Характерник. Трилогия
Шрифт:
–Да, как! Пришел унтер-офицер, сказал что меня переводят на другое место. Вывел через главный выход и…
–Дежурную смену видели, когда вас выводили?
–Да. Их кто-то расстрелял. Унтер сказал, что действовали диверсанты.
–Ну, хорошо. Что было дальше?
–Дальше… Дальше повел меня в сторону автопарка. У меня еще тогда возникли сомнения, что ведет не в центр, а на периферию.
–Ну и вы?..
–Задал вопрос и получил по голове.
–Как?
–Отвлекся, а меня и приложили чем-то тяжелым.
–А дальше что?
–Пришел в себя связанным по рукам и ногам, под стеной какого-то строения. Развязался. Неподалеку воронка от снаряда, а в ней три трупа. Вернее, того, что осталось от людей после разрыва снаряда. Дошел до линии окопов. Дальше вы наверное знаете.
–Унтер-офицер
–Нет. Его точно не было.
–Вам придется у нас на какое-то время задержаться.
–Чего так?
–Нам нужно кое-что проверить. Видите-ли, часовой, охранявший потерну и выводной, были зарезаны примерно в то время, когда вы покинули каземат. Дежурная смена погибла. Ну и объект потом был взорван. Так что, не взыщите. – Повысил голос, позвал. – Конвойный! Увести.
Снова прежнее место сидения. Деревянный стеллаж на полкамеры, стены с поползновениями грибка, параша и тусклая лампа в плафоне, забранная в металлическую решетку. Романтика! Лежал накрывшись старой шинелью, анализировал события ближайших суток. Непонятно, выжил ли младший Хильченков, после атаки мамелюков разошлись их стежки-дорожки.
В это время Зимин, словно паук на паутине, подтягивал нити разного рода информации от сохранившихся источников внутри Мещер и извне. Анализировал, проверял, перепроверял, гонял жандармов как гончих псов на охоте. Допросная не пустовала. Очень недоставало поручика Померанцева, погибшего неясно при каких обстоятельствах. То ли шальная пуля сразила офицера, то ли выстрелил предатель, выцелив голову с дальнего расстояния. В жарких боях поручик участия не принимал и место гибели казалось вполне спокойным. Нда! Часть работы пришлось переложить на плечи подпоручика Павловского. Молод. Опыта еще не хватает, но на безрыбье и сам соловьем запоешь! Раньше привлекал все больше к делам не существенным, события позволяли, да и приглядывался к новому человеку. Молодой офицер попал в Мещеры Кубанские с пополнением. Пробился с боем через турецкие заслоны. И вот только теперь приходится пускать во все тяжкие.
Сопоставляя данные принесенные молодым офицером, обратил особое внимание на появление рядом с Кутеповым пресловутого унтер-офицера с описанием внешности. Нужно бы самому поговорить со странником, только вот время, время поджимает. Как бы не разбежались те из подозреваемых, кто выжил при нападении. Та-ак! Унтер-офицер из штабных. Позвонил.
–Волин, зайди.
Протянул вошедшему докладную с одним из допросных листов.
–Сходишь к столоначальнику кадрового органа, по этим приметам поищите унтер-офицера, если жив. Найдешь, ко мне его, только со всем бережением и осторожностью. Может быть опасен весьма.
–Слушаюсь.
Только ушел, а у ротмистра мысль возникла. А не может ли такого быть..? Потянулся к сейфу, ключом открывая малый, внутренний ящик. Ну и что он имеет? По возрасту подходит. Глаза голубые. Кутепов не зря в разведывательном органе служил, цвет глаз подметил. Совпадает. Рост тоже соответствует. Неужели?… Это была бы удача!
Секретный сотрудник, работавший под прикрытием в штабе одной из воинских частей в столице Порты, заплатив золотыми монетами, смог получить кое-какое описание внешности Художника у лечившего того после ранения врача. Сам врач отдал богу душу, да и сотрудник погиб при невыясненных обстоятельствах, а вот информация дошла до адресата. Лица Бояджи никто не видел, но под левой лопаткой значился шрам от осколочного ранения в виде маленькой буквы «V».
