Грязная Гарди
Шрифт:
Бои без правил — вечное развлечение толпы. Тот маленький кусочек картона, который на прощание дала ей Сальвия, оказался пропуском в притон, который тоже принадлежал цветочной королеве. Не только на доход от продажи роз жила Кровавая Сальвия. Она была владелицей клуба, где каждый вечер бойцы со всего Королевства убивали друг друга за приличное вознаграждение выжившему. Сумма, которую озвучила Сальвия, в три раза превосходила долг Гарди. Всего ничего — нужно было лишь выиграть бой. Так привычно, так знакомо…
Третий приезд в Альбигштайн дался тяжелее других. По небу ползли хмурые тучи, то и дело накрапывала морось, промозглый ветер дул порывисто, зло. Женщины с пирожками не было, лишь двое полицейских уныло слонялся по перрону и по их взглядам было видно, что они ищут любого повода, чтобы прицепиться. Гарди поскорее поднялась по виадуку, чтобы исчезнуть
С дурным предчувствием, тяжелым сердцем, но с упрямой верой в свою непобедимость, Гарди зашла в бар, о котором рассказала Сальвия, показала хозяину карточку-приглашение, а через полчаса уже тряслась на заднем сидении внедорожника с небритым водителем, у которого были квадратные плечи и слишком маленькая голова. Ее ни о чем не спрашивали и ни о чем не разговаривали. Да и о чем могла быть речь в такой хмурый день, кроме как о погоде?
За одним из поворотов водитель затемнил шторками ее окна, Гарди не возражала. Бизнес Сальвии был нелегальный, и владельцы им дорожили. Перед выходом из машины ей на голову надели мешок, но Гарди и тут стерпела. Дальше будет хуже. Будет больно.
Сперва ее окружили запахи. То были запахи прошлого — песка, крови, железа. И страха. Звуки появились позже: чьи-то вялые шаги, вонь сигарет и хлорки, которой недавно мыли полы и которая была не в силах справиться со зловонием смерти, въевшимся в помещение. Гарди знала, что приехала рано. Сальвия предупредила, что бои начинались каждый день на закате, но уехать позже она бы не смогла.
— Я подожду, — сказала она прыщавому подростку, который сидел за стойкой, похожей на ту, что бывают в дешевых гостиницах. Водитель снял мешок с ее головы и исчез за дверью, он свою работу выполнил, Гарди вряд ли смогла бы определить, где находилась, даже если была бы коренным жителем. Комната была небольшой, насквозь прокуренной, с плотно задернутыми шторами, вечно горящими светильниками и полными пепельницами. Атмосфера была больной, умирающей. Женщина в фартуке пыталась оттереть губкой пятно на полу. Это от ее ведра несло хлоркой. Очевидно, что пятно не хотело исчезать, потому что несмотря на все усилия, оно лишь становилось темнее. Химия не та, подумала Гарди. Там, где она работала раньше, хлоркой давно никто не пользовался. Но женщине говорить она ничего не стала. Каждый здесь был со своими проблемами.
Взяв у пацана за стойкой бумажный бланк, она оглянулась на кресло и диван в поисках чистого места, но решила заполнить документ стоя. Очень скоро до чистоты ей уже не будет никакого дела, но сейчас Гарди не хотелось касаться ни засаленной обивки мебели, ни заплеванной поверхности низкого столика. В голове мелькнула подозрительная мысль, а правда ли здесь крутились такие большие деньги, которые сулила Сальвия. В бланке была указана сумма выигрыша, и она была огромной. Ей снова предлагали сделать выбор на веру.
Прислонив лист бумаги к стене, она заполнила вес, рост и выдуманную дату рождения. В остальном поставила прочерки. О каком любимом оружии могла быть речь на боях без правил? Писать о своих предпочтениях — только давать информацию соперникам. Гарди не сомневалась, что водитель уже рассказал о ней Сальвии, как и в том, что Сальвия постарается сделать все, чтобы она не выиграла. Но выбора-то особого не было. Когда не знаешь куда идти, любая дорога сгодится.
До боев оставалось еще четыре часа, и ей предложили скоротать время здесь — выпивка и курево за счет заведения, либо внизу, в подвале, в раздевалке рядом с ареной. Конечно, Гарди выбрала подвал. Подросток за стойкой и тетка с ведром действовали ей на нервы.
