Грузинские романтики

Абашидзе Григол Григорьевич

1840

Моя молитва

Отец небесный, снизойди ко мне, Утихомирь мои земные страсти. Нельзя отцу родному без участья Смотреть на гибель сына в западне. Не дай отчаяться и обнадежь: Адам наказан был, огнем играя, Но все-таки вкусил блаженство рая. Дай верить мне, что помощь мне пошлешь. Ключ жизни, утоли мою печаль Водою из твоих святых истоков. Спаси мой челн от бурь мирских пороков И в пристань тихую его причаль. О сердцевед, ты видишь все пути И знаешь всё, что я скажу, заране. Мои нечаянные умолчанья В молитвы мне по благости зачти.

1840

* * *

Когда ты, как жаркое солнце,

взошла На тусклом, невзрачном моем кругозоре И после унылых дождей без числа Настали прозрачные, ясные зори, Я думал — ты светоч над жизнью моей В дороге средь мрака ночного и жути. Куда ж ты? Как прежде, лучи эти лей. Опять я в потемках стою на распутьи. Я радость люблю и совсем не ворчун. Свети мне, чтоб вновь на дорогу я вышел И снова, коснувшись нетронутых струн, В ответ твое дивное пенье услышал, Чтобы в отдалении отзвук возник, Чтоб нашим согласьем наполнились дали, Чтоб, только повздоривши, мы через миг Не помнили больше недолгой печали. Едва на тебя набегут облака, Кончаются радости все и забавы. Пред этим мне всякая жертва легка, И я для тебя отказался б от славы.

1840

* * *

Когда мы рядом, в необъятной Вселенной, — рай ни дать ни взять. Люблю, люблю, как благодать, Лучистый взгляд твой беззакатный. Невероятно! Невероятно! Невероятно! Не описать! Приходит время уезжать. Вернусь ли я еще обратно? Увижу ли тебя опять? Невероятно! Невероятно! Невероятно! Не описать! С годами гуще тени, пятна И резче возраста печать. О, если б снова увидать Твою божественную стать! Люблю твой облик благодатный. Невероятно! Невероятно! Невероятно! Не описать!

<1841>

* * *

Цвет небесный, синий цвет, Полюбил я с малых лет. В детстве он мне означал Синеву иных начал. И теперь, когда достиг Я вершины дней своих, В жертву остальным цветам Голубого не отдам. Он прекрасен без прикрас. Это цвет любимых глаз. Это взгляд бездонный твой, Напоенный синевой. Это цвет моей мечты. Это краска высоты. В этот голубой раствор Погружен земной простор. Это легкий переход В неизвестность от забот И от плачущих родных На похоронах моих. Это синий негустой Иней над моей плитой. Это сизый зимний дым Мглы над именем моим.

<1841>

Чаша

Мастера посудного изделье, Я звеню у Марты на столе И разглаживаю средь веселья У гостей морщины на челе.

<1841>

Моим друзьям

В дни молодости, вашим утром ранним, Легко заботы сбрасывайте с плеч. Не придавайте важности страданьям, Слезам невольным не давайте течь. Спешите за минутами вдогонку, От них не отставая ни на миг. Как резонерство раннее ребенка, Уродлив молодящийся старик. Хвалю того, кто соблюдает время И весь свой век по возрасту живет. Перегорит и он страстями всеми, Переберет и он весь мир забот. Но в зрелости, когда ваш первый шепот Насильно сменит дня корыстный шум, Вот что советует мой горький опыт — Я это говорю не наобум,— Не увлекайтесь львицей и кокеткой Она жива, красива, молода, Всегда занятна и умна нередко, Но полюбить не может никогда.

1841

* * *

Что странного, что я пишу стихи? Ведь в них и чувства не в обычном роде. Я б солнцем быть хотел, чтоб на восходе Увенчивать лучами гор верхи; Чтоб мой приход сопровождали птицы Безумным ликованьем вдалеке; Чтоб ты была росой, моя царица, И падала на розы в цветнике; Чтобы тянулось, как жених к невесте, К прохладе свежей светлое тепло; Чтобы существованьем нашим вместе Кругом всё зеленело и цвело. Любви не понимаю я иначе, А если ты нашла, что я непрост, Пусть будет жизнь избитой и ходячей — Без солнца, без цветов, без птиц и звезд. Но с этим ты сама в противоречье, И далеко не так уже проста Твоя растущая от встречи к встрече Нечеловеческая красота.

1841

* * *

Я храм нашел в песках. Средь тьмы Лампада вечная мерцала, Неслись Давидовы псалмы, И били ангелы в кимвалы. Там отрясал я прах от ног И отдыхал душой разбитой. Лампады кроткий огонек Бросал дрожащий свет на плиты. Жрецом и жертвой был я сам. В том тихом храме средь пустыни Курил я в сердце фимиам Любви — единственной святыне. И что же — в несколько минут Исчезли зданье и ступени, Как будто мой святой приют Был сном или обманом зренья. Где основанье, где престол. Где кровельных обломков куча? Он целым под землю ушел, Житейской пошлостью наскуча. Не возведет на этот раз Моя любовь другого крова, Где прах бы я от ног отряс И тихо помолился снова.

1841

Мерани

Стрелой несется конь мечты моей. Вдогонку ворон каркает угрюмо. Вперед, мой конь! Мою печаль и думу Дыханьем ветра встречного обвей. Вперед, вперед, не ведая преград, Сквозь вихрь, и град, и снег, и непогоду, Ты должен сохранить мне дни и годы. Вперед, вперед, куда глаза глядят! Пусть оторвусь я от семейных уз. Мне все равно, где ночь в пути нагрянет. Ночная даль моим ночлегом станет. Я к звездам неба в подданство впишусь. Я вверюсь скачке бешеной твоей И исповедуюсь морскому шуму. Вперед, мой конь! Мою печаль и думу Дыханьем ветра встречного обвей. Пусть я не буду дома погребен. Пусть не рыдает обо мне супруга. Могилу ворон выроет, а вьюга Завоет, возвращаясь с похорон. Крик беркутов заменит певчих хор. Роса небесная меня оплачет. Вперед! Я слаб, но ничего не значит. Вперед, мой конь! Вперед во весь опор! Я слаб, но я не раб судьбы своей. Я с ней борюсь и замысел таю мой. Вперед, мой конь! Мою печаль и думу Дыханьем ветра встречного обвей. Пусть я умру, порыв не пропадет. Ты протоптал свой след, мой конь крылатый, И легче будет моему собрату Пройти за мной когда-нибудь вперед. Стрелой несется конь мечты моей. Вдогонку ворон каркает угрюмо. Вперед, мой конь! Мою печаль и думу Дыханьем ветра встречного обвей!

9 мая 1842

* * *

Глаза с туманной поволокою, Полузакрытые истомой, Как ваша сила мне жестокая Под стрелами ресниц знакома! Руками белыми, как лилии, Нас страсть заковывает в цепи. Уже нас не спасут усилия. Мы пленники великолепья. О взгляды, острые, как ножницы! Мы славим вашу бессердечность И жизнь вам отдаем в заложницы, Чтоб выкупом нам стала вечность.

1842

Гиацинт и странник

Странник

Гиацинт, где былая яркость твоя? День ли, ночь — всё пред ней забывалось на свете. Где поляну дурманившая струя Аромата, которым дышали соцветья?

Гиацинт

Я один. Я покинул родные края. В мае там соловьи. Как в руках чародея, Возвращается к жизни вся наша семья. Всё в красе, всё в цвету. Только я сиротею И в своем заточении, в оранжерее Не услышу певца своего — соловья.