Гуманитарная помощь
Шрифт:
И тут со мной произошел полный и окончательный провал. От нее пахло не влекущим запахом молодой, цветущей, здоровой женщины, ну – как от Тамары или Надежды, нет! От нее круто несло острым резким духом, как от попавшей под сильный ливень мокрой псины…
И я… я не смог не то, чтобы сделать то, ради чего был зван, а именно – наглядно и убедительно продемонстрировать ЭТО, другими словами – использование заокеанского резинового костюмчика, устройство для безопасного секса… Я не смог вообще ничего: мой орган, который являлся самым необходимым приспособлением для демонстрации, вообще не встал на боевой
Но признаюсь – бежал я все же с некоторым облегчением, оставив сзади развернутый и готовый к боевым действиям фронт… ага, приходят в голову дезертирские ассоциации! – фронт любовных утех…
Ха-ха! Да, признаюсь, – я дезертировал именно с этого фронта, бросив уже вполне готовую к употреблению женщину…
Плохо, конечно, что она была еще и моей учительницей. В смятении постыдного и поспешного бегства я, разумеется, не прихватил никакой дополнительной литературы к работе, которая так перспективно маячила мне в не столь уж отдалённом будущем.
Да и вообще… О моей работе на животрепещущую тему „Я всю свою звонкую силу…“ как-то само собой больше разговоров никогда не возникало.
А вскоре, уже после новогодних каникул, и сама вдохновительница внеклассной работы перевелась от нас в какое-то другое место. Я не слишком жалел об этом, но надеялся, что там ей с неформальным общением повезёт больше…
„ДЕНЬ ОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ“
Как всегда, незаметно подкралась осень. Наина, Тамара и я пошли в девятый класс, а Надежда, соответственно, – в десятый. И нашу летнюю вольницу взяла под строгий контроль школа. Учёба наша, конечно же, при постоянном… гм… как бы это помягче выразиться? – внепрограммном увлечении шла ни шатко, ни валко. Мы не были, разумеется, вопиющими двоечниками, но и особенно выдающихся успехов в деле освоения обязательных школьных предметов не показывали.
Да какая там, к чёрту, физика?! „Тело, погружённое в жидкость“. Кого это волнует?! Тело – это то, что имеется у Надежды, и у Наины или Танюры! И главное, что следует знать, и к чему надлежит стремиться – это к телу, погружённому в тело!
Особенно хорошо становилось нам всем вместе в хмурые октябрьские вечера, когда за окнами заунывно шумел ветер, горстями швыряя в стёкла мокрые жёлто-красные листья, и словно бы из огромной садовой лейки струился затяжной холодный дождь. А некоторые, – особенно любопытные листья: то ольха, то клён, то фестончатые кругляшки осины – так и прилипали к оконным стеклам, словно бы подглядывали, – а что это там у них делается?!
А тут… от белёного бока жарко натопленной печи тянуло ласковым теплом, и так блаженно было валяться на наших обширных сенниках! Особенно – когда одна моя рука лежала и по очереди то стискивала, то отпускала полушария наинкиных грудей, а другая – поглаживала твёрдый язычок сикелька в татьяниной промежности, от чего она постанывала сладостно, словно мурлыкала…
Я лежал воистину как сказочный эмир в гареме, а тело моё, невесомое, как голубиное перышко, будто бы плыло над землёй на воздушной подушке. Я, вероятно, мог бы тогда считать себя абсолютно счастливым человеком, – если бы мог задуматься об этом.
Окончание первой учебной четверти мы решили отметить чем-то новым. И в голову Надежды пришла, как всегда, свежая, неожиданная идея.
– Устроим „День
– Личные тренировки?! Да уж… – в некоторой растерянности пробормотал я.
И поскольку это оказалось правдой, – мы стали готовиться к раздельным стартам!
– Ну, с кого начнём? – деловито осведомилась Надежда, держа в руке секундомер. – И с какого момента будем засекать время?
– Как вошёл… – тихо предложила Наина.
– Нетушки! – возразила Татьяна. – У нас у всех это… вход разный. С того, как первый раз внутри дёрнулся!
– Заметано…
И Надежда скомандовала звонким судейским голосом:
– Внимание! – и взяла в руки секундомер. – На старт!
Первой в этом, как вы понимаете, нешуточном соревновании я выбрал Татьяну. Она и вообще-то всегда кончала быстро – в полном смысле слова была слаба на передок. Стоило только немного помять, потискать её грудь и пару минут потеребить сикелёк – готово, она уже мокрая…
И в этот раз с Танюрой я покончил в темпе. Не успел я ещё как следует разогреться, как она уже подала условный словесный сигнал:
– Ой! Мамочки! Кон-ча-ю!
И на последнем звуке Надя, стоявшая возле нашей пары наготове в позе строгого судьи, нажала рычажок секундомера.
– Не рекорд! – фыркнула она. – Короткая дистанция!
Я же, не снимая заморского дружка, тут же переключился на Наину, легко и весело вошёл в неё, а она счастливо хохотнула и шутливо захлестнула мою шею своей великолепной косой, притянув на грудь.
– Ну уж, Лёнчик, постарайся… А не то – задушу… – проворковала она. – Сделаемся, чтобы от нас пар шёл!
Честно признаюсь: на этом этапе соревнования я немного сплоховал, а точнее говоря – сам закончил дистанции чуть раньше партнёрши, но она, к счастью, не успела этого заметить, потому что через несколько мгновений, когда я ещё двигался по инерции, – словно бы взорвалась:
– А-а-а-а! Кон-ча-ю-у!
Щёлкнул судейский секундомер.
– А меня, значится, оставил на закуску? – задумчиво спросила Надежда. – Ничо, Лёнчик, я наверстаю. Уж этот-то результат… ваш… я перекрою! Ну, девоньки, пошли на кухню, надо нашего главного участника… с его… эстафетной палочкой… поддержать, подкормить на дистанции. Пусть отдохнёт да силёнок наберётся.
И мы пошли на кухоньку.
Хозяйки сноровисто помыли картошку и поставили на конфорку подтопка чугунок, чтобы сварить её в мундире – картошка народилась хорошая, крупная. На столе оказались миска с квашенной капустой и другая – с солёными огурцами, всё своё, с огорода, с лопаты. И вообще осень – время сытое. Только вот с хлебом… приходить в гости с пустыми руками считалось невежливым, и мы с Танюрой привычно выложили к общему столу наши прихваченные из дому небогатые пайки „черняшки“.