Грузинские романтики

Абашидзе Григол Григорьевич

Воины

О желанная отчизна, Преисполнено любови, Чье восторженное сердце Не трепещет пред тобой? Кто, тебя в беде увидев, Не прольет горячей крови, Не пожертвует в сраженье Непокорной головой?

Тост

Горе мне: разбито сердце. Жжет его любови пламя. О, зажгись, святая дружба, Как счастливая звезда! Освети дорогу жизни И усей ее цветами, И настойчивому сердцу Будь сопутником всегда. Мы тебе, святая дружба, Посвящаем эту чашу. Жертва слуг твоих усердных, Пусть она сверкает вновь. Рука в руку, лобызаньем Воскресим мы радость нашу. Выпьем, братья, и прославим Нашу братскую любовь. Что есть жизнь, когда заслугой Добрых дел мы не считаем. Если мы позабываем Павших скорбную юдоль, Если зло не изгоняем И добро не охраняем, Равнодушные к страданьям, Не целим чужую боль? Эту мысль в душе лелея, Малодушье превозможем, Угнетателей изгоним, Беззаконье укротим, Осмеем корысть людскую И навеки уничтожим Всё, что давит

человека И мешает быть благим. Дайте каждому таланту Путь широкий и прямой. Дар ниспослан человеку, А не знати родовой. Человек есть тот, кто свыше Силой неба одержим. Его подвиги безмерны, Вся страна гордится им. Но довольно… Выпьем, братья! Как нам знать — когда разлука? Не готовит ли погибель Нам сегодняшняя ночь? О, как тяжко после битвы Опускать в могилу друга Иль в опасности великой Не уметь ему помочь! День сегодняшний, пируя. Как цветок сорвем красивый. Он один благоухает, Поднимаясь из травы. Кто надеется на завтра, Тот упустит миг счастливый. Новый день взойдет над нами, Но обманчив он, увы! Верной дружбе посвятим мы, Братья, наше достоянье, Подымая к небу чаши, Возгласим обет святой: Нашей дружбе не изменим До последнего дыханья, Друг погибший наши слезы Унесет во гроб с собой.

Воины

Пейте, братья, и пируйте! Как нам знать — когда разлука? Не готовит ли погибель Нам сегодняшняя ночь? О, как тяжко после битвы Опускать в могилу друга Иль в опасности великой Не уметь ему помочь!

Тост

Братья, славу и сраженье Позабудем на мгновенье. Мы любовь прославим ныне, Нашей жизни торжество. Не она ль нас возвышает, Нашу душу освещает? Человек в любви прекрасен И похож на божество. День любви, куда ты скрылся? Сон, куда ты удалился? Неужели я напрасно Жду тебя с улыбкой ясной? О светильник нежной страсти, Неужели ты погас? Неужели это счастье Было мне в последний раз? В час, когда полюбит сердце, — Вся душа у нас в расцвете. О, как радостно для милой Позабыть про всё на свете. Чтобы ею любоваться, И пред нею преклоняться, И страдать с разбитым сердцем, И надеждой утешаться. О цветок любви волшебной, С неба посланный судьбою! Ты увянешь — и от счастья Не останется следов. Как сорвать цветок волшебный? Весь в шипах он предо мною. Но шипы, пронзая слабых, Закаляют храбрецов! Разве ценит равнодушный Наши тяжкие страданья? Его сердца не касалось Никогда очарованье. Но взгляните: если розу Ветер утренний качает — Как она шумит листами, Как она благоухает! У кого любовный пламень Дни и ночи сердце гложет, У кого в душе навеки Милый лик запечатлен, — Перед тем на белом свете Устоять ничто не может. И чего с мечом в деснице Не достигнет только он! Кто из нас для счастья милой Не захочет жизнь отдать, — Ради той, кто наше сердце Заставляет трепетать? Каждый вздох о ней и каждый Сердца пламенный удар, Каждый помысел о милой — Всё любови нежный дар. Гонит нас судьба жестоко, Наша милая далеко, Но цветов благоуханье Нам струит ее дыханье. Если ж утром засияет В небесах звезда златая, Кто в ней милой не узнает, Улыбнувшейся из рая? Стоит ночью позабыться, Милый образ нам приснится. О, как сладко то виденье! Как печально пробужденье! Мы за милую подымем Чаши, полные давно! Пусть слеза ее просохнет, Как просохло в чаше дно! Пусть она живет в веселье, Пусть тоска ее бежит. О, Как сладко в час свиданья Наше сердце задрожит! Я к тебе, моя богиня, Обращаю речь мою. О тебе одной вздыхаю, О тебе одной пою. Мне о ком еще томиться? Жалко молодость свою. Мне, быть может, уж могила Уготована судьбой. Смолкну я, и слезы милой Не прольются надо мной, Не услышу в час унылый Незабвенный голос твой. Полумертвыми устами Не прильну к твоим рукам, Чтобы образ твой любимый Взять к нездешним берегам. Радость в нем, и искупленье, И бессмертное горенье… Пусть умру! Избегнув тленья, Буду я любить и там. О души моей бессмертье, Радость жизни неземной! Никогда любимый образ Не расстанется со мной, Не угаснет в час кончины Жар любви пережитой. Если ж мы любовь теряем, Что взамен мы получаем? Без любви и рай Господень Нам покажется тюрьмой.

