Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками
Шрифт:
Многие североамериканские джазовые музыканты обратились к бразильской музыке под впечатлением от босса-новы — мягкого, страстного южноамериканского танца. Ее главным адептом был уроженец Рио-де-Жанейро Антонио Карлос Жобим (1927—1994), чьи совместные со Стэном Гетцем записи 1963—1964 годов, на которых чарующие, негромкие, почти шепчущие мелодии саксофона звучали под аккомпанемент гипнотических ритмов босса-новы, стали международными хитами.
Эрнесто Лекуона
Но на самом деле важные музыкальные течения существовали к югу от американской границы и до всякой босса-новы. Эрнесто Назарет (1863—1934), «бразильский Скотт Джоплин», сочинял польки, самбы, галопы, вальсы и танго на характерной латиноамериканской ритмической
Тереза Карреньо в восемь лет и во взрослом возрасте
Ее личная жизнь тоже была весьма бурной. Замужем она была четырежды и примерно столько же раз меняла музыкальные амплуа. Второго (гражданского) мужа, баритона Джованни Тальяпьетра, Карреньо встретила как раз тогда, когда подумывала перейти от игры на фортепиано к пению, — в итоге они вместе пели в опере Моцарта «Дон Жуан». Однако, когда дирижер бежал из города, испугавшись враждебной публики, Тереза недолго думая взяла в руки палочку, не прекращая при этом в промежутках между дирижерской деятельностью давать сольные фортепианные концерты. Познакомившись со своим третьим мужем, композитором Эженом д’Альбером, она вновь полностью вернулась к своему первоначальному инструменту и принялась активно пропагандировать его Второй фортепианный концерт. «Вчера фрау Карреньо в первый раз сыграла Второй концерт своего третьего мужа на своем четвертом филармоническом выступлении», — писал один немецкий критик.
Знаменитый чилийский пианист Клаудио Аррау услышал в ее игре вдохновенную «смесь латиноамериканского чувства и немецкой выучки». «Ах, она была просто богиней, — вспоминал он. — Карреньо играла шестую Венгерскую рапсодию Листа без передышек, и к концу тебе казалось, что дом сейчас просто обрушится от звука».
Среди других видных южноамериканских пианисток выделяются бразильянка Гийомар Новаеш (1895—1979), которую приняли в парижскую консерваторию еще в подростковом возрасте, притом что за два места в тот год сражалось 387 соискателей (ее игра восхитила Клода Дебюсси, который заседал в жюри), а также темпераментная аргентинка Марта Аргерих (р. 1941). Аргерих обучалась в Австрии у Фридриха Гульды (1930—2000) — пианиста, в равной степени погруженного в джазовую и академическую традиции, и в Италии у фортепианной суперзвезды Артуро Бенедетти Микеланджели. Стеснительная, мучающаяся страхом сцены, она тем не менее в самых заковыристых произведениях преодолевала все препятствия с такой легкостью, будто это были всего лишь детские игрушки. Например, поистине пальцеломательный Третий фортепианный концерт Рахманинова она играла в таком быстром темпе, что это порой даже шло в ущерб музыке. Впрочем, в лучших проявлениях игра Аргерих с ее невероятной жизненной силой взрывной волной проникала прямо в слушательскую нервную систему.
В Мексике Мануэль М. Понсе (1882—1948) и Карлос Чавес (1899—1978) обращались к элементам народной музыки, чтобы выразить в своих произведениях то, что Чавес называл «глубиной мексиканской души». Агустин Лара (1897—1970) тоже поглядывал в сторону фольклора: его карьера развивалась от выступлений в борделях в подростковом возрасте до зрелых успехов, в числе которых было, например, торжественное вручение ему мэром Веракруса ключей от города (кстати, его песня Veracruzпо-прежнему популярна по всей Южной Америке). В США подобную музыку всячески продвигал пианист и композитор Макс Лифшиц (р. 1948) со своим образованным в 1980-м году ансамблем North/South Consonance.
Наконец, имя пианистки Барбары Ниссман (р. 1944) на протяжении долгих лет ассоциировалась с Хинастерой, который посвятил ей свое последнее произведение, фортепианную сонату № 3. А бразильянка Соня Рубински стала главной исполнительницей фортепианной музыки Вилла-Лобоса и в конечном счете записала ее всю.
Великие пианисты — словно ветви большого генеалогического древа. Учитель Иосифа Гофмана Артур Фридхайм (1859—1932) был учеником Антона Рубинштейна, но затем переметнулся к Листу, по-видимому ощутив, что рубинштейновскому методу недоставало системности. Фридхайм рос и развивался в такой близости от Листа, что в конечном счете стал его секретарем; немудрено, что и на своих уроках он пропагандировал листовские идеи свободного обращения с клавиатурой. Гофман в свою очередь оказал большое влияние на уроженца Кубы Хорхе Болета (1914—1990), который как раз специализировался на романтическом репертуаре.
