Грязная жизнь
Шрифт:
Она, прихрамывая, направляется в центр комнаты, глядя на внушительного размера кровать с балдахином, в то время как я запираю за нами дверь, убирая ключ в карман брюк.
Повернувшись к ней спиной, начинаю раздеваться, расстегиваю пуговицы рубашки и рассказываю, как все будет происходить:
— Твоя жизнь в моих руках. Я решаю, жить тебе или умереть. Ты не отнимешь у меня это, решив покончить с собой. — Сбросив рубашку, снимаю туфли и продолжаю: — Я не знаю, что собираюсь делать с тобой прямо сейчас, и поскольку не могу доверять тебе, поэтому ты будешь находиться
Опустив голову, она молча повинуется.
Я не хочу, чтобы это меня заводило.
Почему меня это заводит?
Я надеваю на нее наручники и связываю ладони, используя изоленту. Схватив ее за руки, я почти тащу ее к кровати и толкаю на левый край. Затем использую другие наручники, чтобы приковать ее к изголовью кровати, я дергаю ее на себя, чтобы проверить их прочность. Удовлетворенный тем, что Алехандра никуда не уйдет, я смотрю на нее, сжав губы в тонкую линию.
— Теперь спи. И не делай глупостей. Для тебя они плохо закончатся.
Она не издает ни звука, я раздеваюсь в тишине и покое, думая о том, какого черта мне теперь делать.
Черт побери! Я не собирался быть ее нянькой или телохранителем.
Одетый только в белые пижамные штаны, я подхожу к правой стороне кровати, ложусь, а затем протягиваю руку, чтобы включить настольную лампу, изо всех сил стараясь не думать о том, как близко мы находимся друг от друга. С ее руками, прикованными наручниками к изголовью кровати, можно с легкостью спустить ее черные трусики и оказаться между ее мягких бедер. И она не сможет оказать мне сопротивление. Что ж, даже если и попытается, никто не услышит ее протестов.
Сначала она была бы слишком узкой, чтобы принять меня, но я бы сделал так, что ей было бы хорошо. Я бы подготовил ее, не торопясь касался ее, пока она бы не стала влажной. Заставил бы кончить мне на язык.
Черт, я люблю целовать киски, и в моем сознании Алехандра на вкус такая, какой должна быть женщина. Мой рот наполняется слюной, когда я закрываю глаза. Мое сердце начинает бешено колотиться от возбуждения.
Твердый, как камень, я наклоняюсь, чтобы поправить член, крепко сжимая его. Издаю вздох удовольствия, когда моя рука обхватывает его, и тяжело сглатываю. Прикосновение моей ладони к члену длиться чуть дольше положенного, пока, наконец, я не убираю руку прочь на выдохе.
Проходят минуты, в то время как мы лежим в полной тишине, пока ее мягкий голос не прорезает темноту:
— А если я сбегу?
Мое возбуждение улетучивается. Мой член в то же мгновение становится мягким, а я чувствую себя ужасно из-за реакции моего тела на нее. Я долго думаю о своем ответе, прежде чем повернуться к ней спиной и дать ей честный ответ на вопрос:
— Тогда молись Господу, чтобы тебе удалось убежать от моей пули.
Глава 18
ТВИТЧ
Ублюдки надели на меня наручники.
Меня ведут в белую стерильную комнату
Только когда шеф приглашает двух других жестоко выглядящих придурков, которых мне представили как детектива и сержанта, мои бедра начинают приподниматься со стула, когда шеф поворачивается к Касперу Куэйду и бормочет:
— На этом все, офицер Куэйд, — Я поднимаю на него взгляд.
Его лицо бледнеет, и он издает короткий смешок.
— Но, шеф, я доставил его сюда…
Шеф кивает.
— Так и есть. Хорошая работа. — Он пригвождает Куэйда тяжелым взглядом. — Дальше мы сами.
Каспера Куэйда только что отшили. И я не знаю, почему меня это волнует.
Этот парень для меня никто. Но с того момента, как я встретил его, он проявил уважение к парню, который не заслуживал уважения. Он не похож на плохого парня.
Каспер понимает, что проиграл бой, и направляется к выходу из маленькой комнаты. Я провожаю его взглядом — подбородок опущен, взгляд суров. Без Куэйда на моей стороне я чувствую постоянный гул в комнате вокруг себя. Моя защита усиливается. Животное внутри меня умоляет о драке.
Прошло слишком много времени.
Дверь с тихим щелчком закрывается, и шеф садится, оставляя двух других мудаков стоять.
— Мистер Фалько, — начинает он. — Могу я называть вас Антонио?
Ненавижу это имя. У меня дергается челюсть.
— Твитч.
Шеф вежливо улыбается.
— Значит, Твитч, — Он делает паузу. — Не хотите рассказать, почему вы здесь?
Я ничего не могу с собой поделать. Я ухмыляюсь и бормочу:
— А ты не хочешь отсосать у меня, старик? — Его лицо становится суровым, и я издаю смешок. — Тогда, может быть, ты прекратишь любезничать и приведешь сюда Куэйда? — Я смотрю на двух ублюдков, стоящих позади старика. Они смотрят на меня сверху вниз, и я посылаю одному воздушный поцелуй, а потом подмигиваю другому. — Никогда не ладил с начальством, шеф.
Шеф полиции выпрямляет спину.
— В этом нет необходимости. Куэйд..
Я перебиваю его:
— Да, он облажался. Я знаю. Я понимаю, почему ты не хочешь видеть его здесь. Есть только одна проблема, старик. — Откидываюсь на спинку стула, слегка сутулясь. — Я не скажу ни единого гребаного слова без Куэйда. — Мне становится скучно. Подняв руки, я трясу запястьями, наручники мелодично позвякивают. — Эй, а еще сними с меня эти чертовы наручники. Куда, бл*дь, я убегу отсюда?
Я начал свою игру. Теперь подождем.
Мой взгляд устремлен на шефа.
Я тебя не боюсь.
Шеф смотрит на меня с любопытством.
— Мистер Фалько, — начинает он. — Твитч. — Он делает паузу, прежде чем спросить спокойно, но твердо: — Почему ты здесь?
Надеюсь, любопытство возьмет верх.
— Я просто человек, который хочет вернуть свою жизнь.
Он моргает.
— Мне очень жаль. Я не совсем понимаю тебя.
Мой ответ прост, я просто поднимаю руки на уровне груди и осторожно трясу цепями.