Воины

Мы за милую подымем Чаши, полные давно! Пусть слеза ее просохнет, Как просохло в чаше дно!

Рассвет

Уж пурпурная с востока Поднимается денница, Небо, радостью объято, Всё готово пробудиться. Зажигаются, как пламя, Облака над головою, Небо рдеет, и блаженство Охватило всех с зарею. Тают сонные туманы, В небе звезды угасают, Стоголосым пеньем птицы Солнце радостно встречают. Ветерок над нами веет, Освежающий дыханье, Слышен листьев тихий шелест И цветов благоуханье. И смотрите, как красиво Просыпается природа. Чу! Запел среди деревьев Соловей, певец восхода. Вот Ираклия вершина, Арарат во мгле тумана, Вот бушующая Занга И твердыни Еревана.

Утро

О, как чист прозрачный воздух В это утро золотое! С сердца он печаль снимает, Радость льет на всё живое. Боже, кто постигнуть может Красоту твоих творений! Мрак ты светом разгоняешь, Самой смертью жизнь рождаешь! Бивуак зашевелился… Трубят зорю над рекою… Поднимаются отряды. Приготовленные к бою. Выстрел… Всадника теряя, Мчится

конь… Пошла потеха! О, зачем мы в это утро Жаждем крови человека? Встанем, братья, выпьем чашу За победу над врагами. Тех, кто с поля не вернется, Вспомним с горькими слезами. Словно сон недолговечный, Кончен, кончен пир ночной. Мы идем, куда зовет нас Зов судьбины роковой.

Эпилог

Посвящается Александру Джамбакур-Орбелиани

Где теперь друзья былые, Что во мраке этой ночи Вместе с нами пировали, Наши радовали очи? Нету их… ушли навеки… Дни былые миновались. Никого вокруг не вижу, Только мы с тобой остались. И зачем, зачем сказал я То, что здесь тебе сказал я? Не сумел, увы, сказать я То, что должен был сказать я! В сердце раненом скрываю, Потому я и тоскую, И печалюсь, и страдаю. Если ж ты понять сумеешь Сердцу родственные звуки — Забываю яд, что выпил В этой жизни, полной муки. Что мне ждать на этом свете? Что желать? К чему усилья! Я не тот, что был когда-то. Уж не помню, как любил я. С каждым днем уходит счастье. Скорбно будущее, знаю, И бесплодное былое, Одинокий, проклинаю.

1827–1870

Николоз Бараташвили

Переводы Б.Пастернака

Соловей и роза

Нераскрывшейся розе твердил соловей: «О владычица роза, в минуту раскрытья Дай свидетелем роскоши быть мне твоей — С самых сумерек этого жду я событья». Так он пел. И сгустилась вечерняя мгла. Дунул ветер. Блеснула луна с небосклона. И умолк соловей. И тогда зацвела Роза, благоуханно раскрывши бутоны. Но певец пересилить дремоты не мог. Хоры птиц на рассвете его разбудили. Он проснулся, глядит: распустился цветок И осыпать готов лепестков изобилье. И взлетел соловей, и запел на лету, И заплакал: «Слетайтесь, родимые птицы. Как развеять мне грусть, чем избыть маету И своими невзгодами с кем поделиться? Я до вечера ждал, чтобы розан зацвел, Твердо веря, что цвесть он уж не перестанет, Я не ведал, что подвиг рожденья тяжел И что всё, что цветет, отцветет и увянет».