Карл Генрих Барт, соратник Листа, Бюлова и Брамса, обучавший Артура Рубинштейна в Берлине, также был наставником видного немецкого пианиста Вильгельма Кемпфа (1895—1991). Их сдержанную манеру вкупе с безупречным чувством формы и фанатичным вниманием к звуку (включая и акустику того или иного концертного зала) перенял современный польский пианист Кристиан Цимерман (р. 1956).
Чешская фортепианная легенда Рудольф Фиркушный (1912—1994), прославленный музыкальный преподаватель, был патрицием до мозга костей. Его игра переливалась целой радугой звуковых оттенков и отличалась поистине академической глубиной. Исполнял он в основном вполне стандартный репертуар, но, кроме того, по мере сил пропагандировал музыку соотечественников, таких как Богуслав Мартину (1890—1959), сочетавший джаз с элементами богемской народной музыки, и Леош Яначек (1854—1928), вдохновлявшийся моравским и славянским фольклором.
Современная французская традиция обрела фундамент в 1907 году, после того как композитор Габриэль Форе назначил Альфреда Корто профессором фортепиано в парижской консерватории. А в 1919 году Корто основал собственное учебное заведение: Нормальную школу музыки, откуда вышли многие пианисты, включая и таких звезд, как Джина Бахауэр (1913—1976), Клара Хаскил (1895—1960), Магда Тальяферро (1893—1986), рано умерший неповторимый Дину Липатти (1917—1950), американец Джером Ловенталь (р. 1932) и Владо Перлмутер (1904—2002).
Среди итальянских мастеров наших дней — Альдо Чикколини (р. 1925), имя которого в основном ассоциируется с французским репертуаром, и молодые львы Эмануэле Арчули (р. 1965), большой поклонник современной американской музыки Пьетро де Мария (р. 1967), Франческо Либетта (р. 1968) и Роберто Просседа (р. 1975) со своей женой Алессандрой Аммара (р. 1972).
Десятилетиями многие американцы обретали в Европе и в Японии то признание, которое они не могли получить на родине. В 1920-е и 1930-е годы Джеймс Риз Юроп, Ада «Бриктоп» Смит, Жозефина Бейкер, Сидни Беше и другие джазмены сделали Париж своей квартирой. После Второй мировой войны Билли Стрэйхорн, Бад Пауэлл и целое созвездие их соотечественников тоже на долгие годы «открывали там дело». Сейчас и академические, и джазовые музыканты зачастую нуждаются в азиатских турне, чтобы иметь возможность исправно платить по счетам. Они следуют по стопам предшественников, знаменитых и не очень, например пианистки Филиппы Шуйлер (1931—1967), дочери темнокожего журналиста, видного представителя Гарлемского ренессанса [91] , и белокурой голубоглазой техасской девушки из хорошей семьи. Шуйлер умела читать и писать в два года, играть на фортепиано в четыре, а в пять уже сочиняла музыку. В детстве ее сравнивали с Моцартом и ставили на обложки журналов Timeи Look, а также New York Herald Tribuneи The New Yorker. Однако поиски благодарной аудитории, вдвойне осложнявшиеся ее расой и половой принадлежностью, в конечном счете привели ее во Вьетнам, где она дала концерт для телевидения Южного Вьетнама (включавший ее обработки Гершвина, коплендовских The Cat and the Mouseи композиции собственного сочинения), а затем погибла в вертолетной катастрофе в 10 милях к северу от Дананга. Другая американская пианистка, Сара Дэвис Бюхнер (при рождении — Дэвид Бюхнер, р. 1959), наиболее тесно связана с японской сценой: она по сей день ездит по странам и континентам с программой, состоящей наряду с классикой романтизма из обработок современных японских фортепианных произведений.
91
Американское культурное движение 1920—1930-х годов, в процессе которого афроамериканским писателям и художникам удалось победить множество господствовавших прежде расовых стереотипов и сделать большой шаг в сторону расового равноправия.
Ритмическая линия основоположника ноктюрна Джона Филда распространилась на польскую пианистку Марию Агату Шимановскую (1789—1831), которая переехала в Санкт-Петербург в 1821 году. Студентом Филда был и первый важный русский оперный композитор Михаил Глинка (1804—1857).
Список значительных русских пианистов не будет полным и без группы, вошедшей в историю как Могучая кучка (и состоящей из Милия Балакирева, Цезаря Кюи, Модеста Мусоргского, Николая Римского-Корсакова и Александра Бородина). Сегодня наиболее известные русские мелодисты, композиторы, чья музыка идеально выразила сумрачный дух страны в сочетании с изысканным лиризмом, — это Петр Ильич Чайковский (1840—1893) и Николай Метнер (1890—1951). Из наших современников необходимо назвать Родиона Щедрина (р. 1932), Валентина Сильвестрова (р. 1937) и Софью Губайдуллину (р. 1931).