Хамелеон 3
Шрифт:
[1] ЯГ-6 — советский пятитонный грузовик, оснащаемый КПП и двигателем от ЗИС-5, из-за чего отличался очень малой скоростью хода по причине недостатка мощности мотора.
[2] Бригинженер — воинское звание в РККА военно-технического состава, следующее за военинженером 1-го ранга. По статусу соответствовало комбригу.
Глава 14
Семья — дело святое, но хлопотное!
— А ну ка, повтори еще разок, что ты там только что сказал. Мне показалось, или я услышала слово — «развод»? — аккуратно уложив в колыбель появившуюся на свет в начале лета дочку, Наталья Геркан принялась искать на расстоянии вытянутой руки чего-нибудь тяжелое и твердое, дабы огреть этим чем-то нерадивого мужа по голове, чтобы в этой самой голове более никогда не возникало настолько дурных мыслей. Не для того она когда-то выбирала именно его, краскома, что был обязан далеко пойти, чтобы вдруг услышать подобное слово. Вот только по причине нынешнего нахождения не у себя дома, а в гостях на даче профессора Чудакова, ничего столь нужного поблизости так и не обнаружилось.
Вообще, Чудаков частенько приглашал к себе на дачные посиделки многих родных и знакомых с их семьями, чтобы пообщаться в неофициальной обстановке, да половить в ближайшей речке рыбу. Он даже в тайне очень сильно гордился такой возможностью, поскольку личная дача долгие годы являлась его идеей фикс, которую он смог осуществить лишь в 1930 году. Но даже сейчас, семь лет спустя, профессор всё ещё расплачивался с друзьями и знакомыми, у которых некогда занимал денег для её приобретения. Однако нисколечко не огорчался по этому поводу, поскольку был одним из немногих, кто именно владел дачным участком и домом, а не являлся временным «пользователем» одной из многих государственных дач. А дача — это был не деревенский дом! Это был статус!
— Нет, тебе не показалось. Нам необходимо подать на развод. Иначе ты никак не сможешь вступить во владение частным домом в пригороде Мариуполя, поскольку у нас с тобой сейчас и так имеется моя служебная квартира. — Не смотря на рождение второго ребенка и получение по возвращении из Испании нового звания, Александр не стал педалировать процесс переезда в более просторное и комфортное жильё, вроде того, в котором по сей день проживала семья того же почившего Калиновского. Не принялся он обивать пороги начальства и в целях выклянчить себе дачу в ближайшем Подмосковье, каковая опять же имелась некогда у прежнего заместителя начальника АБТУ. Больно уж незавидна была судьба многих владельцев подобных дач.
Пусть с негласной подачи Сталина главой НКВД до сих пор оставался Ягода, не позволявший дорваться до «красной кнопки» всё больше и больше входящему во вкус вершителя человеческих судеб Ежову, подчиняющийся нескольким «хозяевам» разом репрессивный аппарат СССР всё равно потихоньку раскручивал свои жернова с целью создания социальной напряженности в стране. Больно уж сильно забеспокоились о своих теплых местах многочисленные первые секретари обкомов, крайкомов и горкомов, прежде назначавшие своих ставленников в высший орган государственной власти — Всесоюзный съезд Советов, а ныне, после принятия новой конституции, оказавшиеся перед фактом утери былой власти и перетекания её в руки центрального правительства, где верх брала «команда» Сталина. А вместе с властью вполне себе могла закончиться и их свобода, если вовсе не жизнь. Больно уж солидно многие из них успели «покуролесить» на местах, почувствовав себя новыми барами. Это покуда они держали вожжи в собственных руках, они могли рассчитывать на личную неприкосновенность. Но уже совсем скоро, примерно через год, когда пройдут первые всенародные выборы в Верховный Совет СССР — новый высший орган государственной власти согласно конституции, все их кареты мигом превратятся в тыквы. А вслед за этим неминуема была расплата со стороны того, кому они столь продолжительное время вставляли не просто палки, а стальные ломы, в колеса. Вот и видели все эти «местячковые красные царьки» свой единственный шанс на спасение в скорейшей организации переворота внутри партии с целью последующей отмены Сталинской конституции. Для чего и делали ставку на раскачивание общества и подбивание того к неповиновению путем безбожного ужесточения действий сотрудников НКВД.
