H2o
Шрифт:
— И камин затопили! — старался перекричать брата Иган.
Анна машинально вскинула руки, зажала уши ладонями. Детские голоса показались невыносимыми, как тот ночной звук в морозном лесу. Гаркнуть, оборвать, прекратить, заставить замолчать. Нам ничего не нужно от этого чужого холодного дома, кроме тишины.
Вклинился еще один звук: резкий автомобильный сигнал. Химик прощался перед отъездом. Не мог, безупречно воспитанный, укатить, не попрощавшись.
Следом за мальчиками в прихожую вышла пожилая гувернантка:
— Доброе утро, госпожа Свенсен. Рада, что вы нашли возможность вернуться. Дети очень переживали.
Наши бандиты прыгали вокруг в диком танце, плавно перешедшем в потасовку, а затем и в приличную драку. Переживали они, как же, мы ни секунды не сомневались. Госпожа Йенс стояла невозмутимая, и не пробуя сделать детям замечание: разумеется, ни одного лишнего движения, пока мы не озвучим сумму сверхурочных — профессиональный подход. Уволить на месте без расчета; так ведь затаскает по судам.
Пахло дымом. Наш декоративный камин меньше всего приспособлен для отапливания помещения — даже одной гостиной, не говоря уже обо всем доме, да и труба наверняка засорилась. Но уже совсем скоро это не будет иметь значения. Аш-два-о.
— Эта «Вспышка звезды» — ужасное безобразие, — сказала госпожа Йенс. — Доставить людям столько неудобств! Неужели они надеются, что в результате кто-нибудь и вправду перейдет на их жуткую термоядерную энергию? Лучше уж пересидеть один вечер при свечах.
— При свечах классно, — подтвердил Иган. — Ах ты так?! А ну я тебе…
— Мама, а он дерется!
— Он сам первый лезет!
— Прекратить!..
Во рту засаднило, как будто наружу вырвался огромный колючий шар, разодрав горло и оцарапав небо. Незнакомый голос прокатился по пустому дому, набирая звучности и высоты, словно реактивный самолет, отскакивая от каждой стены, как шаровая молния; завибрировало гигантское зеркало в конце коридора. Откуда оно там взялось, это зеркало?..
— Мам, ты чего? — прошептал Нед.
Старуха Йенс держалась с демонстративно отсутствующим видом, не глядя в нашу сторону. Хоть бы она догадалась увести их в детскую. Такая малость, ну что ей стоит?
— Я устала, — выговорила Анна глухим, сорванным голосом. — Мне необходимо лечь спать. Госпожа Йенс, займитесь детьми. Надбавка двадцать процентов. Кроме того, если не ошибаюсь, вы все равно не сможете сейчас добраться до города.
Гувернантка поджала губы. Кажется, хотела что-то сказать, но передумала.
— Лично мной можно не заниматься, — бросил Иган. — Только, ма, тебя там ждет какой-то дядька. В кабинете. Пошли, Недди, сыграем в «коммандос».
— Только, чур, я зелеными!
Бандиты унеслись наперегонки, гулко топая на ступеньках. Гувернантка последовала за ними. Напрасно мы сказали про двадцать процентов, достаточно было напомнить: она теперь неопределенно долго вынуждена пользоваться нашим кровом, что само по себе стоит денег. В этой стране подсчитывают все. Мы так и не научились как следует, со вкусом это делать.
Мы так и не научились здесь жить — потому наша жизнь в конце концов и ухнула в бездонную пропасть, ко всем потусторонним чертям. Впрочем, скоро — вот-вот — туда же рухнет абсолютно все и у всех. Слабое утешение.
Кажется, Иган (или Нед?.. мысли путаются, и трудно сфокусировать сознание в четко направленный яркий луч) сказал, будто нас ждут. Не может этого быть, сейчас каждый сидит в своем логове, дожигая последние свечки и аккумуляторы в глупой надежде, что к вечеру все наладится, заработает, станет как было. В кабинете? Представляем, какая холодина там сейчас, в и без того вечно выстуженном угловом помещении с двумя внешними стенами. Ладно, пойдем посмотрим. Только убедиться, что никто никого не ждет, доползти до спальни и упасть, наконец, на кровать.
Зашагала по коридору, ощущая затылком холодный взгляд зеркала в спину — словно соглядатая из-за угла. В бывшем нашем доме давно заправляет неизвестно кто. Не стоило сюда возвращаться. Единственное, что заставило нас вернуться… не дети, нет, не стоит себе льстить, выстраивая моральное оправдание бессмысленным и слабым поступкам. Только полнейшее отсутствие альтернативы. Мы просто не смогли придумать другого места, куда нас можно было бы отвезти. Такого места нет. Нигде.
Свобода — это когда всегда, везде имеется выбор. А в нашей жизни всего было по одному: дом, дело, семья… Потому в ней теперь ничего не осталось. И по-настоящему хочется только спать.
А если… что-то внутри встрепенулось, побежало по телу, разгоняя кровь и сон. Если это… Мы же позвонили ему! Он мог определить номер. Мог понять: у нас что-то не так. Все не так, абсолютно все.
И приехать.
Так не бывает, нечего себе выдумывать. Давать волю даже не женской — чисто девичьей иррациональной логике, согласно которой в момент, когда жизнь обрушивается у последней черты, непременно должен объявиться тот, кто спасет, увезет далеко-далеко, все за нас решит, подставит грудь под наши очистительные слезы. Такого не бывает никогда. Несчастная женщина отталкивает мужчин, как магнит с одноименным зарядом. Она способна притянуть лишь дополнительные несчастья.
Толкнула дверь кабинета, и человек поднялся навстречу:
— Ну наконец-то, госпожа Свенсен. Здравствуйте.
Она расправила плечи и усмехнулась, входя:
— Я должна была догадаться, что это вы.
— Последнее время догадливость вам изменяет, — службист тоже слегка изогнул губы. — И не только она.
Разумеется, они знают, отстраненно подумала Анна. Они знают все. Настолько, что совершенно неясно, в каком качестве можем им понадобиться мы. Да еще и до такой степени, чтобы поджидать нас вот так, дома.