***
Кемал Экинджи уже и не вспоминал как его звали раньше, в какой земле он родился, а лицо той женщины, что была его матерью возникало в памяти тенью. Маленьким мальчиком попал в корпусную школу-интернат, где воспитывались янычары. Ум и сообразительность, с легкостью усваивавшийся язык противника, помогли ему выбраться из общих рядов и пройти обучение в закрытой школе разведки. Учили их русские учителя, натаскивали умению боя выходцы из той же России, волею судьбы закинутые в земли Высокой Порты. Даже много других предметов и умений вели славяне. Выпускник школы не должен чем либо отличаться от жителя северного царства. Еще будучи незрелым юнцом, Кемал подметил, сколь ненавистна родина самим русским,
Сразу после выпуска отдохнуть не дали. Да ему и ехать-то некуда было. Заброска прошла успешно. Легализовался. Стал входить в ритм жизни русского царства, добровольцем пошел в армию. Колчак, что в переводе «Браслет», так значился его псевдоним по сводкам в ведомстве турецкого Генерального Штаба. Представился случай и он оказался на юге, в забытом Аллахом, как говорят русские, медвежьем углу. Не так давно, он с пополнением добрался в Мещеры Кубанские. Унтер-офицер Каплин Иван Алексеевич, начальник секретной части первого гвардейского полка, штаб которого входил в объединенный штаб командующего, имел отдельный кабинет, заставленный десятком несгораемых сейфов, парой шкафов и рабочим столом, за которым он в данное время с яростью пользовал зашедшую с бумагами к мелкому начальнику, вольноопределяющуюся Люську, с которой у него состоялась не только служебная, но и тайная связь. Уцепившись в столешницу руками и опустив на нее полную грудь, Людмила закусив нижнюю губу изо всех сил старалась не стонать и не вскрикивать при каждом точке партнера в район чресел. Муж Людмилы, прапорщик Лукомский служивший в этом же полку, давно перестал удовлетворять ее женские потребности. После пережитой психологической травмы, когда из всего экипажа он один остался цел, прапор и на семейном фронте сломался, превратившись из «рысака» коим был раньше, в «гладиатора», что молодой бабе было явно не достаточно. Как нельзя вовремя подоспела помощь унтера. Крепкий, поджарый и сильный москвич, в плане постели не подкачал.
Когда любовники подходили к завершению основного процесса «работы с секретными документами» и бравый унтер под тихие причитания партнерши, был готов вот-вот поделиться своими «соками» с мохнатой норой женского молодого организма: «Еще! Еще! Миленький ты только не кончай!». В обитую металлом дверь секретки забарабанили кулаком.
–Каплин, откройте!
Люську переклинило, и ее организм дал сбой. Мгновенно сократившееся от избытка чувств, страха и еще непонятно чего влагалище, поймало в «сладкий» капкан мужика, что того волка сунувшего лапу в металлический силок охотника.
–А-а-а! – завыла в полный голос.
Снаружи услыхали и приняли правильное но скороспелое решение. Дверь содрогнувшись, не выдержала удара Матушкина, терского казака, еще с молодости осевшего на Кубани.
–Бу-бух!
Поднимая пылищу, дверь всем полотном приложилась о бетонный пол. Картина маслом повергла в шок Волина и троих казаков, скучковавшихся за спиной подхорунжего.
Прямо напротив двери, лицом ко входу, расставив широко полные голые ноги, в рубахе с погонами на плечах, в позе буквы «Зю» стояла баба с задранным на спину подолом форменной юбки. Из ее открытого рта лилась мелодия фальцета: «И-и-и-и!». За впечатляющими размерами, гладкой кормовой части тела «певицы», стоял унтер в упавших к полу штанах. Одна его рука придерживала за плечо женщину, вторая, приставя нож к горлу, в любой момент готова была «перехватить» ей глотку. Глаза на выкате, видно не ожидал такого поворота событий, да еще сработавший «капкан» и постоянное напряжение в жизни нелегала, сделали свое дело. На нервах заорал:
–Отошли! Отошли все! Дайте мне выйти, или клянусь Аллахом, я ее зарежу!
Волина пробрал смех. Представил. Он, что, ее перед собой по всему штабу толкать собрался? Только решил начать переговоры, да увидел как отпустившая бабенку рука, сунулась в близкий ящик стола и извлекая на свет божий гранату.
–Бах!
Глуша слух, над ухом прозвучал выстрел. Лоб унтера украсился культурной дыркой проделанной револьвером. Брызги красного цвета испачкали рубаху и голую, гладкую задницу теперь уже бывшей любовницы. Оглянулся.