Грязная жизнь
Шрифт:
Лицо доктора Моры искажается гневом, и она встает так быстро, что это забавляет меня. Она тычет в меня дрожащим пальцем, на ее лице написана ярость, когда она кричит:
— Закрой свой гребаный рот, маленькая сучка! — Я знаю, что победила
Задыхаясь от осознания того, что она только что оскорбила клиента, с широко раскрытыми глазами она закрывает рот рукой и выбегает из комнаты, всхлипывая, когда спешит мимо меня.
Я оглядываю пустой кабинет и откидываюсь на спинку дивана.
— Я что- то не то сказала? — Беру свою сумочку и выхожу из офиса Доктора Моры Стэнсон,
Глава 21
ТВИТЧ
Прошло четыре дня с тех пор, как я предложил сотрудничество полиции Сан-Франциско. И за это время у меня было достаточно сражений, в которых я должен был отстоять свою точку зрения.
Детектив Глубокая Глотка — он же детектив Джейсон Ренли — был у меня на хвосте каждую свободную минуту своего времени, его угрозы были смехотворны и банальны, пытаясь изо всех сил грубо обращаться со мной, потому что я назвал его педиком.
По правде говоря, я знал, что парень не гей, но для чувака, живущего в городе гей-парадов, я мог учуять его гомофобию за много миль.
Лучший способ подразнить гомофоба, как всем известно, это назвать его педиком.
И, похоже, его чувствительная натура не простила мне это.
Представьте мое удивление, когда детектив Ренли швырнул меня в стену накануне и двинулся, чтобы ударить кулаком в лицо, когда маловероятный чемпион уложил его на задницу с молниеносной скоростью. Сержант Дэн Уильям — тот самый сержант, которого я спросил, играет ли его жена с его задницей, — бросился на мудака и прошипел:
— Шеф говорит, чтобы ты не подходил к нему, парень, отойди, слышишь меня. Или мне самому сбить с тебя спесь, Джейсон?
Лицо детектива Ренли вспыхнуло огненно-красным, когда он резко встал, подойдя достаточно близко к пожилому мужчине, чтобы показать свое раздражение от того, что его прервали, но не произнес ни слова.
Борьба за власть ощущалась в воздухе, но детектив Ренли знал, что лучше не перечить своему начальнику, и ушел, не сказав ни слова.
Сержант Дэн Уильям проводил молодого человека взглядом и, уперев руки в бока, глубоко вздохнул и повернулся ко мне.
— Я не собираюсь спрашивать, в порядке ли ты, потому что, честно говоря, мне плевать. — Его холодные зеленые глаза оценивающе смотрели на меня. — Но шеф хочет, чтобы ты был целым и невредимым, поэтому я позабочусь, чтобы ты оставался таким.
Он немного подождал, моргая.
Я не понял. Что, черт возьми, по его мнению, должно произойти? Что мы обменяемся остротами и станем сомнительными союзниками?
Ради всего святого.
Я не собираюсь благодарить его. Мне хотелось у*бать ему по голове.
— Мне не нужен телохранитель.
Сержант Уильям холодно улыбнулся.
— Кажется, нужен, солнышко.
Он не заметил удара, и огромное удовлетворение, которое я получил, когда моя нога коснулась его колена, заставив его ноги подогнуться, это было похоже на мою собственную форму экстаза. Взвизгнув, он рухнул на землю,
Днем мне давали полную свободу действий, но ночью меня запирали в камере, как обычного преступника. Эти парни все еще понятия не имели, с кем имеют дело. Если бы они знали, что у нас нет ничего общего. Но я дам им время осознать этот факт. Им нужно было время. Я не сомневался, что для них будет шоком узнать, что они приютили одного из самых опасных людей в мире, и этот человек позволяет какому-то безымянному ублюдку запирать его в камере каждую ночь. Я буду потакать им столько, сколько потребуется, но когда дело дойдет до драки, я не буду ничьей сукой.
Когда я вошел, шеф даже не потрудился оторвать взгляд от бумаг.
— Мы говорили об этом, Твитч. — Покачав головой, он поднял голову и посмотрел на меня поверх очков для чтения, что сидели низко на кончике носа. — Прошло всего три дня, ты, что, поставил перед собой задачу ранить почти всех моих людей и оскорбить всех моих женщин-офицеров? Когда это прекратится, Фалько? Ты ведешь себя дико, и я должен сказать тебе, это заставляет меня волноваться.
Не имея возможности выходить из этого здания на протяжении нескольких дней, я быстро ответил легким пожатием плеч.
— Посадите меня в клетку, как животное, и я стану им.
— Я не могу отпустить тебя, сынок. — Он опускает очки и слегка качает головой. — Ты же знаешь, что не могу.
У меня вырывается резкий смешок.
— Думаешь, сможешь меня остановить?
Выпрямившись в кресле, он настороженно наблюдает за мной.
— Вообще-то, да, думаю, мы можем. — Черт. Шеф снова становился самоуверенным. И для меня это звучит как вызов.
Я всегда любил доказывать людям, что они не правы.
Ранним утром, в полутьме тюремного помещения, я отпер свою камеру ключом, доставшимся мне с самого первого дня, и вышел из камеры, которая служила моим нынешним жильем. Я просмотрел карточку-ключ, которую украл сегодня днем, посмотрел на удостоверение кадета по имени Джанет Нолан и вышел через черный ход. Легкая улыбка осветила меня, когда я задался вопросом, сколько времени им потребуется, чтобы понять, что меня здесь нет.
В тот вечер я съел сочный бифштекс и запеченную картошку со сметаной, выспался в приличной кровати мотеля и принял душ без офицера, следящего за моей задницей, как будто я собирался выстрелить из нее взрывчаткой. И это было чертовски приятно. Тишина тоже была хороша. Но мой уход никогда не должен был быть постоянным, это был скорее урок, полученный на горьком опыте.
Я просыпаюсь рано утром, принимаю душ и одеваюсь, затем иду в закусочную, чтобы выпить кофе и позавтракать, прежде чем вернуться на станцию. Когда я вхожу, молодая Джанет Нолан, сидящая за стойкой портье, внезапно вскакивает с разинутым ртом. Снимая солнечные очки, я спрашиваю:
— Он в своем кабинете?
Она быстро кивает, и я бросаю ее карточку на ламинированную стойку. Подавляя шок, она делает шаг вперед, чтобы обыскать меня, прежде чем впустить в полицейский участок. Я подмигиваю ей, когда захожу внутрь, высоко подняв голову, и уже слышу шум.