Характерник. Трилогия
Шрифт:
–Положено контролировать, сержант! – прапорщик наставительно поднял указательный палец вверх, потряс ним. – Переключай монитор на контроль цоколя.
–Понял!
И чего прикопался, старый мудель? Чего он там на том цоколе не видел?
На черно-белом экране появилось изображение коридора. У выкатной тележки с двумя кастрюлями и чайником на металлической столешнице, Друзь увидел двоих охранников, зрелых мужиков в серой униформе. Судя по всему, кормильцы успели уже оприходовать одно из двух занятых арестантами помещений, теперь направились ко второму.
Друзь перещелкнул тумблер и камера показала сидевшего на краешке откидного топчана Потеряшку. Казалось, инвалид о чем-то крепко задумался. Глядя на потешную картинку, сержант хмыкнул, заставив внимание прапора переключиться на блеклое изображение монитора.
–Надо же, – Титаренко удивился метаморфозе, – неделю назад пластом лежал, а сейчас как огурец, только голова вся в бинтах, а так уже на человека похож.
Прапорщик оторвался от изображения на мониторе, потянулся к телефонной трубке. По инструкции следовал быть доклад оперативному.
–Семен Петрович!
Голос помощника не понравился Титаренко.
–Ну? – спросил, скосив глаза на Друзя.
–Вон!
Сержант пальцем ткнул в монитор.
–Что за-а…?
Беззвучная картинка безапелляционно казала взору дежурных служебную непонятку.
Сначала оба «кормильца» почему-то суетились в тюремном помещении, казалось, совершенно не обращая внимание на арестанта, видимо орали друг на дружку, потом покинули помещение, оставив дверь нараспашку. Но самое интересное было дальше. Потеряшка неторопливо поднялся на ноги, смотав бинт с головы, комком бросил его на топчан. Подойдя вплотную к замаскированной телекамере, открытой улыбкой подмигнул им обоим. Подняв ладонь под самый глазок, сжал ее в кулак, при этом оттопырив средний палец, демонстрируя неприличный жест.
Засранец! Что же он творит? Издевается, гад!
Легкой походкой, совсем не похожей на передвижения инвалида, скользнул к двери, выглянул наружу, осмотрелся и выскочил в коридор.
Да, что же это такое? Куда смотрят балбесы-охранники?
Титаренко на операционном поле стола снова перещелкнул тумблер. Камера показала пустой коридор и бодрого Потеряшку, уверенно шагавшего по нему. Вот он уже пересек дверь поперечной решетки и прибавил ходу.
–Товарищ прапорщик!
Голос Друзя вывел Титаренко из транса, заставил действовать.
–Закрыть входную дверь на магнитный замок! – взяв себя в руки, распорядился дежурный. Нажав кнопку селекторной связи, скомандовал. – Дежурной группе, тревога! Побег заключенного с цокольного этажа. Всем прибыть на первый этаж административного здания! Комендантский взвод в ружье! Командиру взвода обеспечить оцепление внешнего контура периметра! Друзь, сопровождай передвижение объекта камерами слежения.
–Есть!
Такое в этих стенах было впервые. Дежурную группу на эти сутки возглавлял майор Лозинский. Восемь человек силовиков, вооруженных штатным оружием, рассредоточились в коридорах первого этажа, перекрыв лестницу вверх и вниз, они еще не представляли, с чем пришлось столкнуться. Комендантский взвод занял позиции в парковой зоне, в сторону здания ощетинился стволами. Иллюминация фонарей и прожекторов отбросила вечерние сумерки за пределы кованных решеток забора. После двадцати минут беготни и неразберихи, на маленьком пятачке парковой зоны неподалеку от центрального района города, наступило тревожное затишье, нарушенное лишь дважды. Оповещенный оперативный, сподобился прислать из управы на подконтрольный объект немногочисленное усиление, сделав это скорей для галочки, чем по делу. Ну и, меньше чем через полчаса, с момента поднятия тревоги, прискакали американцы. Титаренко узнал в них уже знакомых агентов ЦРУ. Амеров сопровождали четыре тройки профессиональных бойцов, прапорщик признал в них наемных волкодавов, о которых по Киеву ходило много слухов.
Силовая составляющая собравшегося общества разбрелась на поиск и захват беглеца. Все здание от цоколя до крыши безрезультатно прочесали по второму разу, хотя «пропажу» на мониторах заинтересованные лица периодически отслеживали. Щелкая тумблерами, Титаренко иногда натыкался на пробегавшую мимо камеры спину Потеряшки. Иногда везло больше, несколько раз камеры в переходах безмолвно фиксировали движение действующих лиц в расширенном составе. Вот в двух шагах от спокойно стоявшего под стеной беглеца, озираясь и контролируя территорию, прошла одна из троек американских наемников. В следующий раз, вооруженные до зубов двое белых и негр, пройдя встречным курсом, разминулись с ним, будто с невидимкой. Джеррард в ярости. До него никак не дойдет, почему все так плохо. Проклятые русские! Что они смогли выдумать, чего в Штатах не знали? Селенджер раньше за Сергеем таких навыков не замечал.
–Где он сейчас? – спросил он.