18 июня 1833

Кетевана

Шумит и пенится сердито И быстро катится река. Кустами берега покрыты И зарослями тростника. Кто это, голову грустно понуря, Смотрит с обрыва в водоворот? Перебирая струны чонгури, Девушка в белом громко поет: «Насытишься ли ты, злоречье? Не насмехайся, не язви Над каждым мигом нашей встречи Из зависти к моей любви. Зачем, поверив лжи бесстыдной, Ты до того, мой друг, дошел, Что преданности очевидной Ты голос злобы предпочел? Зачем не изучил заране Мой образ мыслей, сердце, нрав? Зачем мне расточал признанья, Чтобы убить, избаловав? Зачем согнул мою гордыню, На муку сердце мне обрек? Зачем бесплодием пустыни Дохнул на юности цветок? Я верую: моя кончина — Переселенье в мир иной. Уверившись, как я невинна, Ты в небе встретишься со мной». Она умолкла. И нежданно В словах, затихших над волной, Узнал я голос Кетеваны, Чарующий и неземной. Шорох паденья скоро разнесся — Страшный и неотвратимый удар. Девушка бросилась в воду с утеса, Крикнув пред смертью: «Мой Амилбар!»

1835

Сумерки на Мтацминде

Люблю твои места в росистый час заката, Священная гора, когда твои огни Редеют, и верхи еще зарей объяты, И но низам трава уже в ночной тени. Не налюбуешься! Вот я стою у края. С лугов ползет туман и стелется к ногам. Долина в глубине как трапеза святая. Настой ночных цветов плывет, как фимиам. Минутами хандры, когда бывало туго, Я отдыхал средь рощ твоих и луговин. Мне вечер был живым изображеньем друга. Он был как я. Он был покинут и один. Какой красой была овеяна природа! О небо, образ твой в груди неизгладим. Как прежде, рвется мысль под купол небосвода, Как прежде, падает, растаяв перед ним. О Боже, сколько раз, теряясь в созерцанье, Тянулся мыслью я в небесный твой приют! Но смертным нет пути за видимые грани, И промысла небес они не познают. Так часто думал я, блуждая здесь без цели, И долго в небеса глядел над головой, И ветер налетал по временам в ущелье И громко шелестел весеннею листвой. Когда мне тяжело, довольно только взгляда На эту гору, чтоб от сердца отлегло. Тут даже в облаках я черпаю отраду. За тучами и то легко мне и светло. Молчат окрестности. Спокойно спит предместье. В предшествии звезды луна вдали взошла. Как инокини лик, как символ благочестья, Как жаркая свеча, луна в воде светла. Ночь на Святой горе была так бесподобна, Что я всегда храню в себе ее черты И повторю всегда дословно и подробно, Что думал и шептал тогда средь темноты. Когда на сердце ночь, меня к закату тянет. Он сумеркам души сочувствующий знак. Он говорит: «Не плачь. За ночью день настанет. И солнце вновь взойдет. И свет разгонит мрак».

1833–1836

Таинственный голос

Чей это странный голос внутри? Что за причина вечной печали? С первых шагов моих, с самой зари, Только я бросил места, где бежали Детские дни наших игр и баталий, Только уехал из лона семьи, Голос какой-то невнятный и странный Сопровождает везде, постоянно Мысли, шаги и поступки мои: «Путь твой особый. Ищи — и найдешь». Так он мне шепчет. Но я и доныне В розысках вечных и вечно в унынье. Где этот путь и на что он похож? Совести ль это нечистой упрек Мучит меня затаенно порою? Что же такого содеять я мог, Чтобы лишить мою совесть покоя? Ангел-хранитель ли это со мной? Демон ли мой искуситель незримый? Кто бы ты ни был — поведай, открой, Что за таинственный жребий такой В жизни готовится мне, роковой, Скрытый, великий и неотвратимый?

1836

Дяде Григолу

Родину ты потерял по доносу, Сослан на север в далекий уезд. Где они — дедовской рощи откосы, Место гуляний, показа невест? Но и в изгнанье, далеко отсюда, Ты не забудешь родной толчеи. Парами толпы веселого люда Шли, оглашая аллеи твои. Жаль, что не видишь ты на расстоянье Нынешних наших девиц-щеголих. Как бы припомнил ты очарованье Сверстниц своих и избранниц былых!