Именно по этой причине в Кремль день за днем приходили запросы с мест на многократное увеличение расстрельных квот, ибо количество якобы выявленных «шпионов и диверсантов» превосходило своим числом все мыслимые пределы. И перемалывали эти самые жернова немалое количество «дачников» в том числе. Причем, едва ли не в первую очередь именно их! Что ни говори, а завистников у подобных людей хватало, и, действуя через «институт доноса», эти самые завистники расчищали себе путь вверх по карьерной лестнице. К тем же самым роскошным служебным квартирам и дачам с автомобилями. Потому, по мнению краскома, пока что лучше было не высовываться еще больше и, как тому сверчку, знать свой шесток. Тем более, что недвижимость утащить с собой за границу у него уж точно никак бы не вышло. А так в глазах того же Сталина он выглядел этаким сторонником, пусть не оголтелого пролетарского аскетизма, но и не представителем новой, потерявшей всякие берега, «красной аристократии», вроде того же подвергнутого остракизму, но пока еще не расстрелянного Авеля Енукидзе. Чего, как надеялся Александр, должно было хватить на выигрыш времени, потребного ему для организации выезда всей семьи из СССР. Ведь те многие миллионы, что ныне лежали на его счетах в швейцарских банках, являлись для него и родных самым настоящим смертным приговором. Да за такие деньги их бы всех вывернули мехом внутрь, лишь бы добиться согласия в переводе награбленного у испанцев на счета НКВД, к примеру. Больно уж солидный опыт именно в подобных делах был наработан сотрудниками данного комиссариата в последние 6 лет, когда «добровольных дарителей» можно было ловить пачками у входа в любой магазин «Торгсина». Ловить и предлагать поделиться по-хорошему. Всё же планы по добыче необходимой стране валюты спускали сверху, в том числе, в НКВД, что до недавнего времени именовалось ОГПУ. Вот они и добывали,
— Что еще за дом в пригороде Мариуполя, и зачем он мне нужен? — переезжать пусть даже к побережью Азовского моря из Москвы супруга Александра уж точно не имела никакого желания. Особенно в статусе «разведенки» втроем с детьми и без мужа! Но и не поинтересоваться по какой причине её второй половинке вдруг понадобился дом у моря, не могла. Ведь женское любопытство требовало быть удовлетворено. А что касается скандала, то его виделось возможным закатить в любой момент. Как-никак во все прежние годы их совместной жизни супруг не давал ей никаких поводов обеспокоиться за семейное счастье, в отличие от многих и многих прочих красных командиров, что едва ли не показательно постоянно ходили налево от своих жён.
— А вот сейчас слушай очень внимательно, не перебивай, не восклицай и, ежели захочешь что-то уточнить, говори шёпотом, поскольку даже здесь у стен есть уши. А нашу московскую квартиру вовсе могут прослушивать на постоянной основе, — подойдя вплотную к супруге, очень-очень тихо произнес ей на ушко Александр. — Так вот, во время своей «боевой командировки» я не только воевал в Испании, но и выполнял ряд важных правительственных поручений во Франции. И так уж вышло, что там, находясь в Париже, столкнулся нос к носу со старым другом моей семьи, который покинул Союз еще на заре становления советской власти. Он-то мне и поведал, что, когда в Европе свирепствовала эпидемия испанки, под удар этой болезни попали мои дальние родичи. Те Герканы, которые остались жить в одном из германских княжеств, когда мой далекий предок переехал в Россию в поисках лучшей доли. И, как выяснилось, на протяжении аж сотни лет наши семьи не теряли друг с другом связь. Она оборвалась лишь с трагической смертью моего отца, поскольку он банально не успел передать мне информацию об этом, а мать погибла задолго до него при родах второго ребенка. К тому же, уже началась Империалистическая войны, отчего всякая связь оказалась вовсе прервана на многие годы. А после я вступил в Красную Армию и приходившие на мой бывший адрес в Петрограде редкие письма от германской родни, попадали в руки того самого друга семьи, — принялся развешивать изрядно кучерявую лапшу на уши своей благоверной Геркан. — В общем, рассказывать об этом можно долго. Но главное заключается в том, что я совершенно внезапно оказался единственным наследником тех, немецких, Герканов, поскольку все их сыновья и внуки погибли на фронтах войны, а девочек в семье не народилось. Старики же как раз и померли в 1921 году от болезни, после чего всё их имущество оказалось в подвешенном состоянии. А имущества там было много. Очень много! — аж выкатил свои глаза Александр в попытке наглядно показать собственное удивление от величины упавшего на голову наследства. — Даже не так. Безумно много! Их поверенный распродал всё и положил деньги в швейцарский банк под процент, где те и лежали, накапливаясь до недавнего времени. А именно, пока я, как единственный законный наследник, не вступил в свои права. Благо Дмитрий Сергеевич — так зовут помогшего мне человека, — на всякий случай пояснил краском, приплетя сюда Навашина, — стал в Европе очень уважаемым банкиром и знал, что и как следовало сделать, дабы эти деньги достались-таки мне. Так что, моя дорогая, мы с тобой сейчас миллионеры! Долларовые миллионеры! Но только не здесь, — обвел он руками вокруг себя, явно не имея в виду лишь выделенную им для постоя комнату, — а там.
— И много там этих миллионов? — на время вовсе позабыв о том, что поначалу хотела разобраться с разводом, аж с придыханием поинтересовалась Наталья. И её можно было понять! Не каждый день муж повествовал ей о том, что они оказывается самые натуральные богачи. Причем богачи не по советским, а по европейским и американским меркам!
— Почти восемь миллионов американских долларов. Это свыше сорока пяти миллионов рублей по официальному курсу, — не стал раскрывать всей истины Александр, поведав лишь о средствах на основном счетё.
— Господи Боже! — шепотом воскликнула истинная комсомолка и перекрестилась. — Это же… Это же… Это же о-го-го! — так и не сумев подобрать должное слово, способное описать охватившие её эмоции, как смогла выразила своё восхищение гражданка Геркан.
— Именно что о-го-го! — приложив указательный палец к губам, покивал в ответ головой краском. — И за такое о-го-го с нами тут может случиться очень нехорошее а-та-та. Ведь если кто чужой прознает об этой нашей «маленькой» тайне, мы очень-очень быстро познакомимся с сотрудниками НКВД, что сделают нам предложение, от которого мы не сможем отказаться. В итоге, в лучшем случае мы отправимся покорять Колыму до конца своих дней, а наши деньги упадут на счет фонда индустриализации СССР. Или еще куда. Но уж точно не в наши с тобой карманы и не в карманы наших детей.
— И…?…? Для чего тебе понадобился-то этот развод и дом у моря? — несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, дабы несколько успокоиться, Наталья вновь нашла в себе силы вернуться к деловому тону и изначальной теме беседы. Понятно было, что как-то это всё взаимосвязано. И вот теперь она желала разузнать, что именно придумал её муж.
— Да потому что официально мы с тобой никак не сможем выехать за пределы Советского Союза! Даже если бы тебе вдруг сильно-сильно повезло выиграть в лотерею туристическую поездку за рубеж, поверь, тебя бы очень быстро убедили взять свой приз деньгами. Всё же я не простой рядовой красный командир, а заместитель начальника Автобронетанкового управления. И в этой голове, — постучал он пальцем себе по лбу, — хранится столько секретов, что меня скорее убьют, чем отпустят с миром. И тебя со мной тоже! А дом у моря нужен для того, чтобы организовать тебе с детьми алиби, и одновременно открыть путь к не сильно законному методу покидания родины, который я только и смог отнести к реализуемым из очень немалого числа обдуманных.