Grunedaal
Шрифт:
Как я понял впоследствии, жители оазиса понятия не имели, что делается в Изученном мире. Оазис (несколько сотен плодовых пальм, окружающих прохладный и никогда не высыхающий ручей) был фактически изолирован от внешнего мира. Я был первым человеком, кто нарушил уединение самозванных "свободных историков" за последние восемь лет. "Великий магистр" по имени Ютихарр, "славящий Ютиса", самый общительный и самый моложавый на мой взгляд из старых самозванцев, поведал мне историю об этом. При этом Ютихарр не соблюдал хронологии и совершенно не пользовался методом интерпретаций. Восемь лет назад в оазис случайно попала группа иноземных торговцев, нечаянно сбившаяся с пути, и забредшая в пустыню. Их ожидала печальная участь: увидев оружие в руках утомленных солнцем людей, "свободные историки" решили, что "лжецы Паринама" послали своих воинов с целью разрушить "истинный мир истории". Купцы были перебиты (их черепа до сих пор скалятся с тонких шестов, стоящих вокруг "великого дома Истории" - той самой большой хижины посреди поселения). Убийство ничего не подозревавших людей "свободные историки" нарекли "великой победой Истины над ложью". Я внутренне содрогнулся от рассказанного. Мне оставалось только искренне посочувствовать несчастным торговцам из неизвестного мне города...
"Братство" кормилось и одевалось аборигенами, его члены - почитались с большим пиететом. Самозванные "историки" важно расхаживали по селению, надзирали за самой незначительной работой, - сами они не работали. Там и здесь "историки" наказывали провинившихся самодельными хлыстами - гибкими голыми ветками уже известного мне растения. Люди находились в полуголодном и затравленном состоянии. Они беспрекословно подчинялись "свободным историкам" как прирученные псы подчиняются своему хозяину, терпя любое жестокое обращение. И это не смотря на то, что каждый здешний житель именовал другого как и себя "братом Ютиса"; считалось, что все обитатели оазиса равны между собой. Ютиссаарское сообщество имело четкое иерархическое деление, установленное еще первым правителем-самозванцем. Наверху находились "братья-историки", ниже - "братья-стражи", еще ниже - "братья-работники"... У ютиссаарских "историков" не было ни лицея, ни Школы. "Ученики", принимаемые ими в сан, не получали никакого образования. Только с большими годами и после неоднократно доказанной преданностью правителю-самозванцу они становились "магистрами". Восемь "великих магистров", - называвших себя по сторонам света, - образовывали нечто, отдаленно похожее на Ректорат в известных мне Школах. Но Ректоратом такое собрание не являлось. Скорее, это было собрание приближенных правителя, сочетавшее в себе черты судилища, правительства и группы советников. В новолуния и полнолуния "историки" приносили в жертву "супругам мира" козу (местные жители разводили коз). Я с любопытством исследователя наблюдал жизнь в этом странном сообществе, не знающем денег, торговли, законов, принятого человеческого общения, разделения власти на мирскую и сакральную, милосердия по отношению к подданным и независимости - по отношению к правителям. Здесь все было словно перекрученная реальность Изученного мира, - одновременно страшная, смешная и нелепая...
Скоро жизнь простого наблюдателя прекратилась. Меня заставили стать одним из "магистров". Отказаться от такой "почести" я не посмел, боясь, что вызову гнев правителя-самозванца. Большую роль в этом сыграло то, что я был магистром Школы Перинана и оставил этот пост, противопоставившись традиции... В лунную ночь меня трепетно омыли трусливые "сестры-работницы". Они одели меня в длинные желтые одежды и заплели волосы и бороду в тугие косицы, обильно смазав их козьим жиром. Затем в хижину, где я постоянно жил, важно зашли "великие магистры" возглавляемые правителем-самозванцем. Он потребовал, чтобы я следовал за процессией. Я повиновался. Среди ночного селения раздалось нестройное пение: все "историки" как один громко славили "великого Ютиса". Вот, что они пели:
"...Ты, созидатель Истории, созидатель новой Истории, всей Истории!..
