Характеристика
Шрифт:
Ты перестал разговаривать со мной. Отказался от всякой инициативы — слушал, исполнял, никаких взаимоотношений, никаких конфликтов! И черт с тобой! Ты и без того мне не помогал. Но наше столкновение автоматически отсекло от меня Эвелину… Нет, ты никогда не сможешь понять, чего мне это стоило! Знать, что она рядом, и не иметь возможности видеть ее!
7
Потянулись томительные дни. Люди бездействовали. Восстановление моста и шоссейного полотна шло, как обычно, медленно.
Безделье на объекте стало входить в норму — большая часть рабочих предалась пьянству, другие играли в белот до захода солнца. Горанчев и Эвелина по-прежнему каждый вечер ходили в ресторан, но он воздерживался бывать там. Потом решил предпринять еще один удар: послать бригаду к мосту, в помощь группе дорожников. А инженера Горанчева назначил непосредственно отвечать за работы по восстановлению. Тот теперь был при деле: смотрел за рабочими, ездил в город, звонил по телефонам.
Заросший, переставший следить за собой, главный инженер сидел в комнате или перед бараком, напряженно думая и проклиная дожди, устроившие ему такой сюрприз. Неподалеку хлопотала Стаменка. Небебе, которая по его распоряжению осталась помогать на кухне, скользила, босая, по траве, бесшумно и безмолвно, как тень, боясь как-нибудь потревожить его или рассердить.
В тот послеобеденный час Васко так же сидел перед бараком, когда над горой загудел самолет. Он поднял глаза к небу, ясному, без единого облачка, и невольно позавидовал летчику, который, наверно, видел их из кабины самолета, спокойный, недосягаемый, мчащийся своей чистой синей дорогой. Стаменка вышла из кухни и тоже смотрела в небо, пока самолет не скрылся, оставив за собой белую полосу. Небебе расплакалась и убежала.
— Грустно, — сказала Стаменка и, может быть, для того, чтобы прогнать свои мысли, строго выговорила инженеру: — А тебе бы следовало побриться! Зарос, как монах!
— Не до бритья, — задумчиво отозвался Васко. И, помолчав, вернул женщину к недавнему страшному воспоминанию: — Тетя Стаменка, сколько времени прошло?
— Еще неделя, и будет сорок дней. Трудно пережить, сынок… Ну, будь другое время, будь война, хоть бы сердце дрогнуло, подсказало ждать дурной вести. А в наше-то время как это могло случиться? Могилы даже нет, чтобы сыночка оплакать.
— Ты сильный человек, — попытался подбодрить ее Васко, — за это тебя и любят…
— Сильная. Вся слабость моя в силе… Не знаю… — Васко прислушался: где-то снова раздался шум мотора. — Это грузовик, за рекой, — пояснила тетя Стаменка. — Там дорога хорошая, ей ничего не делается.
— Куда она ведет? — поинтересовался Васко.
— Уходит вверх, вон туда, и дальше через перевал. Ее делали для водохранилища, когда строили плотину… — подытожила она и ушла в кухню. «А может быть, и для нас!» — подумал про себя Васко и решил, что нужно пойти посмотреть ее.
Васко вышел на тропку, спускавшуюся к реке. Мысли его вернулись к Стаменке. Не прошло и недели с его приезда, как случилось это несчастье.
Однажды вечером вблизи лагеря он увидел Стамена. Сначала увидел мула; нагруженный и тихий, тот с виноватым видом стоял на тропинке, как бы извиняясь за что-то. Потом услышал рыдания. Муж Стаменки, который в бригаде исполнял обязанности завхоза-снабженца, корчился на земле, словно от боли в животе, и плакал: принес известие о трагической гибели их сына-летчика… Когда же дошел до них двоих, Стаменки и Васко, то собрался с духом и подал телеграмму, она вскрикнула лишь в первый момент, как попавшая в капкан волчица, но потом, словно в укор Стамену и другим, кто не мог сдержать слез, села на скамейку, опустила голову на грубо оструганный стол и будто забылась. А наутро они со Стаменом уехали в Софию.
Через три дня в лагере вновь уже пахло курбан-чорбой, Стаменка снова командовала, кому где сесть, кому чем помочь, снова за столом галдели наперебой, прося добавки. Она вновь была с ними, их тетя Стаменка, только уже совсем седая…
Теперь главная забота ее была о Стамене, ее вечно безмолвном муже. В этой семье природа явно что-то напутала: жену сделала мужем, а мужа — женой. Но гармония была налицо: сила духа и здоровый реализм бракосочетались здесь с робкой, чувствительной душой, склонной к тихой мечтательности и немного романтичной… После смерти сына этот большой и сильный человек сразу как-то сник, сжался, совсем притих. Он по-прежнему ездил в город, привозил продукты и почту, но делал это так бесстрастно и машинально, что начинало порой казаться, будто не он правит мулом, а мул им…
Инженер выбрался на дорогу по другую сторону реки. Остановился отдышаться и бросил взгляд туда, где дымила труба их кухни. Сосны закрывали лагерь, но сразу за ними и ниже виднелись плечи огромных решетчатых опор высоковольтки, рассекавших горизонт и зелень гор за ними. Пройдя еще пару километров, он вышел на большую поляну, заваленную уже почти сгнившими бревнами, кучами старой трухи, поленницами невывезенных дров. Ничего особенного, обычная лесоразработка, откуда вывозили дрова. Он пошел дальше и в ста метрах увидел забетонированную площадку с небольшим навесом над ней. Так он обнаружил заброшенную канатную дорогу.
Внезапная мысль пришла ему в голову, заворочалась, пока еще неуклюже и неясно, приковала его к этому месту. Он видел не одну канатную дорогу, но его вдруг удивило, как бревна вековых деревьев гладко спускаются с высокогорных вырубок и сплавляются вниз… Эти бревна не намного легче их секционных стальных деталей. А что, если эта канатная дорога действует и по сей день? …Мало-помалу мысль оформилась в ясную, четкую идею. Тут есть прекрасная дорога, там в данный момент никакой. Сюда спокойно доберутся многотонные грузовики, а отсюда… Нужно посмотреть и проверить! Как? С кем? Разумеется, с Горским! Прежде всего с ним!
Когда вечером они пришли с дядюшкой Крумом в павильон, обрадованные, окрыленные новой идеей, Эвелина первой их увидела и махнула им. Васко совсем забыл, что в это время они обычно бывают здесь. Ну да к черту! Сейчас его личные отношения с Горанчевым не имели никакого значения — как раз с ним-то и надо поделиться!
На этот раз он не поцеловал ей руку, сдержанно поприветствовал Горанчева. Горский тоже поздоровался. «Все такой же, со своей неизменной улыбкой». Сели за их столик.
— Последнее время вас совсем не видно, инженер Петринский! — улыбнулась Эвелина. «Она ждала меня!»
— Не мог, — смутился Васко, — буря… Этот мост… — Он подозвал Теофана: — Две сливовицы и что-нибудь на закуску!
— А, товарищ инженер! Форелька есть! Жареная!
— Чудесно! Случай того заслуживает, — крикнул Васко и прямо обратился к Горанчеву: — Есть для тебя новость! — Горанчев не проявил никакого интереса, зато Эвелина была начеку и поглядывала то на одного, то на другого. — Утром возьмем бригаду с моста и перебросим сюда. Я открыл заброшенную канатную дорогу, наверху, чуть в сторонке от трассы.