Она думала, что ее запрут, но красть внизу было нечего, идти некуда, а смотреть не на что. Или соперники еще не собрались, или жили не здесь, а приезжали на бои, как на работу. Гарди была уверена, что такие, как она — единицы, а у
В раздевалке — пахнущей потом каморке без двери, имелось забранное решетками оконце. Сквозь него Гарди внимательно разглядела арену. Все, как и везде в подобных притонах. Площадка, залитая бетоном и обнесенная решеткой, темные ряды лавок, поднимающиеся по амфитеатру к потолку, усыпанному софитами и прожекторами. Потолок, как и бетонное покрытие, она оглядела особенно тщательно. Именно оттуда прилетали и выползали разные паршивые неожиданности. Пару разъемов она заметила, но они были небольшими, а значит, падающих прессов с неба можно было не ждать. Зато для горячей смолы или битого стекла они вполне годились.
В конце концов Гарди успокоилась и, усевшись на пол, закрыла глаза. Она знала, куда шла. И хотя подлости Сальвии были непредсказуемы, Гарди справится. Не в тренировках дело, и не в физической подготовке. Главное — стержень внутри, а ее основа была закалена и укреплена любовью. Звучало банально и сопливо, но такие мысли успокаивали и настраивали на победу.
Кир, наверное, сейчас волновался. Одна половина Гарди, та, которая когда-то носила прозвище Грязной, была убеждена в своей правоте, но другая, рожденная в Голубом Ключе, мучилась и терзалась сомнениями. Ее ведь могли убить, а они даже не попрощались. С другой стороны, может, так лучше? Отсеченная одним ударом острого лезвия конечность болит меньше, чем оторванная, с вырванными сухожилиями и костями. Раньше Гарди бы себе поверила. Но правда в том, что разницы не было, каким образом лишаться руки — болеть будет в любом случае. И была ли Гарди рукой? Ей хотелось быть частью его сердца, но она утешала себя надеждой, что их двухмесячное знакомство, закончившееся страстной ночью, было все же слишком коротким для глубокого и постоянного чувства. И одновременно хотелось ошибаться. В своем сердце она была уверена. Если бы Кир так поступил, и его убили где-нибудь вдали от нее, она бы не пережила такую рану. А поэтому умирать у нее права не было.
Мысли метнулись в прошлое, закопавшись в его песок и уйдя от опасных размышлений, грозящих лишить ее единственного преимущества — уверенности. А в прошлом был ее первый бой, когда она, девчонка тринадцати лет, две недели назад потерявшая мать и уже испачканная грязью этого мира изнутри и снаружи, оказалась на арене с ножом и злостью, переполнявшей сердце. Против нее выпустили детей-мутантов, которых выращивали где-то в подземельях трущоб для боев или на органы. Человеческого обличья в них было мало, но Гарди помнила боль от колючих ошейников, одетых на них шипами внутрь. Зубья рвали кожу, приводя соперников в бешенство — она даже не помнила, сколько их было. Помнила лишь чувство скорой смерти, мучительной, но все-таки быстрой, потому что терпения в глазах противников не было. Ее первое везение на арене случилось именно тогда. Гарди убили бы — не помогла бы ни врожденная ярость, ни ненависть ко всему живому и мертвому. Здесь они были с мутантами на одной волне. Вот только Грув, старый боец, которого должны были убить, как и Гарди перед побегом, почему-то захотел, чтобы она выжила. Выломал решетку, вломился на арену и поубивал мутантов одними руками, без оружия. Он тоже был злой — других эмоций у тех, кто жил ареной, не было. Босс проникся и разрешил Груву натаскать Гарди, а до тех пор — сохранить ему жизнь. Так, Грув стал первым и последним ветераном арены, который прожил еще одиннадцать лет после того, как перестал выходить на бои. Он стал ее папкой, тем, кого у нее никогда не было. Но вместе с заботой, опекой и бесценными уроками по выживанию на арене, он передал ей свою злость, которая поселилась в Грязной Гарди, горя в ней вечным пламенем и до сих пор. Когда она впервые поборола Грува, то стала готовить ему побег. Груву, как и ей, некуда было идти, но Гарди хотела одного — чтобы он жил. Она потратила все свои сбережения на подкупы, но, когда все было готово, он не смог покинуть арену. Их пришивали к ней с мясом и кровью, проходясь иглой по живому. Здесь была его жизнь, пусть и короткая, но имеющая смысл и закончившаяся целью — Гарди. Грува торжественно закололи на общем собрании, и тогда в сердце Гарди впервые зародилось сомнение, что она жила своей жизнью.