Ты, хранитель всякого знания, нового знания, великого знания!..
Ты, учитель истины, новой истины, вечной истины!..
Ты, победитель лжи Паринам, лжецов Паринам, скверны Паринам!..
Славим тебя мы, братья твои по изучению, братья между собой,
братья на век, братья во всем... "
Волосы шевелились у меня на голове, когдя я слышал такую тарабарщину...
В селении не было ни одного "брата-работника" - все они были изгнаны за пределы оазиса на время этой безумной мистерии. Все происходящее освещала луна и далекие огоньки факелов "братьев-стражей", охранявших место "священнодействия". У большой хижины правитель-самозванец остановился и громким голосом спросил у меня: "Не убоишься мучений мирских, будишь ли гнать сомнение от себя, презреешь ли ложь Паринама в сердце своем, станешь братом Ютиса и братом меж братьями, сыном Ютиса?" Я ответил, как меня инструктировали: "Во истину Правильного Изучения, великим Ютисом, Отцом Веков, клянусь! .."
Эта интермедия повторялась восемь раз и восемь раз я "клялся" именем неведомого мне безумца. Мне было не хорошо: голова кружилась (восемь дней перед мистерией мне не давали есть, а только поили козьим молоком), в ноздри лез удушливая гарь факелов, а уши глохли от монотонного стука барабанов. Первоначальный стыд был побежден полудремотным состоянием: я почти не понимал того, что со мной происходит. Наконец, процессия перестала кругами ходить около большой хижины и мы остановились у серого валуна, выполнявшего в селении роль места жертвоприношений. У меня екнуло сердце, но, увидев, как двое "магистров" несут за ноги молодую козу, я успокоился. Барабанный стук усилился и издаваемые звуки слились в один однообразный шум. Тут правитель-самозванец, неслышно бормотавший свои бессмысленные молитвы, ножом перерезал горло козе. Коза забилась в агонии. Ее кровь тугой струей ударила в кожаную миску, за мгновение наполнила ее и перелилась за край, заливая песок у моих ног. К моему горлу подступила тошнота. "Историки" как один закричали: "Слава великому Ютису, Отцу Веков, и Матери Истории, вечной Супруге!.." Двое "магистров" (были ли они теми, кто принес несчастное животное на алтарь, я не разглядел) скинули с меня одежду. Правитель-самозванец трясужимися пальцами обмакнул в кровь и стал рисовать на моем теле стилизированный знак Изучающих - на лбу, в районе сердца, на животе, бедрах и руках, на гениталиях. Закончив, старик закричал фальцетом: "Отныне ты магистр Братства Изучения, брат братьям и сын мой, Ютихумум!" После этого меня одели (во второй раз это было сделано гораздо небрежнее, чем в первый) и всю ночь мы, "магистры", ели жаренную козлятину с плодами пальмовых деревьев, и курили наркотическую траву.
Через двое суток я пришел в себя в своей хижине: тело ломило, кожа саднила под засохшей кровяной коркой, во рту был горький привкус. Так я стал "магистром" ютиссаарского сообщества...
Через время я научился петь примитивные песни, бездумно кружиться в сомнительном хороводе теней и приносить в жертву козу при лунном свете. Мозг мой затуманивался и терял четкое понимание происходящего. Я не участвовал в экзекуциях над "братьями-работниками" или на судилищах, предпочитая в любой момент, свободный от надоевших мне ритуалов, укрыться у себя в хижине. Это не нравилось "великим магистром" и нередко они недовольно бурчали, неодобрительно стукая о песок длинными посохами. Я виновато улыбался...