–Где-то в районе двести тридцатой – двести сороковой комнаты. – Подсказывает Титаренко.
–Ирвин, – обратился Том к коллеге. – Всех на второй этаж.
–Согласен. Парни, все на верх! Работаем второй этаж.
Он нажал на селекторе кнопку, по громкой связи, с сильным акцентом от волнения, предложил:
–Сдавайся, Сергей, останешься жить! На принятие решения у тебя не больше пяти минут.
Отключившись, скомандовал:
–Пошли!
В это время, сам Хильченков, тоже метался в круговом цикле коридоров второго этажа. Помня о том, что впереди у него неизвестность, свою энергию он расходовал экономно. На пути движения ему пришлось столкнуться с рядом трудностей, первая из которых, железная дверь, автоматически в силу привычки не брошенная настежь, а закрытая одним из бежавших охранников. В силу того, что не выздоровел полностью, провозился с ней минут пятнадцать, не меньше. И то сказать, нелегко далось из-под толщи перекрытия потолка, дотянуться своим сознанием, до мозгов туповатого представителя рода человеческого, офицера дежурной группы. «Мягкой лапой» ментального приказа, заставил спуститься в цоколь и отпереть злополучную дверь. Погрузив своего «помощника» в глубокий сон, бегом взлетел по лестнице, а оказавшись в широком проходе коридора, чуть не налетел на входивших толпой американцев, веером рассыпавшихся на площадке перед дверью выхода. Не повезло! Метнулся по лестнице на второй этаж, там и застрял, уже битый час лавируя перед камерами слежения и снующими туда-сюда вояками.
Пропустив мимо себя тройку наемников, он еще надеялся на то, что сможет покинуть здание не вступая в боевой контакт, но услыхав из динамиков оповещения персонала угрозу американца, решил в случае чего, не жалеть чужих бойцов. Он уже понял, его «ведут» камерами слежения. Нужно было еще раньше ослепить мониторы, да все как-то не хотелось поднимать шум, теперь деваться некуда.
Каждый характерник умеет брать силу от «земли» и от «неба», а потом эту силу использовать на расстоянии. Для Хильченкова это была не самая сильная сторона его «характерного» мастерства, но способность после этого выделить ладонью и кончиками пальцев «силу» и ударить нею на небольшом расстоянии, мог.
Когда за спинами боевой тройки, ни с того ни с сего, вдруг в дребезги разлетелась камера слежения под самым потолком, едва успел упасть на пол. Профессиональные бойцы ливнем пуль из автоматов осыпали пространство вокруг себя, наверное надеясь зацепить невидимку. Запах сгоревшего пороха распространился по всей дистанции коридора.
Ну, сами напросились!
Все девять дней, которые Хильченков провел в заточении, он осознано и даже находясь вне сознания, использовал Живу. Тогда его истерзанный организм находился в состоянии Лепы, состоянии в котором характерник запускает механизм самолечения. Поняв, что наступил день, когда необходимо линять из тюремного отстойника, организм привычно вошел в состояние Стана, состояние бойца в походе. Ощущение наполненности мышц силой, успокаивало и придало уверенности. Теперь же, столкнувшись лицом к лицу с врагом, нырнул в состояние Брань. Переход из Стана в Брань осуществлялся при помощи специального кодового «бранного» слова, связанного с боевой ситуацией, так донские казаки на поле брани вводили себя в боевое трансовое состояние. Такое слово в уме не произнесешь, толку не будет!
–Крепи-и! – неясное для них слово наемники услыхали из пустоты.
Очень краткой молитвой-заговором, Хильченков отдав вселенной добрую часть своей энергии, но и заставил свой организм экстремально действовать. Уцелевшая видеокамера на противоположной стороне стены, передала на монитор картинку происходящего на этаже. Оставшийся в дежурке с Титаренко и Друзем, Селенджер стал свидетелем того, как тройка наемников, казалось вдруг, встала в ступор, потом Мак-Калкин, двухметровый афроамериканец упустил на пол автомат, после чего выхватив из чехла нож, наотмашь полоснул Хантера по глотке. Не дожидаясь, когда тело товарища осядет вниз, развернулся к Перье, все еще находившемуся в заторможенном состоянии, шагнул к нему, и всадил клинок тому под подбородок. Оставив нож в теле француза, оттолкнул того от себя, неверной походкой, словно под воздействием наркотика, приблизился к Сергею, все еще лежавшему на полу. Лица негра с того ракурса, где крепилась камера видно не было. Все трое вздрогнули, когда Мак-Калкин медленно вытащил из нагрудной кобуры пистолет, приставив ствол к своему виску и произвел выстрел. Это был шок для всех троих. Фильм ужасов отдыхает. Поэтому все трое молча наблюдали за тем как арестант поднимался на ноги, метнулся к окну, и открыв его настежь, разглядывал внешнюю территорию периметра. Опомнились после того, как Сергей вернувшись к трупам, обзавелся пистолетом и фонарем из разгрузочного жилета Хантера. Еще миг и арестант вскочив на подоконник, сиганул вниз. При виде группы СБУшников и наемников во главе с Джеррардом, вбегающих в полосу охвата камеры, Том нажал кнопку селектора, волнуясь, на английском языке закричал в микрофон: