиновских блюзов. Посетители высыпают на улицу, где облака наконец-то рассеялись. Описывая свои впечатления, Менахем Пресслер выглядит вполне счастливым. «Было какое-то ощущение близости, — рассказывает он. — Меня поразило, как нас слушали. Да, люди ели и пили, но они по-настоящему слушали музыку. Мне не мешал никакой посторонний шум».
Моцарт тоже наверняка был бы доволен, хотя и удивился бы, что простой клавишный инструмент, который он помог популяризировать, по-прежнему играет такую важную роль в музыкальном мире. Это и правда настоящее чудо. Бартоломео Кристофори вряд ли мог предположить, как будет выглядеть наш, современный мир, а нам трудно понять, как выглядел мир в его время. И тем не менее мы до сих пор благодарны этому падуанцу за его удивительное изобретение. Можно утверждать с полной уверенностью: в той или иной форме его «кипарисовая клавиатура с пиано и форте» будет и в дальнейшем волновать и увлекать слушателей поколение за поколением.
Приложение: дополнительные материалы
В 1995 году, спустя ровно, с точностью до месяца, двести лет после премьеры моцартовского Фортепианного концерта ре минор, пианист Стивен Любин (р. 1942) дирижировал и исполнял его в нью-йоркском музее «Метрополитен». Особеность концерта заключалась в том, что оркестру были выданы инструменты моцартовской эпохи, а фортепиано было тщательно скопировано с зальцбургского, на котором играл сам композитор. Другие ныне действующие адепты старинных фортепиано — Малколм Билсон (р. 1935), Алексей Любимов (р. 1944) и Андреас Штайер (р. 1955).
Стив Любин. Jack Mitchell
Многие джазовые пианисты пошли по стопам Дебюсси, Мессиана, Скрябина и Эванса, попутно выработав собственные неповторимые игровые стили. Среди них, в частности, те, кто занял место Эванса в более поздних уставах Майлза Дэвиса, — Херби Хэнкок (р. 1940), Чик Кориа (р. 1941) и Кит Джарретт (р. 1945). В атмосфере своего рода ритуала, участниками которого становятся и музыкант, и его слушатели, Джарретт давал продолжительные сольные концерты, в процессе свободной импровизации раскачиваясь, корчась и приподнимаясь со стула, словно змея, зачарованная флейтой факира. В зале тоже многие чувствовали себя как под гипнозом. Творческий путь Хэнкока пролегал через самые разнообразные жанры — от ритм-энд-блюза до электрического фанка и изысканных обработок произведений Гершвина, Равеля и Джони Митчелл. Однако что бы он ни играл, его мягкое звучание и уникальная гармоническая палитра выдавала в нем первоклассного алхимика.
Изобретательность исполнителя регтайма Юби Блэйка восхищала таких пианистических легенд, как Джеймс П. Джонсон и Арт Татум, но, по его собственному мнению, величайшем фортепианным мастером эпохи был «Одноногий» Вилли Джозеф. «Никто не мог ему подражать, — утверждал Блэйк. — Он исполнял все, от монументальных классических произведений до регтаймов любого вида. Я многому научился, просто глядя на то, как он играет». Кроме того, большую роль в истории регтайма и сопредельных жанров сыграли женщины — в частности, одаренная Мэй Ауфдерхайде, сочинившая Dusty Ragи The Thriller, все еще коронные номера новоорлеанских оркестров, а также Аделина Шеферд, чья композиция Pickles and Peppersимела огромный успех и была даже использована Уильямом Дженнингсом Брайаном в его президентской избирательной кампании в 1908 году. В области навелти-фортепиано эксцентричные пружинистые проигрыши и виртуозные пробежки на клавиатуре демонстрировали американки Эдит Бейкер (1895—1965) и Полин Алперт (1900—1988), рано ушедшая из жизни уроженка Южной Африки Райе да Коста (1905—1934), австралийка Берил Ньюэлл и канадка Вера Гилярофф (1902—1976) — все они активно ротировались на радио, были выпущены сотни фортепианных перфолент. Среди мужчин, специализировавшихся на навелти, выделяются Билли Майерль (1902—1959) и Лотар Перл (1910—1975). По замечанию коллекционера Алекса Хассана, пропагандирующего записи этих музыкантов, манера Перла была «атлетичной, точной и темпераментной».
У любого из ведущих музыкантов джаз звучал по-своему. Хорас Сильвер (р. 1928) отдавал предпочтение фанковой гармонии, которую он рассыпал по клавиатуре в виде отрывистых хрустящих созвучий (корни этого стиля в Кабо-Верде, откуда родом был его отец). Его звучание однажды похвалил Сесил Тейлор — за «телесность, приземленность, сокрушительный напор». Терпкая, угловатая игра Сильвера на фортепиано напоминала диковинный племенной танец с клочьями нот и звуков, разбросанными вокруг на манер перечных зернышек. Напротив, подход Оскара Питерсона отличала чистота и утонченность — это был джаз как высокое искусство, его углы аккуратно сглажены, его мелодические линии изящны и красноречивы: шекспировская по духу импровизация прямо на струнах человеческой души. Другие джазовые стилизаторы, тесно связанные с западной традицией, — это, в частности, свингующий Рэд Гарленд (1923—1984), а также современные пианисты Фред Херш (р. 1955), его бывший ученик Брэд Мелдау (р. 1970) и победители международного фортепианного конкурса имени Телониуса Монка Тед Розенталь (р. 1959) и Джеки Террассон (р. 1966). А Эрролл Гарнер (1921—1977) по праву гордился своими захватывающими тремоло и непревзойденной ритмической гибкостью («Это то, что заставляло тебя улыбаться, когда он играл», — вспоминал пианист Дик Хаймен).
Эрролл Гарнер. Институт джазовых исследований, Ратгерский университет
В 1950-е произошла бибоп-революция — саксофонист-новатор Чарли «Берд» Паркер, трубач Диззи Гиллеспи и пианист Бад Пауэлл играли хитроумно сплетающиеся мелодические линии в головокружительном темпе. Впоследствии от этой традиции отталкивались такие пианисты, как Хэнк Джонс (1918—2010), Ленни Тристано (1919—1978), Билли Тейлор (p. 1921) [89] , Барри Харрис (р. 1929) и Томми Флэнаган (1930—2001), каждый с собственной неповторимой игровой манерой.
89
Билли Тейлор умер 28 декабря 2010 года.
Все были в чем-то новаторами. Уинтон Келли (1931—1971) привнес в боп блюзовые нотки. Джон Льюис (1920—2001) со своим ансамблем Modern Jazz Quintetзаложил основы так называемого третьего течения (термин предложен композитором Гюнтером Шулером), в котором совмещаются джазовая и классическая традиции. Толчком к появлению этого саунда стали встречи Льюиса с Майлзом Дэвисом и аранжировщиком Гилом Эвансом: «Мы собирались в маленькой квартирке Эванса на 54-й улице… Нам было интересно попробовать нечто более эстетское, чем просто обычная мелодия и импровизация на ее тему. От этой рутины мы малость подустали», — вспоминал музыкант. И тогда, рассказывал он писателю Лену Лайонсу, было решено «воспользоваться всей двухсот- или даже трехсотлетней музыкальной традицией. Не хотелось списывать ее в утиль».
Ахмад Джамал (р. 1930) стал известен благодаря изящной работе с паузами и безупречному чувству формы. Дик Хаймен (р. 1927), ученик Тедди Уилсона, наделенный блестящим воображением и безграничной виртуозностью, прославился как ходячая энциклопедия джаза — он был способен воспроизвести стиль любого легендарного джазового пианиста. Дик Уэллстуд (1927—1987) играл в свингующем, страйдовом ключе с полнокровным, теплым звучанием и в заразительно радостной манере. Дэйв Мак-Кенна (1930—2008) поражал гибкостью левой руки, в итоге выработав стиль, который назвали «трехруким свингом» — наряду с обычной игрой двумя руками Мак-Кенна умудрялся вести дополнительную тему в басах, для которой, как правило, требовался дополнительный музыкант.
У руля музыкального направления, в котором латиноамерканская музыка преломляется сквозь опыт ветеранов классической и джазовой сцены, сейчас стоит Артуро О’Фэррилл-мл., сын настоящего гиганта латиноамериканской музыки Чико О’Фэррилла (1921—2001). В составленный им список самых важных представителей этого движения за всю его историю входят кубинец Педро «Перучин» Хусти (1913—1977), важный игрок на мамбо- и дескаргас [90]– сцене 1950-х годов, и пуэрториканец Папо Лукка (р. 1946), который, по выражению О’Фэррилла, «систематизировал правила игры ритмическими остинато, известными как монтуно», а также обрисовал «как именно должны соотноситься между собой синкопы и когда один аккорд должен сменяться другим. Его музыка до сих пор лучше всего демонстрирует нам, как все это делается».
90
Так на Кубе называются музыкальные джемы, длящиеся всю ночь.
Кубинец Эмилиано Сальвадор (1951—1992), утверждал О’Фэррилл, был «первым пианистом, экспериментировавшим со сложными европейскими созвучиями вроде тех, которые вы можете услышать в соло Билла Эванса, но в контексте афрокубинской ритмики. Это было очень важным примером сочетания старого и нового». Другой выдающийся мастер, Гонсало Рубалькаба (р. 1963), считается протеже Чучо Вальдеса. Среди прочих основополагающих музыкантов этого региона стоит назвать кубинского пианиста и аранжировщика Рене Эрнандеса, который выработал принцип игры октавами (чтобы его не заглушал аккомпанирующий биг-бенд), а также упоминавшихся выше пуэрториканских пианистов Эдди Палмьери и его брата Чарли. Из них, говорил О’Фэррилл, «Эдди, используя продвинутые джазовые гармонии, был настоящим модернистом».