Гроза тиранов
Шрифт:
До убежища дошли не все.
Меня колотит, хотя дрожь понемногу идет на убыль. Сердце успокаивается, перестает биться о грудную клетку, стремясь вырваться и ускакать… Лишь на душе муторно, да во рту какой-то незнакомый привкус. Неправильный привкус, чужой… Вкус гари и страха, животной ярости и обреченного бессилия.
Я сижу и всматриваюсь в лица.
Дети, оставшиеся без родителей, жены, потерявшие мужей, старики, оплакивающие соседей… Оцепеневшие фигуры, лица опустошены, многие – в слезах. Из малышни, пинающей отрубленную голову турка у дальней стороны площадки, вырастут новые мстители, пойдут новые герои нескончаемой войны. Сражения закалят их, сделают злее. Они пойдут в долины вымещать на осевших тут и там турках то зло, которое увидели здесь и сейчас. И по их следам тоже будут идти каратели… Бесконечная история Балкан… Око за око.
Внизу осталось тело старого гайдука, любителя трубки и посиделок. Где-то там сейчас и малыш Саво, его отец не пожелал уходить… Чертовы упрямцы! Надеюсь, он выжил. Хотя и знаю, что шансов маловато.
Глажу ладонью разбереженные раны. Из свежего пореза на ноге сочится сукровица, ломит только сросшиеся кости, ноют шрамы. В пылу боя этого не замечал, сейчас отзывается. Цежу сквозь зубы теплый лозовач, поминая оставшихся в долине друзей… Отгоняю призраки тех, кого отправил в ад нынешней ночью… Горько.
Янычары не сунулись на тропку, уходящую почти отвесно вверх. Боятся или знают о подготовленных камнепадах для непрошеных гостей?
Я встряхнул головой, избавляясь от роя ненужных мыслей.
Не сунулись – и ладно. Самим бы отдышаться, раны зализать. Утром будем разбираться.
10
На рассвете турки ушли.
Разоренные Грабичи щерились в лазурное небо закопченными стенами сожженных домов, разваленными сараями, трупами людей и животных. Коров каратели пустили под нож и побросали в огонь. Не себе, так и не врагу!
Мы ждем. До Негушей, вотчины черногорских кнезов, рукой подать. А там и до столицы недалеко. Скоро придут ополченцы, перяники владыки, окрестные юнаки. Тогда и отыграемся!
Османы не стали дожидаться.
Ушли сами, увели несколько пленных, унесли добро и все ценное, что нашли в деревне. Остальное уничтожили. Сволочи!
К побережью они вернулись той же тропой, которой, видимо, и пришли. Той дорожкой, которую охраняла пара горе-дозорных.
Трупы сторожей нашли к вечеру, недалеко от смотровой площадки. Оба зарезаны холодным оружием. Одинаковым ударом – снизу в живот. Подошедшие гайдуки из Негушей попробовали настичь карателей, но те применили ту же тактику, которую любили сами юнаки. Сделали засаду на крутом повороте и положили пяток самых ретивых преследователей.
Вернувшийся из погони незнакомый арамбаши скрежетал зубами и клялся отомстить. Я уже видел нечто подобное.
И молчал…
Я не мог вернуть ему убитых. Никто не мог…
Поп отпевал тела. Селяне хоронили близких, соседей, друзей. В один день деревенское кладбище заполнилось почти до краев. Не хватало досок на гробы. Тело заворачивали в саван, быстро отпевали и клали в неглубокие могилы. Долбить каменистую землю некому.
Я вырыл две могилы. Одна – для старого Мирко, вторая – для постреленка Саво, его отца, матери и двух братьев, так и не ушедших никуда из своего дома. Ладонь здоровой руки кровоточила содранными мозолями, не разгибалась спина.
Простите меня, друзья, что не досмотрел! Простите! И прощайте…
Пока долбил киркой неподатливую почву, выгребал камни и ровнял стены, из головы не вылазила одна занозливая мысль. Убить сторожей так, как это сделали, мог только кто-то из своих… Незнакомца они бы не подпустили. Значит, предатель все еще среди нас. Или есть еще варианты?
Чертовы горы!
Глава 7
Плен
1
Нелли погладила морской окатыш, подхватила камешек и запустила его по ровной глади заливчика. Ливка лишь пожала плечами на такое ребячество.
– Ты долго прохлаждаться будешь?
Девушка вздохнула и вернулась к тому, чем занималась до этого – разделке рыбы.
Изувеченная спина затянулась и заросла невероятно быстро. Помогли ли этому отвары, которыми сербка промывала спину товарки, или соленый живительный воздух – неизвестно. Ливка приписывала заслуги исключительно себе.
– Ну? Я долго ждать буду?!
Нелли подхватила корзину с потрошенной, разрубленной на куски рыбой, и двинулась к приятельнице.
– Когда в город собираетесь?
Сербка пожала плечами.
– Тебе-то зачем?
Девушка задумалась. «Действительно, какая теперь разница?».
– Не знаю… Просто так спросила.
Ливка улыбнулась, стряхнула с передника налипшую чешую и, склонив голову набок, растягивая слова, поинтересовалась:
– Этого «не знаю», случаем, не Данко зовут?
Девушка вспыхнула. Чтобы скрыть смущение, она ниже нагнулась над столиком для разделки, начала перебирать приготовленные к посолу куски.
– Вот еще… Я думала, что, может быть…
Ливка уже, не скрываясь, громко расхохоталась:
– Спросила… «В город»… Так и говори, что ждешь момент, чтобы на красавчика своего вислоухого посмотреть.
– Вот и неправда! Никакой он не висло… – Нелли осеклась, а сербка захохотала пуще прежнего.
Данко был сыном торговца, скупавшего у отца Ливки, старого Бояна, его продукцию. Часть улова жители деревни солили, но лучшую рыбу отвозили на рынки портовых городов. Боян сбывал все через венецианца Тодора. Его сын, улыбчивый и всегда веселый Данко, часто приезжал вместе с отцом в захолустную рыбацкую деревушку.
В последнее время на дорогах стало небезопасно. Юнаки, которые до этого вполне сносно уживались с новой властью, развернули настоящую войну с турками, вылавливая купцов, мелкие армейские разъезды, сжигая и грабя дома горожан из числа тех, кому не нашлось места за городскими стенами.
В Гловатичах было безопасно, да и торговцы в село приплывали, а не прибывали посуху, но Теодор от путешествий пока воздерживался, резонно полагая, что лишний медяк не вернет ему попорченную собственную шкуру. Так что Боян, чтобы не потерять скоропортящийся улов, был вынужден скидываться с соседями и свозить рыбу на склад Тодора в неблизкие Радовичи. Такое путешествие занимало целый день.