Характеристика
Шрифт:
— Да, я знаю ее, — сдержанно ответил Горанчев. Васко продолжал все так же возбужденно: они восстановят ее. Секции и другие детали можно будет возить дорогой по ту сторону реки, сгружать на поляне, где лесозаготовка, а оттуда переправлять по канатке.
— Что? Серьезно? — Горанчев чуть не подскочил.
— Вполне серьезно.
— Канатка, она в полном порядке, — робко вставил Крум. — Ее нужно только немного подремонтировать, и все…
— Да у нас ведь не бревна, дядюшка Крум! — резко оборвал его Горанчев.
— Я тоже считаю это вполне серьезным, — вмешалась Горанчева. — Мне кажется, это интересно, это выход, особенно если…
— Прошу тебя, Эви!
За столом наступило молчание. Хорошо, что в это время Теофан принес закуску и заполнил неловкую паузу. Запах жареной рыбы несколько разрядил атмосферу. Назревала конфликтная ситуация. Васко это чувствовал, но не собирался отказываться от боя. Тем более что за столом была она… Он настаивал на том, чтобы утром на следующий день с Горанчевым и Горским идти на канатку, смотреть место, бетонную основу катушки, стальной трос. А потом перейти на эту сторону, к трассе. Фундаменты обеих катушек необходимо укрепить… Горанчев заявил тогда достаточно твердо, что в подобной героико-романтической пьесе он играть отказывается — это не его амплуа. Васко принялся доказывать по новой, еще более обстоятельно. Как он не понимает? Если сделать, как предлагает Васко, через неделю их люди вместо того, чтобы строить мост, продолжат работу на трассе!
Горанчев отвечал краткими язвительными замечаниями, что называется, тучи сгущались, но ни один не имел намерения отступить. Васко извинился перед Эвелиной, что этот разговор вынужден вести в ее присутствии, но он не может понять упорства ее супруга. Горанчев просил не втягивать жену в эти глупости, вскочил из-за стола и сказал, что им пора идти. Эвелина, однако, не шевельнулась. Она считала, что еще слишком рано, и хотела остаться. Этого Горанчев не ожидал, и его улыбка, призванная было выразить снисхождение, на глазах превратилась в выражение беспомощности и примирения. От этой сцены дядюшка Крум почувствовал себя неловко и откланялся. Васко не стал его задерживать, так было лучше. Горанчев высказал удивление, что его жена вдруг проявляет интерес к их проблемам. Он явно снова собирался с силами. Не получив ответа от Эвелины, он обратился к Васко в обычном тоне — полусерьезно, полуиронически; сначала ухватит губами, а потом и зубами.
— Намерения коллеги самые благородные и высокопатриотические. У Петринского есть размах, даже в излишке. Только вот одного никак не понять — это его претензий любой ценой выделиться!
— Милый! — одернула Эвелина. — Милый, прошу тебя! — Но он только пожал плечами: ведь ей самой хотелось остаться! В таком случае потерпи. Потому что они с коллегой просто продолжают давно уже начатый спор. Она промолчала, и Васко стало обидно за нее…
— Да, коллега Петринский готов на любые жертвы, лишь бы свершить нечто выдающееся, изменить даже то, что уже невозможно изменить. Он пытался даже выпросить вертолет, да ему не дали. — Горанчев снова вошел во вкус и сам любовался своими издевками. «Где он только этому научился», — поежился Васко, но не уступал.
С того момента, как Эвелина настояла на том, чтобы они остались, раздражение Васко прошло. Он почувствовал, что в ее присутствии он неуязвим, что в какой-то момент она как бы встала между ними, как броня, безмолвная, но неодолимая защита. А Горанчев продолжал наносить удар за ударом. Называя его то «коллега Петринский», то «товарищ главный инженер», придавая своему голосу то металлические нотки, то мягкость — этим искусством он владел в совершенстве, — он просил Васко понять его правильно. Так же, как он понимал его. В его порывах есть что-то милое, красивое, он человек увлекающийся, рвущийся к действию, готовый к подвигам! Родись он немного раньше, непременно был бы героем какого-нибудь восстания, и сейчас где-нибудь уже белел бы маленький скромный памятник с его бюстом!..
Странно, в другой ситуации Васко за подобное хамство уже давно пересчитал бы ему ребра или съездил по смазливой физиономии. А тогда он удовлетворился тем, что ответил с усмешкой, что и живым чувствует себя прекрасно.
— Ладно! Я буду делать все, что ты прикажешь, поскольку я твой подчиненный. Но только с приказом, письменным распоряжением. Все это потребует большого труда и материалов, Петринский. У меня нет ни малейшего желания сидеть с тобой на скамье подсудимых и доказывать, чье вина больше, твоя или моя!
— Стареешь, Горанчев! — Васко и сам не понял, как это у него вырвалось. Но тот не растерялся:
— Да, я действительно старше тебя, лет на восемь-девять. Мы практически разные поколения.
— Ты меня не так понял! Твоя старость не в возрасте, а в другом: вот здесь и здесь! — И Васко коснулся пальцем головы и сердца.
Он встал, положил на стол пятилевовую бумажку, набросил шубу и подал руку Эвелине:
— Простите. Этот наш спор действительно стар как мир. — Потом повернулся к коллеге и самым деловым тоном припечатал: — Инженер Горанчев! Утром ровно в восемь прошу быть на объекте.
8
Как промелькнула еще одна неделя? Смеркалось и вновь рассветало. Вчера был понедельник. Следователь не вызвал. Наступил вторник. Сегодня не может не позвать… Будь на его месте Янева, она бы, конечно, не упустила ни один день. Она понимает, что значат для него эти дни одиночества, эти остановившиеся часы. А зачем, собственно, ждать? Ведь она здесь, с ним, внутри его!
Как там теперь, в горах? Наверное, все заморожено… Грешники продолжают грешить. Стаменка хозяйничает на кухне — внимательней и строже, чем когда-либо… Верча бесится и иногда ревет о нем… Динко продолжает обхаживать ее, и нет никого, кто бы ему составил конкуренцию. Горанчев сладко воркует со своей женой, гордый тем, что его философия оказалась вернее и жизненней, а Эвелина слушает его с еще большей досадой…
Впрочем, там ли еще Эвелина?
Строительство моста, очевидно, подвигается, а Горанчев, кажется, даже реабилитировал себя в министерстве, где у него оставались старые связи и знакомства…
Дядюшка Крум, верно, вертится возле строителей моста и следит, чтобы не переводили лес на пустяки… Теофан Градский не может пожаловаться на отсутствие клиентов — летнее время, вокруг много отдыхающих, а уж бригада всецело принадлежит ему…
Как могла случиться эта авария, как могла?.. Кстати, солдат, к которому спешила тогда Небебе, оказался вовсе не Руфад, нет. Руфаду отправили телеграмму в тот же день, Верча бегала в дом отдыха… И зачем он не отпустил тогда цыганку к ее мужу! Если бы ее не было на объекте в то утро, может быть… Может быть…
Сегодня вторник. Начало одиннадцатого. Почему старик не вызывает его? Неужели все же обиделся на его молчание? А если вызовет, что нового они скажут друг другу?.. Другое дело Янева! Будь она на месте усталого полуслепого старца, она сейчас в любом случае знала бы уже гораздо больше, чем тот… Решительная женщина эта его Янева, все, что надо, вытянула из свидетелей на допросах. Интересно, что они ей сказали. Стаменка, Горский, Эвелина?! Допрашивала ли Янева Эвелину? Что она могла сказать, что она знает о них, об их технических проблемах на объекте? Но она хорошо знает своего мужа! И что из того?