Шло время. В Ютиссааре одни дни ничем не отличались от других. Так же было жарко. Так же монотонно текла жизнь в селении. Так же знойно проглядывали через прорехи пальмовых зарослей белые пески. Жертвоприношения следовали за празднествами, за жертвоприношениями начинались посты, за постами - опять жертвоприношения. Весь мир заключался в рамках маленького оазиса и, казалось, само время сворачивается здесь в безмолвный ком, - как перебродившее на солнце козье молоко... Я стал опасаться, что через какое-то время настолько втянусь в бездумный мир Ютиссаара, что превращусь в одного из этих "свободных историков", - стану как они дряблым стариком с пустыми глазами и ртом, почерневшим от употребления наркотических веществ. Такая перспектива страшила меня - я все еще помнил, что меня зовут Йорвен Сассавит, а не Ютихумум, "ведомый Ютисом", как меня называли аборигены; что я иду в город Грюнедаль с определенной целью. С каждым днем мое сознание становилось все слабее. Даже в пустыне, когда я был истощен жаждой, голодом и солнечным зноем, я сохранял больше ясных мыслей, чем теперь. Я решил порвать с пристанищем, из временного убежища превращавшемся в вечную тюрьму...
Мои попытки объяснить правителю-самозванцу, что мне нужно покинуть оазис и идти дальше, - окончились настоящей катастрофой. Несколько дней безумный старик просто не понимал меня, пусто уставившись на меня полузакрытими глазами. Мои слова словно протекали мимо его ушей и поглощались без остатка землей. Я начал с осторожных слов, но потом увидев, что они не воспринимались правителем-самозванцем, стал говорить все резче. В моих просьбах появилась требовательная нота. Старик молча жевал наркотик, пуская коричневые пузыри и, словно не слушая меня, выводил на земле концом посоха линии. Они ничего не означали - казалось, он находился в состоянии транса. Но внезапно его воспаленный мозг что-то сообщил ему - нечто ужасное, приведшее его в состояние, близкое к помешательству. На крики старца сбежались почти все "историки". Правитель-самозванец объявил меня агентом "лжецов Паринама", коварно пробравшимся в их "истинный мир истории" и обманувшем их своими ложными рассказами. "Ложь Паринам, яд Паринам, скверна Паринам!.." исступленно кричал он. Меня схватили, избили и бросили голым в ту самую хижину, с которой начиналась моя жизнь в этом селении. По доносившимся словам я понял, что "свободные историки" собираются завтрашним утром провести надо мной экзекуцию - выпороть ветками. А затем привязать голым у шеста на песке, чтобы я медленно умирал от жажды, голода и палящего солнца (в Ютиссааре это было излюбленным способом умерщвления). Я ужаснулся. "Йорвен, - сказал я себе, - Ты должен убежать из этого страшного места или твой череп присоединиться к черепам торговцев! .."
Я решил бежать глубокой ночью, когда страсти улягутся и все заснут. Мне сыграло на руку то обстоятельство, что здешние жители настолько привыкли к безраздельной власти правителя-самозванца, что и не думали сопротивляться в случае возможного наказания. У моей хижины поставили только одного "ученика" с копьем. Это был довольно таки рослый, по сравнению с другими аборигенами, парень. Его звали Ютибар, что переводилось примерно как "милосердие Ютиса". Действительно, со стороны ничего не подозревавшего правителя-самозванца это было настоящим милосердием поставить на страже одного человека!.. Разговаривать со мною ему было строжайше запрещено, и на все мои попытки усыпить его различными рассказами он только сердито сопел в ответ и неодобрительно стукал копьем по стенке хижины.
Когда пришла ночь и я, наконец, услышав мерное дыхание охранника, решил действовать. Осторожно раздвинул ветки, образующие стенку хижины (предусмотрительно я этим занимался все время, пока жил в оазисе), тихо вылез наружу и оглушил охранника первой попавшейся мне палкой. Я затащил его в хижину, раздел (в отличие от простых жителей Ютиссаара, самозванные "историки" носили кроме набедренных повязок просторные волокнистые одежды и тюрбаны) и крадучись выбрался из селения. Луна освещала знакомые мне барханы, словно бы приглашала опять посетить ее песчаные владения. Я был согласен с луной и быстрым шагом ушел от оазиса в сторону, обратную, из которой я пришел в край сумеречного "братства". Опять я был без воды и пропитания. Опять я шел один во всем безбрежном тихом мире. Но в этот раз я был спокоен и счастлив. Я испытывал чувство необъяснимого просветления...