Гусарские страсти эпохи застоя
Шрифт:
Глава 20. Родительский день.
– Мишка! Вонь твоих носок меня скоро выживет из мансарды! Так жить нельзя!
– воскликнул субботним утром Никита, проснувшись в плохом расположении духа.
Голова гудела после вчерашнего застолья. А вместо того чтобы поспать в единственный выходной, комбат вызывал на ПХД (парко-хозяйственный день). Комбату дома со сварливой женой не сидится, вот и вызывает всех. А завтра предстоит быть ответственным по роте! Да тут еще этот Шмер со своим барахлом валяющимся по всем комнатам.
– Ты что субботник решил затеять?!
– хмыкнул Шмер.
– Надоел бардак! Либо выбрасывай тряпье в мусор, либо стирай, либо выметайся в месте с ними ко всем чертям!
Носки стоят по веем углам. Самому не противно?
– Нет!
– почесал и разгладил усы Мишка.
– Они еще не достигли пятой стадии загрязнения.
– Только после этого принимается решение стирать или выбрасывать.
– Ну-ка, расскажи про свои стадии. Интересно послушать!
– Первый день ношу нормально одетыми. Можно не один день, а два или три, пока пальцы не начинают скользить внутри. Вторая стадия, это вывернуть их наоборот и вновь носить. Третья - правый одеть на левую ногу, левый на правую. Четвертая - опять вывернуть после смены ног. Пятая - носки встали колом, ударить их об дверной косяк несколько раз, чтобы размягчить. Тогда они вновь наденутся. Пятой стадии пока еще не было.
– Ум, - ухмыльнулся Никита.
– Я не собираюсь ждать наступления пятой стадии. Сегодня смету все в кучу и запалю во дворе! Заодно крысы под фундаментом подохнут от запаха.
– По-нятно! Так значит?
– Только так!
– утвердительно кивнул Никита.
– Ну тогда передай ротному, что меня не будет на построении. Стираюсь. Не в чем явиться. Я включаю машинку и все замачиваю. Хороша отмазка?
– О-чень. Недумающий скажет надеть портянки.
– Эх, если б они были, ты ж их уже месяц назад вышвырнул!
– Конечно. Я об них два раза запнулся, едва палец не сломал.
– Вот и славно, иди строиться, а я еще покемарю. Да пришли сюда Кулешова. Пусть поможет. Сержанту Наседкину передай мое распоряжение, чтоб Витька захватил мыло, порошок и мчался сразу после построения.
На плацу стоял строй батальона, но офицеров было маловато. В основном лейтенанты. Капитаны и старлеи проигнорировали Алсынбабаева и не явились.
Капитан Неслышащий получил выговор от комбата за отсутствие управления войсками и начал срывать зло на прибывших.
– Где Ваш сосед, товарищ лейтенант?
– набросился на Никиту ротный. Почему его нет в строю.
– Он голый сидит, стирка имущества, - ответил Ромашкин.
– Пусть явится, в чем есть!
– В чем мать родила? На нем одна набедренная повязка.
– Разболтались лейтенанты! Передайте, что я его накажу!
– Обязательно передам при встречи, - ухмыльнулся Никита. (Разберемся, как попало, и накажем как-нибудь.)
Когда Никита вернулся домой, то увидел спящего под бревном Кулешова. Машинка работала и крутила белье, судя по всему уже полчаса. Носки должны были, очевидно, приобрести эластичную форму, а не стоять как реликтовые окаменелости.
Никита прошел в дом споткнулся о валяющегося в проходе мертвецки пьяного Шмера. "Эх, черт! А вчера говорил нет денег! Это же надо умудриться успеть так нажраться за три часа!" - подумал Никита.
Он вернулся во двор и разбудил солдата.
– Витька! Хватит спать! Вся морда в слюнях!
Кулешов вскочил, спросонья перепугавшись, вытер губы и спросил оторопело:
– А, да? Что случилось?
– Ничего! Ты, почему спишь на посту? Тебя Шмер приставил к стирке?
– Так точно!
– Кто у нас был в гостях?
– продолжил допрос грозным голосом Ромашкин.
– Я не знаю. Какие-то два пожилых "чурки" азербайджанца приходили. Принесли водку, коньяк, закуску.
– Ты что тоже пригубил чуток?
– возмутился лейтенант.
– Ника нет! Только колбасой угостили, фруктами. Я в дом больше ни разу не заходил.
– Черт! Пойдем поднимать взводного. Споили его гости. Интересно, какие еще меня сюрпризы ожидают? Может квартиру обчистили, может родственники солдатика тоже где-то валяются под столом? Или уже какого-то бойца самовольно в отпуск везут?
– Не видел, чтоб они выходили, - растерянно ответил солдат.
– Я дом внимательно охранял.
– Ты спишь как старый пес. Тоже мне сторож!
Никита с тяжелым предчувствием открыл перекосившуюся, облупленную дверь и шагнул через порог.
Стащив с ног прилипшие к потным икрам сапоги, с трудом не потеряв при этом равновесия, лейтенант переобулся в тапочки. Конечно, когда ноги обуты в тапочки, а на тебе галифе с торчащими тесемками то выглядишь при этом комично. Особенно при посторонних. Но очень не хотелось топтать вымытый вчера вечером пол.
Напрасное беспокойство. Перешагнув дверной проем отделяющий веранду от квартиры Никита тотчас пожалел о вчерашних усилиях по наведению порядка. Эта сволочь Шмер естественно не разулся и вместе с ним в грязной обуви топтались в кухне го собутыльники.
Вернее больше уже не топтались. Мишка быстро "надрался" и лежал своей худощавой мордой на сжатых кулаках, сопя и посвистывая. Два пожилых азербайджанца о чем-то тихо гортанно переговаривались, ожидая пробуждения офицера. Оба, судя по большим мозолистым ладоням из сельской местности, видимо механизаторы из какого-то аула. Стол ломился от фруктов, зелени и коньяка. Завидев вошедшего лейтенанта мужчины обрадовано вскочили и принялись здороваться, назвав себя по именам. Видимо притомились сидеть в тишине.
Тот, который именовал себя Расулом и был моложе своего спутника принялся разливать по стаканам коньяк.
Другой, представившийся Мамедом, ласково глядел на лейтенанта, и что-то быстро лопотал по-азербайджански.
– Давно спит?
– спросил Никита, ткнув пальцем в квартиранта.
– Не очень, - ответил Расул.
– Заскучать не успели.
– Много он выпил?
– Торопится очень. Не закусывает, - осуждающе продолжил азербайджанец.
– Мы даже о деле поговорить не успели.