Гусарские страсти эпохи застоя
Шрифт:
– От "Слона"!
– громко и серьезно ответил генерал.
– А мы думали, от осла, судя по своеобразному крику, - ухмыльнулся взводный.
Асланян задумчиво поглядел на Колчакова, глаза его налились кровью, лицо побагровело, как в преддверии инсульта:
– Хомутецкий! Я отменяю семь суток ареста!
– Ого!
– хохотнул Колчаков.
– Проняло!
– Десять суток ареста!
– с угрозой в голосе произнес комдив.
– И на гауптвахте, я их навещу. Может, еще задержатся там, на второй срок.
– Есть десять суток!
– ответил Вадим Колчаков
Начальство двинулось по коридору, а вслед лилась песня с нахальным содержанием (на мотив Бременских музыкантов):
– Ничего на свете лучше не-е-ету!
– Чем служить в Генштабе на парке-е-ете!
– Тем, кто честен, гнить в песка Педжена.
– Отравляться водкой и чеме-е-енить!
– Спиртоваться водкой и чименом!
– Ла-ла-ла-ла! Е-е-е-е! Е!
– Нам Туркво милей Афганиста-а-на!
– Все мы любим батьку Асланя-а-ана!
– Гауптвахта, нам родней колхоза.
– С голоду не пухнем, нет морозов.
– Здесь мы не загнемся от морозов!
– Ла-ла-ла-ла! Е-е-ее!
Генерал сатанел от гнева, из-за наглой выходки пьяных офицеров пнул ногой закрытую дверь умывальника.
– Скоты! Наглецы! Мерзавцы! Сгною! Всех сгною! Хомутецкий! Будет разнарядка в Афган, этих в первую очередь отравить воевать! Запомните! В первую очередь! Пусть будет у этого мерзавца папа, даже и маршалом!
***
– Вечно вы генеральских сынков алкашами выставляете!
– возмутился Кирпич.
– Я тебя не имел в виду, чего обижаешься! Не пей, не будет анекдотов про похождения! Давайте лучше третий тост поднимем, за погибших!
– предложил Никита.
Выпили, помолчали, и Ромашкин вновь продолжил свою историю...
Глава 6. Развеселая свадьба.
В батальоне намечался грандиозный праздник. Вовка Мурыгин решился наконец-то жениться и по этому случаю пригласил офицеров на торжество. Невеста Лиля, была местная жительница, стройная, симпатичная девушка, двадцати трех лет. Володя с ней познакомился на танцах, в полковом клубе, длинноногая красавица быстро очаровала его, и бурный роман за три месяца перерос в запланированную помолвку, а затем бракосочетание.
Ульяновские родственники капитана Мурыгина приехали маленькой скромной группой в составе обоих родителей, молодой пышной, полнотелой сестры Вальки и нетрезвеющего дяди Кости. Отец, Семен Иванович, худощавый майор милиции на пенсии сильно нервничал и суетился. Больше всего его раздражала необходимость быть трезвым до того момента как начнется банкет. Он с неприязнью смотрел на Коську, младшего брата жены, который, мог позволить себе или побаловаться портвейном, или опохмелиться пивом, или опрокинуть во внутрь себя стопку водки.
Папаша ежеминутно, то багровел лицом, то бледнел до известкового цвета. Его супруга, Людмила Сергеевна, крашенная брюнетка, дородная и энергичная женщина, крепко держала Семена Ивановича за руку, не позволяя сделать ни шагу в сторону. Она давила в зародыше любую инициативу непутевого мужа и громко шипела:
– Еще успеешь нажраться. Погоди пару часов, сядем за стол и хоть упейся.
Сестренка Валька не осталась без внимания, Ромашкин ее всюду водил под руку. Никита что-то шептал
Полтора десятка офицеров толпились у загса, нервно покуривая и покашливая. Терпение народа иссякло, "бойцы" желали быстрейшего окончания торжественной церемонии и начала застолья.
Небольшой ЗАГС, построенный в послевоенные годы еще в период "культа личности", стоял с давно облупившимися колоннами, зачем-то возведенными у центрального входа. Почему вход назывался "центральным" было не понятно, так как других дверей у старого здания не было. Но это помпезное, архитектурное излишество, пусть и обветшалое, добавляло торжественности и значимости событию.
В небольшой зальчик, с крашенными в розовый цвет панелями, сумели втиснуться только родственники невесты и жениха. Любопытно, если зал бракосочетания такой крохотный, то чем занято остальное здание? Кабинетами? Любят туркмены иметь отдельный кабинет и любая занимаемая должность, становится ответственной.
Количество гостей со стороны "молодой" превышало родню "молодого" в три раза. Но этот перевес с лихвой компенсировала лихая офицерская когорта. Когда лестница в пять ступеней, подступы к ней, а также две маленькие урны были густо усеяны пеплом и окурками, выкуренными утомившимися гостями, наконец, грянул "Марш Мендельсона". Друзья жениха метнули под ноги четыре букета гвоздик и ромашек, оросили алым дождем головы новобрачных, метнув несколько горстей с лепестками роз.
– Уря! Уря!- пьяно заорал дядя Костя, но, получив в бок сильный тычек локтем от Людмилы Сергеевны, громко ойкнул и обиженный надолго умолк. Процессия быстро сфотографировалась и толпа начала энергично загружаться в автомобильный кортеж. Молодые сели в "Жигули" Власьева. Родители и остальные родственники с обеих брачующихся сторон уплотнились в маршрутном микроавтобусе, который сразу осел днищем до растресканного асфальта. Рессоры "Рафика" заскрежетали, но не лопнули, выдержали. "Гвардейский" строй друзей рассыпался, и они бросились на штурм старенького "Москвича" Миронюка. Больше автотранспорта в кортеже не было. Комбат Алсынбабаев отпихнул животом нахальных лейтенантов и уселся рядом с водителем, начальник штаба обложил забористым матом "особо не понимающих" и занял место за комбатом.
Замполит Рахимов оттеснил плечом маленького Непомнящего и рявкнул:
– Не видишь начальника? Или опять ничего не помнишь?
Витька виновато улыбнулся и сделал шажек в сторону. Образовавшейся заминкой воспользовался Давыденко, прошмыгнувший следом за замполитом и захлопнувший дверцу автомобиля.
– Ну, что, "Незнающий", места не нашлось? Не нужно было рот разевать! рассмеялся никогда не унывающий Хлюдов.
– Пойдем "Неслышащий" к рейсовому автобусу, а то опоздаем к отходу и не успеем к столу.